- Прикажете принимать? - как-то участливо заметил слуга, ставя перед Борским стакан чаю.

Борский поймал этот участливый взгляд, и ему слуга показался совсем другим в эту минуту. Ему захотелось вдруг пожать ему руку.

- Сказать, что уехали на дачу, Василий Александрович?..

- Нет... нет... Принимай... Все равно...

Через минуту в кабинет вошли четверо господ. Они были взволнованы. На всех этих лицах был страх. Они взглянули на Борского, поклонились молча, сели и вдруг заговорили все разом тихим голосом, точно понимая, что перед ними совсем больной человек.

Борский слушал их с холодным вниманием. Это были главные кредиторы, у которых были взяты залоги. Один из них, толстый коренастый господин, в купеческом платье, попробовал было улыбнуться и, точно подбадривая себя, проговорил веселым пискливым голосом:

- Бог даст поправитесь, Василий Александрович. С кем этого не бывает?.. А мы вот к вам с просьбою насчет залогов... Как бы получить их из военного министерства!

- Их нет там! - медленно произнес Борский.

- То есть как же это?.. Вы изволите шутить? - прошептал купец дрожащим голосом, вытягивая вперед свою толстую шею.

Борский взглянул на своих гостей. Глаза их со страхом и надеждой следили за малейшим движением Борского. Лица как-то замерли...

- Я не шучу, господа. Ваших залогов там нет. Там только пятьсот тысяч, а я взял у вас до двух миллионов! - отчетливо произнес Борский.

В течение нескольких секунд все молчали. Борский смотрел, как постепенно все эти лица искажались злобою и ненавистью. Большие глаза толстого купца наливались кровью и, казалось, готовы были съесть Борского; крупные капли пота выступили на лбу. Он хотел было подняться, но грузно опустился в кресло и, как раненый зверь, замотал головой.

Вдруг все громко заговорили. Раздались клятвы, ругательства, проклятия.

- Подайте деньги... Подай наши деньги!

Борский молча выслушивал весь этот град брани. Он точно окаменел. Только губы его вздрагивали, словно бы их кто дергал за ниточку.

К нему подступили совсем близко. Но он взглянул таким странным взглядом, что все попятились назад.

- Ведь вы пошутили?.. Ну, и довольно!.. - заговорил вдруг самым льстивым голосом толстый купец. - Ведь я последнее отдал вам... Последнее!.. - произнес он и вдруг зарыдал, всхлипывая, как ребенок. - Не погуби!..

И с этими словами толстяк бросился в ноги, обнимая колени Борского.

Борский вскочил как ужаленный.

- Господа! Простите меня, но денег нет... Делайте со мною, что хотите... Я банкрот!..

- А, когда так... мы тебя в Сибирь упрячем... В Сибирь!..

И все кричали: "В Сибирь, в Сибирь!.."

- Что с ним разговаривать?.. Едем, господа, сейчас к прокурору...

Они ушли, а Борский вслед за ними печально улыбнулся.

- Пора! - прошептал он, отодвигая ящик письменного стола и доставая оттуда револьвер.

Он осмотрел заряды, положил револьвер под бумаги и взглянул на часы. Было десять часов.

"Еще полчаса есть... Полчаса... ведь это целая вечность!"

Он вспомнил о чае и выпил весь стакан. Потом позвонил и приказал лакею немедленно послать кучера на дачу с письмом.

- Скажи, чтобы непременно отдал в собственные руки... Да вот три рубля на проезд...

Лакей ушел, а Борский снова подошел к окну и задумался.

Вся жизнь пронеслась перед ним. Когда-то он был беден, очень беден, и жил в одной комнате. Теперь он так же беден в этой громадной квартире. Он искал счастья в наживе, и вот он у пристани. А там, за окном, как нарочно, жизнь казалась такой прекрасной... "Отлично было бы теперь прогуляться!" пронеслось у него в голове, и он улыбнулся, что теперь и такие мысли... Вон небо сегодня такое безоблачное... хорошее... Он вспомнил, как ребенком, бывало, он любил глядеть на небо, и хорошо было так. Потом он никогда уже так не смотрел... некогда было.

- Однако который час?

Он взглянул на часы. Стрелка показывала четверть одиннадцатого.

Он отошел от окна, походил по кабинету, зачем-то взглянул за двери, взял газету, машинально прочел о бенефисе г-жи Филиппо и стал прислушиваться. Все было тихо, только часы мерно чикали. Вот чьи-то шаги... "Это, должно быть, Николай! Это его шаги. Что ему надо?"

- Николай, это ты?..

Ответа нет.

"Должно быть, показалось!" - подумал Борский, подошел к зеркалу и испугался своего лица, - до того оно было старое, изнуренное, словно бы чужое лицо.

- Теперь, кажется, звонят? - прошептал он и схватился за револьвер.

Но все было тихо.

Борский взял листок бумаги и начал рисовать какие-то лица, потом стал чертить цифры. Он подвел итог, - выходила громадная сумма в два миллиона рублей.

- Пассив не маленький! - прошептал Борский, продолжая писать цифры. Актив совсем ничтожен. Бедная Елена! Впрочем, по счастию, она меня не любит! Разве поплачет из жалости! - усмехнулся Борский.

Но кто его любит? Где его друзья?

Он вспомнил, что никто.

- А когда-то были! - проговорил он. - Но тогда и я был другим...

Он облокотился на стол, и мысли его были далеко от настоящего. Перед ним проносились годы первой молодости, веселые, добрые лица бывших друзей.

"По крайней мере увидят, что кончил хорошо! - грустно улыбнулся Борский. - Не струсил перед концом!"

- Василий Александрович! - испуганно проговорил Николай, вбегая в комнату. - Василий Александрович!

Борский поднял голову.

- Звонят! сильно звонят! Я не отворю, а вы уезжайте через черный ход... Я распорядился... Лошадь готова... Вы уж извините!

Борский, казалось, не понимал, о чем говорил Николай. Он сосредоточенно глядел в его лицо, но не ответил ни слова.

Снова раздался нетерпеливый звонок.

Борский услышал его.

- Право, уезжайте, Василий Александрович... Я и пальто вот приготовил, а то эти мужланы опять придут... Уезжайте! - с мольбой в голосе говорил Николай.

- Уезжать?.. Спасибо тебе, мой друг... Спасибо!.. - заметил Борский, нежно взглядывая на Николая. - Но только ехать мне некуда... Иди, отворяй двери!

Николай вышел. Борский встал, запер на ключ двери и снова сел к письменному столу, взял в руки револьвер и взвел курок.

"Еще минуту! Минута моя!.." - подумал он.

В прихожей раздались сердитые знакомые голоса.

- Пора! - прошептал Борский, расстегнув сюртук, и приставил дуло револьвера прямо к телу, около сердца. Ощущение холода заставило его вздрогнуть. Рука невольно опустилась, и отчаянный, тоскливый взгляд обратился к отворенному окну...

За дверями громко говорили. Борский взглянул еще раз на голубое небо и повернул голову к дверям. В дверях двигалась ручка... Кто-то громко стучал.

Он машинально поднял руку, приложил дуло к сердцу, зажмурил глаза и дернул за собачку раз, потом другой...

Два выстрела один за другим раздались в кабинете.

Когда выломали двери, Борский был мертв. На столе лежала записка следующего содержания: "Прошу прощения у всех. Потерявши честь, остается потерять жизнь, что я и решил сделать. Точные сведения о моих долгах и о моем имуществе лежат в запечатанном пакете. Сведения малоутешительные, хотя и верные".

Глава двадцать вторая

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Когда Елене подали письмо и она прочла первые строки, у нее потемнело в глазах, она потеряла сознание и без чувств упала на руки горничной. Когда она пришла в себя, около нее уже был старик отец. Она непременно хотела немедленно прочитать письмо, и старик дрожащим от волнения голосом прочитал следующие строки:

- "Дорогая Елена!

Когда ты будешь читать мое письмо, меня не будет в живых. Прости, что я испугал тебя таким концом, но конец этот являлся единственным неизбежным исходом. Я рисковал всю жизнь и не всегда разбирал средства, - не приходится теперь останавливаться перед риском смерти. Лучше смерть, чем позор, презрительные взгляды тех самых людей, которые у меня ели и пили, и наконец перспектива суда и ссылка за... за мошенничество... Я хотел было не писать тебе этого слова, тебе, честной и правдивой натуре, но теперь, у порога смерти, я не решаюсь обманывать тебя... Да, я сделал мошенничество: я взял залоги, чтобы внести их в военное министерство, но не внес. И так как эти деньги пропали вместе с заводом, на который я легкомысленно возлагал надежды, то мое дело потеряно навсегда... Я увлекся возможностью быстрой наживы и поставил все на карту. Карта убита, - убит и я. Если бы она была дана, я возвратил бы деньги и никогда не думал бы, что я сделал мошенничество... Мы, игроки наживы, меряем нравственность успехом.