6.

В среду, 24 ноября нам стояло бы изрядно попотеть, поскольку дело не сдвинулось ни на йоту. К полудню "Пост" опубликовал приблизительные цены, установившиеся утром, но все они здорово упали, а ДОУ даже опустилась до отметки 798,63. Однако, вся пятерка моих акций за вторник и среду понемногу лезла вверх, так что, скорее всего, я не прогадал. Я получил уже четыре целых с "Бучера", два - с "Натомака", пять - с "Левитса", два - с "Диснея" и три четверти с "И. Г. и Г.", и даже если бы до расценок, обещанных газетой за первое декабря, было еще ползти и ползти, то в любом случае, это лучше, чем оказаться в накладе, к тому же этот "ошеломительный двухдневный скачок цен" пришелся на конец месяца. Может, все еще выйдет как надо. "Виннебаго", "Трансамерика" и "Ксерокс" тоже чуть тронулись вверх. Завтра биржа закрывается по случаю Дня Благодарения.

7.

День Благодарения. Мы отправились к Несбитам. Считается, что Благодарение полагается справлять со своими родственниками: родителями, тетушками, дядюшками, кузинами и так далее, но в новых районах это невозможно, поскольку все съехались сюда черт знает откуда, и поэтому нам пришлось есть индейку со своими соседями. Несбиты пригласили Фишеров, Харрисов, Томассонов и нас, и всех детей, разумеется, тоже. Большая шумная компания. Фишеры сильно запоздали, так запоздали, что мы уже начали волноваться и собирались было послать кого-нибудь, выяснить, что там приключилось. Короче говоря, уже пришло время подавать индейку, когда они заявились, и глаза Эдит Фишер были красные и опухшие от слез.

- Боже мой, боже мой, - причитала она. - Я только что обнаружила мою старшую сестру мертвой.

Мы принялись осыпать ее обычными бестолковыми вопросами, типа болела ли она; где жила и от чего скончалась? А Эдит всхлипнула и сказала, что не имела в виду, что та уже умерла, а что собирается умереть в следующий вторник.

- В следующий вторник? - спросил Томми Несбит. - О чем ты? Я что-то не понимаю, как ты узнала об этом сейчас. - И тут он вдруг запнулся и понял, как впрочем, поняли и все остальные. - Оx, пробормотал Томми, - газета...

- Да, газета, - подтвердила Эдит, громко всхлипнув.

- Эдит читала сообщения о смерти, - объяснил Сид Фишер. - Бог весть зачем она просматривала их так внимательно, и вдруг ужасно вскрикнула и сказала, что встретила имя сестры. Внезапный сердечный приступ.

- У нее было больное сердце, - сообщила Эдит. - За этот год у нее уже было два или три тяжелых приступа.

Льюис Томассон подошла к Эдит, обняла ее, прижала, как умела делать только Льюис, и сказала:

- Эдит, это конечно, естественно, что ты испытала ужасное потрясение, но ты же знаешь, что рано или поздно это случится и никуда от этого не денешься, а к тому же бедная женщина больше не будет так тяжело страдать.

- Но неужели ты не понимаешь, - всхлипнула Эдит, - что сейчас она еще жива, и, может, если я позвоню по телефону и попрошу тотчас же лечь в больницу, все обойдется? Они используют интенсивную терапию и подготовятся к приступу задолго до его наступления. Только смогу ли я объяснить ей как надо? Да и что я скажу? Что прочитала в газете за будущую неделю о ее смерти. Она подумает, что я рехнулась, посмеется и не обратит на меня внимания. Или может, это ее вконец доконает и, благодаря мне она тут же грохнется замертво? Что мне делать, Господи, что мне делать?

- Ты можешь сказать, что это предчувствие, - посоветовала моя жена. - Очень яркий сон, который тебя насторожил. Если твоя сестра хоть капельку верит в подобные вещи, она решит, что не плохо бы показаться врачу, и тогда...

- Нет, - оборвал Майк Несбит. - Ни в коем случае не делай этого, Эдит. Потому что они все равно не смогут ее спасти. Невозможно. Они не спасут ее даже когда наступит время.

- Но пока оно не пришло, - сказала Эдит.

- Что касается времени, то оно уже пришло, - возразил Майк, потому что у нас имеются газеты, описывающие события 30 ноября в прошедшем времени. Поэтому мы знаем, что твоя сестра должна умереть и, фактически, уже мертва. Этого не избежать, потому что так говорится в газетах, и, если мы допустим, что газета подлинная, то говорится в ней о реальных событиях, и ничего тут не поделаешь.

