Мэттью кивнул, но он наклонил голову к пальто Джейми и остался там на мгновение. Мэттью никогда не думал, что Аластер может ревновать отца Джеймса. Он не мог представить, что ревнует к чьему-то папе. Имея лучшего папу, Мэттью был совершенно доволен им.

Если бы только он мог быть полностью уверенным в том, что Генри был его отцом.

* * *

Рано утром Мэттью не оставил флакон фейри и опрокинул каплю в клюквенные булочки своей мамы. Булочки получились пухлые, золотые, и вкусно пахнущие.

— Ты лучший мальчик в Лондоне, — сказала Кук, поцеловав Мэттью.

— Я полностью эгоистичен, — заявил Мэттью. — Потому что я люблю тебя, Кук. Когда мы поженимся?

— Да ладно тебе, — сказала Кук, угрожающе размахивая деревянной ложкой.

Когда Джейми был маленьким мальчиком, у него была своя любимая особенная ложка. Семья всегда вспоминала об этом. Это смущало Джейми до смерти, особенно когда дядя Габриэль дарил ему ложки на семейных собраниях. Отцы думали, что всякие жалкие шутки были хорошей идеей.

Джейми хранил эти ложки, которые дарил ему дядя Габриэль. Когда его спрашивали почему, он отвечал, что это потому, что он любил своего дядю Габриэля. Джеймс мог говорить такие вещи с искренностью, которая могла опозорить бы кого-либо еще.

После того, как Джеймс сказал это, дядя Уилл громко спросил, в чем смысл иметь сына, но дядя Габриэль выглядел тронутым. Дядя Габриэль любил Анну и Кристофера, но Мэттью не был уверен, что он полностью понимает своих детей. Джеймс очень напоминал свою тетю Сесили и очень старался быть сумеречным охотником, в то время как Кристофер, возможно, не знал, что кто-то из них даже был сумеречным охотником.

Дядя Габриэль особенно любил Джеймса. Конечно, кто же его не любил? Мэттью украл ложку, чтобы отдать Джеймсу.

— Полагаю, что это для какой-то абсурдной шутки, — сказал Чарльз Буфорд, когда он увидел ложку за завтраком. — Я бы хотел, чтобы ты повзрослел, Мэттью.

Мэттью подумал об этом, а потом показал Чарльзу язык. Его щенка не пустили на завтрак, потому что Чарльз Буфорд сказал, что Оскар негигиеничен

— Не буду, — сказал Мэттью. — Я не могу выдержать напряжение, от которого никогда не оправлюсь.

Мать не улыбалась его театральности. Она смотрела на свою чашку, по всей видимости, сильно задумавшись. Его отец наблюдал за ней.

— Мистер Гидеон Лайтвуд придет проводить тебя в Идрис сегодня утром? — спросил Мэттью и подтолкнул тарелку с булочками к своей матери.

Мама взяла булочку, щедро намазала маслом и откусила.

— Да, — сказала она. — И я буду благодарна тебе, если ты будешь вежливым с ним на этот раз. Ты понятия не имеешь, Мэттью, насколько я…

Мама перестала говорить. Ее маленькая рука подлетела ко рту. Она вскочила на ноги, как будто пытаясь принять меры в чрезвычайной ситуации, как делала всегда. Под испуганным взглядом Мэттью, слезы мерцали в ее глазах и внезапно пролились двумя длинными, яркими следами по ее лицу. В утреннем свете Мэттью различил слабый оттенок фиолетового в ее слезах. Затем она рухнула, ее волосы выпали из ее аккуратного пучка, ее серые юбки пышно расстелились на полу.

— Шарлотта! — воскликнул отец.

Генри Фэйрчайлд использовал все виды хитроумных приспособлений, чтобы передвигаться, но на семейных завтраках у него был обычный стул. Но это не имело значения. Он просто быстро оттолкнулся от стула, чтобы добраться до Шарлотты, и сильно упал на землю. Он даже не заметил, что упал. Вместо этого он полз на локтях к неподвижной куче, которая была мамой, болезненно волоча свое тело по ковру, пока Мэттью смотрел, замерев от ужаса. Он дотянулся до мамы и обнял. Она всегда была такой маленькой, но теперь она выглядела как маленькой ребенок. Ее лицо было все еще белым, как лицо мраморных бюстов в гробницах примитивных.

— Шарлотта, — пробормотал папа, словно молился. — Дорогая. Пожалуйста.

— Мама, — прошептал Мэттью. — Папа. Чарли!

