После поражения корпуса генерала Люка испанцы не могли в скором времени снова сосредоточиться, и для инсургентов открывалось обширное поле действия. Они могли пожалуй угрожать самой Гаване.

Инсургенты разместились по усадьбам, где их принимали, по большей части, довольно радушно, так как знали, что они не делают безобразий. Масео поддерживал среди своих самую строгую дисциплину.

Пленных всех обезоружили и отпустили на свободу. Раненые получили медицинскую помощь.

Масео расположил свои войска в треугольнике между деревнями Сан-Хуан и Канделярия и городом Сан-Кристобаль.

Тылом он оперся на горный хребет Сьерра-до-лос-Органос и таким образом оградил себя от обходного движения испанцев. Для главного штаба он отрядил Карлоса отыскать гациенду побольше и такую, чтобы ее можно было хорошо укрепить.

Карлос хотя и не совсем еще оправился от ран, но во всех последних сражениях участвовал, не щадя себя, и был теперь очень утомлен. Он едва мог держаться в седле в тот момент, когда его взвод остановился у ворот намеченной им гациенды.

Один из всадников заметил:

– На гациенде испанский флаг. Здесь не скрывают своих симпатий.

Карлос взглянул на флаг, пожал плечами и постучался в ворота эфесом своей сабли.

Явился слуга и спросил, что угодно.

– Мне нужно видеть хозяина.

– Его нет дома.

– А кто же дома?

– Сеньорита.

– В таком случае, доложите сеньорите, что ее желает видеть офицер республиканской армии.

Слуга ушел и скоро вернулся.

– Пожалуйте, ваше превосходительство. Сеньорита вас просит.

Карлос улыбнулся по поводу титула «превосходительство» и пошел за слугой, который провел его в обширный зал. Солдаты Карлоса остались во дворе.

Вдруг раздались одновременно два изумленных возгласа, в которых слышалась также и радость.

– Кармен!.. Вы!.. Здесь!..

– Карлос!.. Вас ли я вижу!..

Они кинулись было друг к другу, но на полпути остановились. Одна и та же мысль пришла им в голову. Они оба побледнели и замолчали.

Наконец храбрый полковник, не боявшийся неприятельских пуль, робко заговорил:

– Видите ли, сеньорита… Ваша усадьба находится в центре наших операций… Я явился от имени нашего генерала требовать помещения для нашей главной квартиры…

– О, Карлос, я знаю – вы честные враги. Я вам готова довериться.

– Вы здесь одна?

– Одна, с прислугой. Отец полагал, что оставляет меня в полной безопасности. Я уже с неделю не получаю о нем никаких известий.

– Могу вас уверить, что он жив. Да, Кармен, я его видел, но избегал с ним близкой встречи…

Кармен подняла на него свои большие голубые глаза и прошептала:

– Я знаю, что инсургенты всегда щадят моего отца; я знаю, кому я этим обязана. Мне передавали об этом пленные… О, какая ужасная вещь эта война!.. Все время я должна дрожать за отца и за жениха…

– За жениха, Кармен? – вскрикнул Карлос. – Вы говорите, за жениха? Неужели невзирая на вражду, на войну, вы не забыли своего старинного друга?.. Ведь уже два года прошло.

– Да, два ужасных года… Ваш отец погиб за это время… Я плакала о нем и молилась… Как хорошо, что при вас осталась Долорес…

– Она сейчас здесь будет.

– Я очень рада, что увижусь с ней. Я ее люблю от всего сердца.

– А между тем, Кармен, все ваши симпатии на стороне испанцев.

– Что ж такого? Я не сочувствую вашим идеям, но люблю все благородное, честное, великодушное.

– Если бы все ваши друзья так рассуждали, Кармен, то война давно бы закончилась. Если бы вы только знали, как мало мы требуем и чем готовы довольствоваться!

Молодая девушка добродушно улыбнулась и перебила полковника:

– Это уже политика, мой друг, а я не желаю говорить с вами о политике… Тем более, что я теперь в сущности пленница, сдавшаяся на милость победителя.

