Может, мыслил я, это и есть любовь, а ненависть - лишь одна из ее проявлений? Не знаю ответа на этот вопрос, да и не хочу отвечать теперь на него. Хотя бы потому, что уже слишком поздно.

Я убил ее.

Потому что слишком сильно любил. И еще по одной, куда менее заметной причине.

Варвара потеряла ребенка. Нет, я лгу, она уничтожила его, сделав аборт тогда, когда врачи уже пытались отговорить ее от рискованного шага.

Нет, не та причина. В другом, где-то в стороне от всех происходящих событий. Далеко в стороне.

На самом деле ребенок был только повод - жалкий и неубедительный. Никогда она не хотела его, но каждый использовал случившееся в своих интересах. Своеобразный джокер в розыгрыше споров.

Просто в тот день я вернулся с работы - поездки на конференцию - в хорошем настроении и пригласил жену проехаться куда-нибудь подальше от Москвы. Просто так, потому что погода была великолепная.

Она тут же согласилась. Накинув пальто, Варвара поспешила со мной вниз, к машине. Эту сцену и последующие за ней я могу рассказать со всеми подробностями, каждое двадцать второе число месяца они возвращаются ко мне.

По дороге, уже за городом, она хотела заняться любовью. Не знаю, что на нее нашло. Я... не то, чтобы я отказался, просто.... короче вышла ссора, одна из тех сцен бурной ярости, которая неизбежно охватывала нас.

Моим основным аргументом было то, что я управлял машиной и не мог сразу вот так все бросить и потом, надо же съехать с трассы в какое-то укромное местечко и...

Я воспользовался предоставленной мне возможностью сполна...

- Ну, я жду, - напомнила о себе Анна. Я вздрогнул, нехотя оторвавшись от пришедших воспоминаний и посмотрел на нее.

- Даже не знаю, что сказать, - пробормотал я, все еще испытывая на себе действие Варвары.

- Что? Да или нет. Этого вполне будет достаточно.

Но я успел собраться и покачал головой.

- Сегодня не могу.

- Завел другую, с которой поспокойнее, - это не вопрос, скорее утверждение, не требующее с моей стороны аргументов. Без злобы, простая констатация факта.

Объяснить или нет? Скорее, поймет или нет?

- У меня никого, уверяю тебя. Дело совсем в другом.

- Забыл меня? Вызываю комплекс неполноценности?.. Извини, Илья, но все у нас в прошлом, в самом деле, и я совсем не та, и ты совсем не тот. Просто мне захотелось на минутку вспомнить, что мы иначе представляли себе друг друга. Может, все же найдешь возможность?

- Дай сказать. Завтра, если ты не против. Сегодня... - я молчал мучительно долго, не зная, как высказать изводившее меня наваждение, день, когда Варвара...

- Не в состоянии забыть, да? - холодно произнесла она. Лицо Анны превратилось в каменную маску. - Епитимью на себя наложил на веки вечные? Мало показалось, а больше получить не от кого?

Она резко развернулась и зашагала к улице. Я, точно пригвожденный к месту, остался стоять у фонтана.

- Завтра, - невольно вырвалось у меня. Не знаю, услышала ли Анна мой голос, не оглянувшись, она подошла к тротуару.

Одного взмаха руки оказалось достаточно. Ехавшая в левом ряду машина, резко, так что взвизгнули тормоза свернула к ней и остановилась подле. Анна проворно нырнула на заднее сиденье, но дверь не закрыла.

- Я буду дома, - крикнула она, изменившимся сдавленным голосом. Адрес и телефон у тебя есть.

Дверь хлопнула, автомобиль сорвался с места и полетел по улице. Я остался один.

Один!

Беспомощно оглянувшись по сторонам, я увидел лишь двух каменных собеседников: Островского и Маркса, задумчиво разглядывающих меня с разных сторон площади.

В метро.

Нет, пустынные коридоры меня пугают; утром я довольно набегался в них в неизменном сопровождении Варвары. Лучше на Красную площадь, да, там всегда народ: туристы и любители пошататься по центру первопрестольной.

Пока я перебегал улицу, краем глаза заметил медленно движущийся от гостиницы "Москва" троллейбус.

Тоже выход. Я подождал, пока он подберется к остановке, и рванул в его чрево. Человек десять не меньше. Что ж, и то хорошо; значит, будем путешествовать вокруг Кремля и его окрестностей. Если только не сойдут на Лубянке. Все.