Он обратился к своему брату так, как когда он был маленьким, когда он следовал за Чарли повсюду и верил, что его брат может сделать что угодно в мире. Чарльз вскочил со стула и начал кричать о помощи. Он обернулся в дверном проеме, глядя на своих родителей с жалким выражением, которое было очень непохожим на него.

— Я знал, что так будет, эти переносы туда и обратно из Лондона в Идрис, чтобы Мэттью мог быть рядом со своим драгоценным парабатаем…

— Что? — спросил Мэттью. — Я не знал. Клянусь, я не знал…

Кук появилась в дверях на крики Чарльза. Она ахнула:

— Миссис Фэйрчайлд!

Голос Мэттью дрожал.

— Нам нужен брат Захария.

Брат Захария знал бы, что дать маме, и что делать. Мэттью начал объяснять, что плохого он сделал, но потом раздался шум от Шарлотты, и комната затихла.

— О, да, — слабым голосом сказала мама. — О, пожалуйста. Позовите Джема.

Чарльз и Кук выбежали из комнаты. Мэттью не смел подойти к матери и отцу. Наконец, после долгого и страшного времени пришел Брат Захария, в плаще пергаментного цвета, обвивавшимся вокруг него, как мантия, пришел для вынесения решения и наказания. Мэттью знал, что закрытые глаза Брата Захарии все еще видели. Он видел Мэттью и его грешное сердце.

Брат Захария наклонился и взял мать Мэттью на руки. Он унес ее. Весь день Мэттью слышал звуки прибытий и уходов. Он видел, как карета из Лондонского института чуть не врезалась в дверь, и появилась тетя Тесса с корзиной лекарств. Она изучала магию колдунов. Мэттью понял, что им были нужны Молчаливый Брат и маг, и они все еще не могли спасти его мать.

Чарльз не вернулся. Мэттью помог отцу вернуться на стул. Они сидели вместе в зале для завтрака, когда свет из сияния утра превратился в пламя дня, а затем исчез в тени вечера. Папино лицо выглядело вырезанным из старого камня. Когда отец наконец заговорил, он подумал, будто папа умирает изнутри.

— Ты должен знать, Мэттью, — сказал он. — Твоя мама и я, мы были…

Разделение. Окончание нашего брака. Она полюбила другого.

Мэттью был готов к ужасу, но когда он услышал ответ, это было хуже, чем он мог себе представить.

— Мы были в ожидании счастливого события, — сказал папа с комом в горле.

Мэттью уставился на него с полным недоумением. Он просто не мог понять. Это причинило бы слишком много боли.

— Нам с твоей мамой пришлось подождать некоторое время Чарльза Буфорда и тебя, и мы подумали, что вы оба стоите ожидания, — сказал отец, и даже в ужасе он попытался улыбнуться Мэттью. — На этот раз Шарлотта надеялась на дочь.

Мэттью подавился своим ужасом. Он думал, что больше никогда не скажет ни слова и не съест ни кусочка. Он бы задыхался от ужаса годами.

Мы думали. Мы были в ожидании.

Было совершенно ясно, что отец был уверен, и имел основания полагать, что его дети были его.

— Мы были обеспокоены, так как ты и Чарльз оба теперь довольно взрослые, — сказал Генри. — Гидеон, молодец, танцевал с Шарлоттой во время встреч в Конклаве. Он всегда был другом вашей матери, поддерживал именем Лайтвуда, когда она нуждалась в поддержке, советовал ей, когда она желала хорошего совета. Боюсь, я никогда по- настоящему не понимал работу Института, не говоря уже о Конклаве. Твоя мама просто чудо.

Гидеон помогал матери. Мэттью был тем, кто напал на нее.

— Я подумал, что мы могли бы назвать ее Матильда, — сказал отец медленным, грустным голосом. — У меня была двоюродная бабушка Матильда. Она была очень стара, когда я еще был молод, а другие парни дразнили меня. Она давала мне книги и говорила, что я умнее любого из них. У нее были великолепные маслянисто-белые волнистые волосы, но когда она была молода, они были золотые. Когда ты родился, у тебя уже были самые дорогие светлые, спускающиеся на лоб локоны. Я назвал тебя в честь тетушки Мэтти. Я никогда не говорил тебе, потому что думал, что ты не захочешь быть названным именем леди. Ты уже многое пережил из-за своего глупого отца, и из-за тех, кто придирается к твоим матери и парабатаю. Ты все так изящно переносишь.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: