Темные chatin волосы обрамляли овал бледного, выразительного, серьезного лица с большими, глубоко сидящими, темными глазами сухого блеска, чуть-чучь приподнятым носом, тонкими, сжатыми в нитку губами и маленьким, заостренным книзу подбородком. Это лицо можно было бы назвать прелестным, если бы не сухой взгляд и какая-то едва заметная черточка около углов маленького рта, придававшая лицу неприятное, злое выражение. На вид ей было лет двадцать пять или шесть.
Она слегка прищурилась на свет и проговорила приятным, грудным контральтовым голосом:
- Я давно проснулась. Скорей, Параша, одеваться.
Варвара Николаевна быстро всунула босые ноги в крошечные, отороченные мехом туфли, накинула пеньюар на плечи и, вздрагивая плечами от охватившего ее тело свежего воздуха, скользнула в соседнюю комнату, где ожидала ее ванна.
Чрез полчаса она вернулась в спальную, и тут начался ее туалет. Этим делом она обыкновенно занималась особенно тщательно. Сидя перед зеркалом, она внимательно взглядывала на свое лицо, а Параша расчесывала ее чудные волосы.
В это время, осторожно ступая кошачьими шагами, вошла старая, некрасивая женщина с пронырливым, зорким взглядом маленьких воспаленных глаз. Она была вся в черном, в плисовой шапочке, из-под которой выбивались пряди седых волос.
Приблизившись к Варваре Николаевне, она перекрестила ее три раза, фамильярно чмокнула в губы и, усаживаясь на мягкую табуретку у ног ее, спросила:
- Ну как ты, моя королевна, спала?
- Скверно, Макридушка... Сна нет...
- Будет и сон... Будет, - говорила эта странная женщина каким-то особенным полушепотом. - Я тебе сегодня на зорьке гадала.
При этих словах Параша искоса взглянула на старуху, и тонкая усмешка пробежала по Парашиным губам.
"На зорьке-то ты спала!" - подумала она, но ни слова не сказала, зная, что Варвара Николаевна питала какую-то страсть к разным гадальщицам и странным старухам, которые постоянно переменялись в этом доме.
- И что же вышло?
- Хорошо вышло. Исполнение желания!
- Правда?
- Ты знаешь, Варвара Николаевна, я неправды не люблю. За твою за хлеб за соль я врать не стану...
И странно: эти произнесенные спокойно, уверенным тоном слова произвели на молодую женщину видимое впечатление. Она весело улыбнулась.
- И все мои желания исполнятся?
- Все, родная моя, все...
- Ах, если бы все...
Она весело болтала с Макридушкой, пока Параша убирала ее чудные волосы. Затем ей подали капот, и она, розовая, белая, с кольцами на пальцах, вошла в маленькую гостиную, где уже готов был кофе и лежала газета.
После кофе Варвара Николаевна села за маленький столик, заказала обед и стала писать письма.
В первом часу у Варвары Николаевны начался обычный прием... Но кто такая эта Бениславская? - быть может, спросит читатель.
Бениславская появилась в Петербурге года четыре тому назад, и скоро о ней заговорили, как об очень красивой, умной и образованной женщине, живущей очень открыто и роскошно. Говорили, что она вдова, дочь какого-то бедного генерала, но подробностей ее биографии не знали, да и не вдавались в нее, точно так, как не интересовались знать, откуда у нее средства. Знали, что у нее обширные связи и знакомства, что у нее бывают сановники и дельцы, указывали то на одного, то на другого любовника, но ничего верного никто не знал. В последнее время говорили, как о счастливце, о старике Орефьеве, богаче, родном брате Чепелевой, но и эти слухи были не более как слухами, которые, впрочем, Бениславская и не старалась опровергать. Дамы встречали ее косыми взглядами и не посещали ее. Мужчины, напротив, очень охотно посещали ее салон по вечерам и играли в карты.
К ней ездили за советами, ездили по делам и знали, что она сумеет дать совет и сумеет пустить в ход дела. Как ловкая женщина, она смело эксплуатировала своими связями и умела проникать в такие кабинеты, куда обыкновенному смертному проникнуть было трудно. Она пускала в ход все средства, и когда раз спросили ее, чем она живет, то она не без веселости сказала, что живет своим умом и молодостью.
