– Ваня, — Маша посмотрела мне в глаза. — Перед тем, как я полезу на это дерево, дай мне кинжал.

– Ты что? — испугался я.

– Если не выйдет… я тоже без тебя не смогу.

Я молча снял ножны с оружием, она сунула кинжал за пояс.

– Я люблю тебя, Ваня.

Поцелуй был долгим. Наконец, я оторвался от ее губ — с трудом, надо сказать. Может, это окажется последним нашим поцелуем.

– Я люблю тебя.

Она кивнула. Я успел помочь ей взобраться на дерево — настолько высоко, пока держали ветки — и привязаться там прежде, чем тело скрутило знакомой судорогой, а разум угас, уступая место зверю.

Кощей появился довольно быстро — зверь только успел обойти кругом дерева и убедиться, что до этой добычи ему не добраться, но, судя по запаху, приближается новая. Колдун окинул взглядом поляну, Марью на дереве и оскалившегося волчару.

– Так вот в чем дело… — начал было он, беря наизготовку меч. Закончить фразу он не успел — зверь прыгнул, уворачиваясь от взлетевшего навстречу клинка и клыки впились в горло.

Утром я открыл глаза, как всегда словно выныривая из кошмарного сна. На поляне лежал труп, обглоданный едва ли не до чистого костяка. Вспомнил, что творил этой ночью зверь и едва удержался от рвотного спазма.

– Ваня, помоги мне слезть — раздалось сверху.

Пока я помогал ей спускаться, он старательно избегала моего взгляда.

– Ты все видела? — спросил я уже на земле.

Она вздохнула:

– Видела. Когда вернемся, прикажу навесить еще пару замков на двери в подвал.

– Маша, — хрипло сказал я. — Если ты не можешь жить с таким, я пойму. Я бы, наверное, не смог.

Она помолчала, глядя в сторону.

– С волком — не могу, — сказала она наконец, а я внутренне сжался, в ожидании непоправимых слов, — Раньше я не видела такого… С волком я жить не могу, и без человека тоже жить не могу. Поехали домой, Ваня, — устало проговорила она. — Там разберемся.

– А что было потом? — спросила девушка, сидящая напротив.

Я невесело усмехнулся:

– Стали они жить-поживать, добра наживать.

– Ясно. — Она поднялась из-за стола. — Спасибо за сказку. До скорого… оборотень.

Я повертел в руках бокал, бездумно глядя в пространство. Потом… А, собственно, что потом? Вечной любви не бывает, как не бывает вечности. И вечной памяти тоже. Были и другие женщины, и другие сказки. Да только нет-нет, а вспомнится.

Кощей Бессмертный скучал.

Правду молвить, последние веков пятнадцать это было его обычным состоянием. «Пойти, что ли прогуляться» — лениво подумал он и скривился, вспомнив, что не выходил из своего дворца веков пять и, значит, придется сперва расчищать завалы в лесу перед воротами. Нет, конечно, сам он давненько мог обходиться без столь примитивных методов передвижения. Но, не ровен час, телепортируешься туда, где за последнее время появилась какая-нибудь деревня — люди стали плодиться совсем безудержно — хлопот потом не оберешься. Ножками-то оно надежнее.

Он уже почти решил, что сперва выпустит дракона, чтобы тот расчистил ворота, когда в окно постучали.

— А вот и гости пожаловали,- хмыкнул Кощей. — Заходи, старая.

В распахнувшееся окошко влетела огромная ступа. Сидевшее в ней существо панически боялся весь мир. Сам Кощей тоже боялся. В давно прошедшие времена.

Гостья вылезла из своего средства передвижения, кряхтя и опираясь на помело. На секунду черный балахон распахнулся, продемонстрировав костлявую конечность.

— Ну хоть косу-то свою не доставай, — ухмыльнулся Бессмертный, — Чай, не крестьян пугать пришла.

— Да привыкла я к ней, — извиняющимся тоном проскрипела старуха, извлекая из недр ступы внушительных размеров литовку. — В таврели сыграем?

Из воздуха на небольшой столик перед ними плавно опустилась клетчатая доска, выстроились фигуры.

— Слушай, смертушка, — поинтересовался Кощей лениво делая очередной ход, — Когда ты придешь не ко мне, а за мной?