- Но моя сестра... - пробормотала Эдит.

- Имя твоей сестры уже значится в списках умерших. Если ты сейчас вмешаешься, то только причинишь ее семье ненужные волнения и заботы, и это ничего не изменит.

- Как ты думаешь, это ничего не изменит, Майк?..

- Будущее изменить нельзя, - сказал Майк. - Для нас события будущего так же незыблемы как любое событие прошлого. Мы не смеем играть в изменение будущего раз о нем уже напечатано и прочитано в газете. Насколько мы знаем, будущее напоминает карточный домик. Если мы вытянем одну из карт, скажем, жизнь твоей сестры; то можем обрушить весь домик. Лучше смирись. От судьбы не уйдешь. В любом случае, не говори, что случится.

- Моя сестра, - сказала Эдит, - моя сестра должна умереть, и вы не разрешаете мне ничего для нее сделать...

8.

Плача и всхлипывая, Эдит провела в унынии все Благодарение. В конце концов она более-менее пришла в себя и напоминала женщину в трауре, но для нас было крайне тяжело оставаться веселыми и жизнерадостными, в то время как она едва сдерживала рыдания. Фишеры ушли сразу же после обеда, мы все долго обнимали и успокаивали Эдит, говорили, что нам перед ней очень неудобно. Почти тотчас же откланялись Томассоны и Харрисы.

Майк посмотрел на меня с женой и сказал:

- Я надеюсь, что вы не сбежите вслед за остальными.

- Нет, - отозвался я, - нам некуда торопиться.

Мы устроились поудобнее. Майк начал разглагольствовать об Эдит и ее сестре.

- Спасти ее невозможно, - настаивал он. - И если Эдит пойдет наперекор судьбе, это может стать для нас чрезвычайно опасным.

Забыв об Эдит, мы тут же переключились на дела биржи. Майк сказал, что он покупал "Натомак", "Трансамерику" и "Электроник Дейтс Системс", которые вырастут с 22 по 30 ноября с 36 и 3/4 до 47 включительно. Я сообщил ему, что тоже купил "Натомак" и сказал названия остальных своих акций; и очень скоро он достал свой номер газеты за 1 декабря и мы сверили некоторые расценки. Глядя через его плечо, я отметил, что печать стала еще бледнее, чем показалась мне в ночь на вторник, когда я в последний раз просматривал свою газету, а бумага страниц выглядела еще более серой и шершавой.

- Как ты думаешь, что происходит? - спросил я. - Бумага определенно портится прямо на глазах.

- Это возрастание энтропии, - ответил он.

- Возрастание энтропии?

- Ты наверное знаешь, что энтропия - это естественное стремление всего существующего в мире распадаться с течением времени на составные части. Эти газеты, должно быть, подвержены наиболее сильной энтропии потому что представляют собой аномалию в природе времени. Я уже отмечал, что с каждым разом читать становится труднее и труднее и не удивлюсь, что через пару дней они станут совершенно нечитабельными.

Мы отыскали цены моих акций в его газете, и первое, что бросилось нам в глаза, было сообщение, что "Бучер и Ломб" на 30 ноября подскочили до 149 и 3/4.

Помедлив секунду, я сказал:

- Я совершенно уверен, что им полагалось быть не больше 149.

Майк решил, что во всем виновато обесцвечивание шрифта и старение бумаги, но на этой странице биржевой сводки буквы были достаточно четкими и ясно обозначали 149 и 3/4. Я заглянул на "Натомак" и его потолок был около 56 и 7/8. А я мог дать голову на отсечение что он равнялся 57. И тоже самое с несколькими другими акциями. Цифры не сходились с теми, что я помнил. Мы немного побеседовали на эту тему, но очень скоро страсти накалились, поскольку Майк заявил, что мне изменяет память, и в конце концов я в сердцах сгонял к себе домой и принес свою копию злополучной газеты. Мы расстелили их рядышком и сравнили ставки. Вряд ли среди них нашлось бы две одинаковых. Конечно, цены у него почти равнялись моим, одна восьмая здесь, четверть там. Но что было хуже всего, цены не соответствовали тем, что я видел в первый день. Теперь в моей газете значилось, что "Кучер" к 30 ноября поднялся до 149 и 1/2, "Натомак" к 56 и 1/2, а "Дисней" к 117. "Левитс" - 104, "И. Г. и Г." - 23 и 5/8. Все, казалось, завертелось перед глазами.