Варвара Николаевна подняла на него глаза и презрительно усмехнулась.

- Нельзя ли без излияний. Мы, к несчастию, слишком хорошо знаем друг друга!

- Извольте! Я заговорю в другом тоне. Но понравится ли он вам?

- Приберегите эффектные места к концу.

Башутин позеленел от злости. Варвара Николаевна с какою-то отвагой отчаяния решилась во что бы то ни стало покончить с Башутиным.

- Вы объявляете войну? - проговорил Башутин.

- Без фраз, прошу вас... Скорее к делу!

Его раздражал этот спокойный, иронический тон. Он думал, что при первых словах угрозы она испугается и сразу согласится на все то, что он от нее потребует, а она вдруг еще смеется над ним.

- Первая любовь вас сделала забывчивой?

- Я все помню, Башутин... Все!

- Так отчего вы не отвечали на мои письма?

- Во-первых, не хотела, а во-вторых, что мне было отвечать? Вы просили опять денег, и вам позволено было бароном взять десять тысяч из кассы. Заплатила их, конечно, я.

- Позволено было!.. - повторил Башутин. - Я мог бы и без позволения взять их. Вы разве забыли, кому вы обязаны состоянием?

- Счеты? Я обязана вам, Башутин, многим, это правда... Я обязана вам, что сделалась знаменитостью в Петербурге! - проговорила Варвара Николаевна со смехом. - О, я вам многим обязана и никогда этого не забуду!.. Но я, кажется, заплатила вам за все деньгами... Я не хочу, слышите ли, вспоминать начало нашего рокового знакомства и дальнейшую историю...

Варвара Николаевна вздрогнула и с ненавистью взглянула на Башутина...

- Впрочем, и не к чему... Все равно поздно!..

- Период раскаяния? - усмехнулся Башутин. - Реабилитация посредством любви?! Я об этом кое-что читал в романах, и то плохих. Оставимте лучше романическую часть в стороне... Я ведь имел честь быть вашим alter ego* и кое-что знаю пикантное...

_______________

* Вторым "я", близким другом (лат.).

- И я знаю немало, Башутин! И если вы теперь на свободе, то вспомните...

- Послушайте! Не советую вам говорить так... - вскрикнул Башутин, вскакивая с места. - Я не пожалею себя, но и вас жалеть не буду!

- О, себя вы пожалеете, а потому, вероятно, пожалеете и меня!.. Чего вы от меня хотите? Вы долго были моим советником... Теперь довольно... Пора нам расстаться... Я намекала вам об этом... С этой целью вам предложили управлять делом в Бухаресте, то есть получать большое содержание... Что же вам еще надо? Я вам передала в течение последнего времени более пятидесяти тысяч!..

- Чего мне надо?.. - усмехнулся Башутин. - Мне надо, чтобы мы расстались дружески... Ваши пятьдесят тысяч давно истрачены... И что ваши пятьдесят тысяч?.. Мне надо доли по совести!..

- А в противном случае не обратитесь ли и вы к судебному следователю? - усмехнулась Варвара Николаевна.

- Я приберегу эту развязку к концу, а пока...

- А пока? - переспросила Варвара Николаевна, чувствуя, как забилось ее сердце.

- А пока я расскажу вашему возлюбленному юноше, из каких средств вы заплатили за него долги. Юноша ведь и не подозревает, что он на содержании. Но когда он узнает и когда узнают его товарищи, он, наверное, поблагодарит вас!

Варвара Николаевна не ожидала этого. Удар был нанесен метко, прямо в сердце. У нее помутилось в глазах. Сердце упало. Она опустила голову, и прошло несколько мгновений, прежде чем она подняла ее. Она попробовала ответить на слова Башутина презрительной улыбкой, но улыбка вышла печальная, и дрожащие ее губы неуверенно прошептали:

- Он не поверит вам!

- Тогда его убедят ваши письма!

Это было уж слишком. Вся энергия этой женщины исчезла под угрозой. Она взглянула на Башутина растерянным, умоляющим взглядом.

- Но вы не сделаете этой... этой подлости? Вы шутите? Не правда ли? прошептала она упавшим голосом, с каким-то суеверным страхом заглядывая в лицо Башутину.

- Мы ведь перестали шутить, Варвара Николаевна! - холодно заметил Башутин. - Какие шутки!