— Не дождешься, — хмыкнула старуха. — Сам заклятье составлял. Чтоб ни оружие, ни яд, ни огонь, ни вода не брали. Мало тебе было века темного эльфа, так еще и неуязвимости захотел. Получай теперь.

— И сколько тысячелетий ты будешь тыкать меня носом в эту ошибку?

— Ну, если уж так жить надоело... От магии у тебя защиты нет.

— А то не знаешь — себя заклятьем убить нельзя. — Кощей тоскливо вздохнул. — Скучно мне. Раньше хоть герои прибегали — все воплощением зла объявляли, расправиться пытались. А сейчас и те не заглядывают. Расскажи хоть, что на свете делается.

— Василиса замуж выходит.

— Царевна Светлых? — изумился Кощей.

Гостья кивнула.

— А мне, значит, отказала… Припомнить ей, что ли?

— Оставил бы ты детишек в покое. Это я тебе по доброте душевной советую.

— Ага, по доброте…

На некоторое время воцарилась тишина, прерываемая лишь стуком фигур.

— Придумал! — завопил вдруг Кощей.

— Ну, наконец-то. — Всплеснула руками старуха. — Я уж думала, не догадаешься. — Она помолчала. — А не струсишь в последний момент?

— Нет. Скучно мне, смертушка, — жалобно сказал он. — Тоскливо. К своим хочу. Проводишь?

— Ну, как знаешь. Чем смогу, помогу. Только потом, чур, пеняй на себя…

— Этим я сейчас и занимаюсь...

Вечером, по старой привычке Кощей достал кувшин вина. Пил, меланхолично глядя на закат, и вспоминал. Ведь были же времена…

Были времена, когда этим миром правили эльфы. На появившихся из ниоткуда людей вначале не обратили внимания. А потом оказалось поздно. Молодая, настырная, беспрерывно плодящаяся раса начала вытеснять старых хозяев. Светлые нашли способ открыть врата миров и попросту ушли, Темные сдаваться не пожелали. И проиграли, несмотря на всю свою магию — старшую расу просто задавили числом.

Вот в те-то незапамятные времена молодой тогда Кощей и составил заклинание, ставшее роковой ошибкой. Так он и остался последним.

Впрочем, была еще Василиса. Никто не знал, почему младшая дочь государя Светлых отказалась уходить. Никакие уговоры не помогли — царевна упорно твердила что-то про милосердие, великие знания, которые не должны пропасть втуне. Отчаявшись справиться со своенравной дочуркой, отец предоставил ей свободу воли — переход нельзя был совершить насильно. Какое-то время о ней не было ни слуху, ни духу, потом она объявилась в качестве королевны одного маленького государства. Колдуньи. И с тех пор так и правила им. Василиса Премудрая. Или Прекрасная — кому как больше нравилось.

Кощей вспомнил ее ледяную усмешку: «Даже если я когда-нибудь сойду с ума и решу выйти замуж, ты будешь последним о ком я вспомню, Темный» И это после того, как он со всей душой… просто потому, что раз уж их осталось всего двое бессмертных, надо держаться вместе… Коротка же память девичья. Гораздо короче памяти оскорбленного мужчины.

— Ладно, — сказал Кощей, одним махом осушая бокал, — Будет вам, детишки, медовый месяц.

Предстояло много работы.

Иван был не в духе. Правду молвить, последние лет пятнадцать, это было его обычным состоянием. С тех пор, как он осознал обязанности, накладываемые происхождением. Царевич, будь оно все неладно. Родился бы у нормальных людей, сидел бы сейчас, летописи разбирал, да свои составлял. А тут то пиры — послов принимай, то походы. Государственная необходимость, елки-палки. «Отречься, что ли» — иной раз с тоской думал он. И того было нельзя — единственный сын, понимать надо. Кто после смерти родителей корону примет, как не он?

Даже невесту ему батюшка выбрал. Перечить Иван и не пытался — себе дороже. Он, правда, сильно надеялся, что ему откажут — Василиса слыла весьма разборчивой невестой. Не отказала. А заглянув в огромные синие глазищи, Иван понял, что другой невесты уже и не пожелает.

Все было оговорено, полным ходом шли приготовления. И вот, накануне свадьбы, Иван снова затосковал. Списав это на обычную хандру жениха перед свадьбой он просто накушался в зюзю.