– Который будет, конечно, вполне великодушен, – в свою очередь улыбнулся полковник.

– И первая моя просьба к нему – это оставить на доме испанский флаг рядом с тем, который будет вывешен.

– Извольте, Кармен; ваша просьба для меня закон, хотя я боюсь, как бы не вышло тут какого-нибудь недоразумения.

Молодая девушка подала ему свою руку и сказала:

– Ну, любезный враг, отправляйтесь теперь к своему генералу, а я распоряжусь всем для вашего приема.

Молодой человек взял протянутую ему руку и поцеловал, припав на одно колено. Он был бледен и взволнован.

– Благодарю, дорогая!.. – проговорил он. – Благодарю за все! Если я буду убит, я умру со сладким сознанием, что при жизни был любим вами.

– Если ты будешь убит, я не переживу этого! Я умру с горя!

Карлос Валиенте быстро встал и пошел к своим солдатам, которые начинали уже волноваться. Полковника провожал тот же слуга, который встречал его. Теперь этот слуга бросал на него злобные взгляды. Это был старый дворецкий дона Мануэля, преданный своему господину как собака и разделявший все его предрассудки. Он узнал Карлоса и подслушал его разговор с Кармен.

«Ага, друзья мои! Да вы тут затеваете, кажется, любовь! – злобно думал дворецкий. – Погодите, голубки мои нежные! Погодите! Вам не очень-то это удастся. Мы примем это к сведению и кое-что сами предпримем… Погодите!»

Фрикетта, Долорес и Пабло поместились вместе с штабом Масео в гациенде дона Мануэля. Там же поместился и доктор Серрано, личный врач главнокомандующего инсургентов. Он вообще никогда не расставался с Масео, с которым был очень дружен. Это был очень знающий и опытный врач, горячо любивший свое дело, и в то же время храбрый солдат. Он одинаково хорошо владел конем, мечом и ланцетом. Черты лица его были правильны и энергичны, но его портил бегающий взгляд его глаз, никогда не смотревших прямо, а все по сторонам. Глаза доктор Серрано закрывал всегда дымчатыми очками. Фрикетта почему-то сразу почувствовала к нему недоверие и впоследствии не особенно жаловала его. Долорес тоже чувствовала к нему отвращение и никак не могла понять, за что к нему так привязан Масео. С другой стороны, Карлос, видавший Серрано за делом на поле битвы и на перевязочном пункте, чувствовал к нему большое уважение и постоянно подчеркивал это.

Донья Кармен произвела на Серрано сильное впечатление, но он скрыл свои чувства и любовался несравненной красотой молодой девушки украдкой, стараясь погасить пламя, невольно загоравшееся в его глазах.

«Так вот кого полковник Агвилар обещал в жены тому, кто предаст испанцам Масео! – думал доктор. – Да, он знаток человеческого сердца!»

Так прошли первые сутки.

Радуясь свиданию с Долорес, Кармен почти все время проводила с ней и с Фрикеттой. Она видела, что дворецкий Кристобал усиленно шпионит за ней, но не обратила на это никакого внимания. Она не опасалась его ненависти к инсургентам, так как знала, что Масео и его офицеры, при всей своей храбрости, очень осторожны.

В особенности берегся Масео, успевший за время восстания получить в сражениях двадцать три огнестрельных раны. Он никогда не спал ни на кровати, ни в доме, а подвешивал где-нибудь на деревьях или на столбах гамак. Спал он всегда по-жандармски, одним глазом, и при малейшем шорохе просыпался. Отравить его тоже было трудно, потому что он отличался изумительной умеренностью, ел мало, один только раз в день, да и то пищу самую спартанскую, совершенно не пил вина и не курил табак. Даже кофе не пил. Своих людей он знал всех в лицо, знал, что каждый из них делал, и входил в каждую мелочь.

Но на всякого мудреца довольно простоты: он не заметил, как его доктор влюбился в донну Кармен; не заметил и дружбы, вдруг возникшей между доктором Серрано и дворецким Кристобалем.

А между тем эти два человека, то есть доктор и дворецкий, поняли друг друга с первого взгляда, с первого слова.