- Послушайте, Башутин! Говорите скорей... сколько вы хотите? Назначайте цену. Я вам дам денег, но возвратите мне мои письма и дайте слово, что вы ничего не станете говорить Привольскому... Я на все готова!.. Довольны вы?

- Давно бы так! Нам пора свести счеты! Я не буду запрашивать. После Орефьева вы получили восемьсот тысяч... По совести, мне бы следовала половина, но я помирюсь на одной сотне.

- Вы ее получите!

Башутин чуть не привскочил от изумления при этих словах. Он не ожидал такого быстрого решения денежного вопроса со стороны Варвары Николаевны. "Женщина всегда останется женщиной! - подумал он. - Когда она любит, из нее можно веревки вить!"

- Письма мои с вами?

- Они в гостинице!

- Все?

- Все до одного...

- Привозите их завтра утром, - и вы получите деньги... Еще одно условие. Надеюсь, больше мы никогда не увидимся... и вы уедете отсюда... Управление делом сдадите Иваницкому! И еще, Башутин, я предупреждаю вас, что если вы нарушите слово...

Она взглянула на Башутина в упор таким взглядом, полным ненависти и презрения, что он невольно отодвинулся.

- Если вы нарушите слово, - чуть слышно прошептала она, - я расскажу кому следует о вашей дуэли с моим мужем... Помните, что я мстить умею, господин Башутин, а когда мстит женщина, она не жалеет себя!

В свою очередь, Башутин побледнел и опустил глаза под резким стальным взглядом Варвары Николаевны.

- К чему нам вспоминать старые истории...

- То-то! А теперь прощайте. Завтра в десять часов я жду вас...

Башутин хотел было протянуть руку, но, взглянув на лицо Варвары Николаевны, только поклонился и вышел из нумера. Она чуть-чуть кивнула ему головой.

Оставшись одна, Варвара Николаевна вздохнула свободно. Только бы он, он, этот милый, любимый юноша, не оттолкнул ее и не узнал бы ее прошлого, а там будь что будет!

Она открыла окно и жадно вдыхала свежий ночной воздух. Высокое небо блистало мириадами звезд. На улице была тишина. Она вглядывалась в темноту ночи не то со страхом, не то с надеждою.

Через несколько времени она прошла в соседнюю комнату, взглянула на спящую Парашу, разделась сама, бросилась с каким-то суеверным страхом на колени и стала молиться, обливаясь слезами.

На следующее утро Башутин передал ей все письма и получил чек. Они почти не разговаривали. Она только спросила:

- Тут всё?

- Всё! - отвечал Башутин, получая чек.

С этими словами он поклонился и сказал:

- Прощайте, Варвара Николаевна!

- Прощайте, Башутин, и, надеюсь, навсегда!

Он усмехнулся, но не промолвил ни слова и ушел.

В тот же вечер Варвара Николаевна поехала дальше.

Глава девятнадцатая

30 АВГУСТА ПОД ПЛЕВНОЙ

I

Только что забрезжилось, когда маленький, рыжий, весь в веснушках, солдат просунул в землянку сперва фонарь, а потом и свою голову. Вместе с фонарем он принес медный котелок и стакан, в котором лежало несколько кусков сахара. Он присел на корточки, достал из-за обшлага бумажку с чаем, высыпал чай в котелок и, когда покончил с этим делом, направил фонарь в угол землянки, поднялся и подошел к лежавшему под буркой офицеру. Солдат участливо взглянул в спящее лицо офицера и легонько тронул его за плечо.

- Ваше благородие! Пора вставать! - проговорил он, наклоняясь к Венецкому.

- А? Что?.. Еще минуточку... одну минуточку! - проговорил во сне Венецкий, потянулся и снова сладко заснул.

Рыжий солдат добродушно усмехнулся, вернулся к котелку, накрыл его попоной, закурил трубку и задумчиво глядел в мокрую землю. Прошло не более двух-трех минут, как он снова подошел к Венецкому и проговорил:

- Ваше благородие! Пора... Все пошли на батарею.

Венецкий что-то пробормотал, вдруг открыл глаза, прищурил их при свете фонаря и сладко потянулся. Ему так не хотелось вылезать из бурки, под которой было так тепло и уютно.

- Ты, Барсук, говоришь - все пошли? - спросил он, лениво приподнимаясь с войлока.