Мысль подкралась слишком поздно, двери хлопнули, выход был перекрыт. Троллейбус медленно тронулся, сотрясаясь на ухабах мостовой, точно страдающий болезнью Паркинсона, двинулся в дальний объезд Китай-города.

Повезло. Человек шесть сошло, в салон вошли еще трое, рассредоточиваясь в обеих секциях. Те, что вышли у метро, мгновенно растворились среди закрытых палаток и ларьков, нырнули в переход. На улице не осталось ни души, только здесь в металлическом нутре троллейбуса сидело несколько представителей самого странного в истории существовании Земли существа.

Слишком не торопясь, троллейбус спустился по Новой площади, остановился у перекрестка, напротив турагенств. (Осталось три человека, не считая меня. Все сидят в передней части салона) и подождав немного, двинулся по набережной, так же утомительно неспешно.

"Милый, я по тебе так соскучилась..".

Снова она.

Я вхожу в квартиру, обставленную просто и со вкусом. Когда она остается дома одна, то любит все менять, подгоняя под сегодняшнее настроение, двигать столы и стулья, менять местами диваны и горки, секретеры и тумбы. На этот раз она отодвинула стол от окна в гостиной и куда-то убрала все цветы. В спальне вроде все на месте.

"Думала, что твоя конференция кончится раньше".

Троллейбус ползет по набережной вдоль стены Кремля. Облетевшие деревья, уходя корнями в пожухшую траву, придают ей вид заброшенной когда-то очень давно. Обвалившаяся местами кладка, кое-как и кое-где заделанная, всюду мох, деревце, выросшее в одной из бойниц. Как оно умудрилось выжить там?

"Отличная идея милый. Сейчас соберусь. Я почти готова, вот только сполосну чашки. А ты не раздевайся пока, я быстро. Впрочем, кое-что можешь пока снять, ты же знаешь нас, женщин". Она смеется, демонстрируя ровные белые зубы.

Троллейбус неожиданно резко встал, перетряхнув пассажиров. Мотор замолчал, наступила тишина. Ни звука. Только далекий плеск воды, едва слышный, лениво стучащийся в каменную мостовую, воды Москвы-реки.

Хлопнула дверь, мы спускаемся и садимся в "Жигули". Варвара обнимает, целует меня, и машина трогается с места.

"Милый, включи радио. Так скучно".

С шелестом и скрипом двери закрылись, водитель вернулся на свое место, направив неожиданно оторвавшийся троллей на провод. Свет в салоне вспыхнул с новой силой. Загудел мотор, машина дернулась несколько раз и поехала. Еле слышный вздох облегчения.

Дорога бежит вдаль, разматываясь вперед черной лентой, все время обгоняя автомобиль на полшага. Мимо проносится деревушка, с маленькими огородиками, прилепившимися друг к другу избенками, колхозное поле, прибившиеся в друг к другу коттеджи, дачные товарищества и непочатые человеком лесные массивы. Последних заметно меньше. Я сворачиваю к мойке.

"Мне тоже хочется научиться водить. Ты мне никогда не учил этому, хотя я тебя, кажется, никогда и не просила. Это так приятно: чувствовать мощность, закованную в двигатель, прирученную послушную человеку. И управлять ею. Ты меня научишь когда-нибудь? Нет, не сейчас, пока я наслаждаюсь дорогой и в качестве пассажира".

Снова поворот. В свете окон виднеются деревья Александровского сада. На выезде из Кремля какой-то гаишник беседует с водителем дорогой иномарки. Тот растерянно разводит руками, пытаясь что-то объяснить. Новый поворот и сценка исчезает.

"Милый, я так хочу тебя; давай займемся любовью. Прямо здесь, сейчас. Останови машину".

Троллейбус останавливается на светофоре. Долго стоит, наконец дергается и едет.

"Я так долго тебя не видела, со вчерашнего, нет, позавчерашнего дня. Ты совсем не хочешь меня. Почему? Ты всегда хотел, когда я тебе предлагала".

Все. Свернув на Воздвиженку, машина остановилась. Я быстро выскочил наружу, следуя за немолодым мужчиной с дипломатом. Он торопливо скрывается в метро, спешит домой. Его там ждут, а меня нет. До полуночи мне торопиться некуда. Осталось совсем немного.