Лакей во фраке и белом галстуке подал ей карточку.
- Просите сюда! - проговорила она, поправляя волосы.
Через минуту в гостиную вошел маленький черненький господин во фраке, с физиономией, сразу обличавшей его еврейское происхождение. Низко кланяясь, нерешительно подходил он к Варваре Николаевне.
- Садитесь... сюда, поближе! - сказала она, указывая на стул. - Очень рада с вами познакомиться. Мне о вас говорили... Вы недавно приехали?..
- Четыре дня тому назад! - ответил господин с заметным еврейским акцентом в произношении.
- Сколько мне известно, господин Гольдблюм, вы имеете намерение получить подряд в действующую армию?
- Точно так... Я очень желаю... Я подавал докладную записку.
- Она с вами?
- Вот-с она... Не угодно ли?
Господин Гольдблюм подал бумагу.
Варвара Николаевна прочла ее и, подавая ему назад, проговорила:
- Я думаю, это можно устроить.
- Можно? - обрадовался Гольдблюм.
- Я полагаю.
- Я был бы так благодарен вашему... вашему превосходительству... Я бедный человек...
- Ну, о бедности, господин Гольдблюм, вы напрасно... Будемте говорить о деле. Оно будет стоить денег. Вы знаете, что все эти хлопоты без денег не делаются...
- А сколько? - каким-то шепотом проговорил Гольдблюм.
- Пятнадцать тысяч! Я думаю, это не дорого...
Гольдблюм чуть было не вскочил от испуга, услыхав такую цифру.
- Но ведь подряд такой маленький... самый крошечный.
И он даже показал свой мизинец, чтобы объяснить, какой это крошечный подряд.
Бениславская улыбнулась и весело заметила:
- Ведь и деньги маленькие. Подряд вам может дать до пятидесяти тысяч чистого дохода...
- Ай нет... А на месте сколько платить!..
- Я рассчитывала все расходы... Смотрите.
И с этими словами она подала листок почтовой бумаги, на котором основательно был сделан расчет всех расходов.
Гольдблюм с каким-то особенным уважением посмотрел на хозяйку.
- Если бы десять тысяч...
- Ах, мой дорогой Гольдблюм... я не торгуюсь...
- Двенадцать.
- Ну бог с вами... Вам говорили условия?..
- Как же... как же... я привез и задаток и вексель...
Дело было слажено. Гольдблюм дал три тысячи задатка (Варвара Николаевна довольно аккуратно пересчитала деньги) и затем на остальную сумму выдал вексель, взамен чего Бениславская выдала ему расписку.
- Уж вы, пожалуйста!.. - проговорил он несколько развязнее, после того как отдал деньги.
- Будьте покойны... Через неделю заезжайте ко мне...
Гольдблюм встал и, почтительно пожав протянутую ему руку, вышел из гостиной.
Вскоре после ухода Гольдблюма в маленькую гостиную вошел пожилой господин, чистенький, выхоленный, с гладко выбритым лицом, безукоризненно одетый во все черное.
При виде этого гостя Варвара Николаевна привстала с маленького дивана и, протягивая вперед свою оголенную руку, весело проговорила:
- Здравствуйте, барон. Вы меня совсем забыли... И вам не стыдно?
Барон взял протянутую руку, сперва пожал ее, потом поцеловал несколько повыше кисти и, не выпуская руки из своей, заметил:
- Стыдно, Варвара Николаевна, очень стыдно, но я хворал...
- Хворали? Что с вами? - участливо спросила Бениславская. - Да садитесь сюда, поближе... на диван. Нам вдвоем будет место.
Барон начал рассказывать, что у него был грипп, и нежно посматривал на свою хорошенькую близкую соседку.
- Ну, слава богу, вы теперь поправились, и я очень рада...
- Уж будто и рады?
- А то как же?.. Ах, мой дорогой барон, вы, кажется, хотите перестать быть моим другом! - И Варвара Николаевна, в свою очередь, взяла барона за руку и крепко ее пожала, а барон снова несколько дольше обыкновенного удержал хорошенькую ручку.
Барон рассказал, что он только что вернулся из заседания, где рассуждали о важных делах; заметил по этому поводу, что нынче основы очень шатки, и сообщил, что скоро будет новый процесс.