Я выпрямился и велел Энн надеть чулки и туфли.

– Боже… – начала она.

– Делайте, как я сказал. – Я взял охранника за рукав и отвел его в сторонку. – Вызывайте полицию.

По тому, как отвисла у него челюсть, я понял, что он слишком туп даже для такого дела. Я обернулся, чтобы позвать Хьюитта, но тут увидел Фреда Апдерграфа, который шел прямо к нам. Он не отрываясь смотрел на Энн, но, когда я обратился к нему с просьбой вызвать полицию, не проронив ни слова, повернулся и пошел. Рядом появилась физиономия Вульфа:

– Какого дьявола ты тут делаешь?

Я пропустил его вопрос мимо ушей и, повысив голос, обратился к присутствующим:

– Леди и джентльмены! На сегодня все. На мистера Гулда совершено покушение. Будьте благоразумны и отправляйтесь смотреть цветы. А если у вас нездоровое любопытство, стойте, где стоите, – за веревками.

На лицах посетителей появились смущенные улыбки. В них светилось нездоровое любопытство. Какой-то паренек с фотоаппаратом перелез через веревки, но тут в мозгу охранника наконец что-то щелкнуло, и он начал действовать. Мне было приятно, что Энн не проявила обывательской суетливости. Она, без сомнения, видела, от чего я оттирал пальцы, но сидела на траве спокойно.

– Арчи! – позвал Вульф самым противным тоном.

Я знал, что его гложет. Он хотел, чтобы я вытащил его отсюда и отвез домой, и знал, что разозлил меня, когда он снова позвал, я повернулся к нему спиной, чтобы приветствовать появившегося представителя закона. Толстый фараон без шеи протискивался через толпу. Я встретил его возле ног Гарри.

– Что это с ним? – мрачно спросил полицейский.

Я отодвинулся и дал ему пройти. Он приподнял газету и опустил на место.

– Арчи! – выводил Вульф старую песню.

Кое-кто из зрителей успел увидеть лицо Гарри, и толпа заволновалась. Веревки натянулись под ее натиском, и туда устремился охранник.

– Черт возьми, он мертв! – сказал полицейский.

– Как видите, – подтвердил я. – Могу я быть полезен?

– Ступайте себе.

Не хочу выдавать себя за пророка, но я уже кое-что скумекал.

Я вовсе не желал, чтобы Вульф сорвал голос, поэтому выбрал такой путь, чтобы пройти мимо него и Хьюитта.

– Держитесь, – пробормотал я, обращаясь к нему.

– Будь ты проклят!

– Я говорю вам: держитесь.

Я добежал до телефона, разжился пятицентовиком, назвал номер 19-го отделения и, представившись, вызвал инспектора Кремера.

– Что вам надо?

– Мне? Ничего. Помогаю вам. Мы с Вульфом на выставке цветов.

– Я занят!

– О'кей. Сейчас вы будете заняты еще больше. Павильон Ракера и Дилла на третьем этаже. Убийство. Прострелена верхняя часть черепа. Лежит там на траве под охраной субъекта без шеи, которому вряд ли светит выбиться в инспектора. У меня все.

– Погодите…

– Не могу. Занят.

Я выбрался из будки и пересек зал. Толпа, окружавшая место происшествия, успела удвоиться. Охранник с полицейским едва сдерживали натиск. Энн и Фреда Апдерграфа в поле зрения не было. Вульф и Хьюитт отступили к противоположной двери. С ними был и В. Дж. Дилл. Вульф бросал в мою сторону свирепые взгляды. Он по-прежнему надрывался с этими злополучными горшками и от злости не мог слова вымолвить. Хьюитт тем временем бубнил.

– Я чувствую некоторую ответственность. Как почетный председатель комитета… Не люблю увиливать от ответственности, но что я могу сделать? Вы только посмотрите на них…

– Этот полицейский – придурок, – сказал Дилл. – Он не желает пропустить меня в мой собственный павильон. Чуть мне плечо не сломал. – С гримасой на лице он подвигал плечом вверх и вниз. – Есть здесь врач?

– Врач не поможет… Он умер…

Они посмотрели на меня. Дилл перестал массировать плечо: «Умер? Умер!» Он бросился вперед и исчез в толпе.

– Вы говорили, что на него совершено нападение. – Хьюитт с интересом разглядывал меня. – Как это он может быть мертв? Отчего бы он мог умереть?

– Оттого, что перестал дышать.

– Арчи, – сказал Вульф своим самым отвратительным тоном. – Прекрати. Вот уже час, как я прошу тебя взять эти растения. Бери их и отвези меня домой.

– Да, сэр. – Я забрал горшки. – Но я пока не могу уехать. Я ищу.

– Господи боже, – произнес Хьюитт, – какая катастрофа! Бедняга Дилл… Я должен, извините меня… – И он направился к центральной лестнице.

В эту минуту я увидел то, что отчасти и предполагал увидеть. Она прошла с другой стороны и тут же исчезла в толпе. Перед глазами мелькнула лишь этикетка Четырнадцатой улицы на воротнике пальто. Поставив горшки на пол, я ринулся за ней. Могу представить выражения, слетевшие с языка Вульфа. Впрочем, меня не слишком беспокоили его страдания – так ему и надо после его идиотской комедии с Хьюиттом. Я оглянулся, чтобы посмотреть, как он пепелит меня взором: он был весь багровый. Держу пари, он сбросил не меньше десяти фунтов.

Я обогнул какой-то выступ и бросился в противоположный конец павильона. Через минуту я увидел, как она протискивается в толпе, но не счел нужным особо осторожничать. Оказавшись у нее за спиной, я увидел, что голубую сумочку она по-прежнему держит под мышкой. Протянув руку, на которой все еще висело пальто Вульфа, и прикрывшись им, я нежно потянул за уголок. Сумочка подалась, а хозяйка была так увлечена, что и не заметила, как ее сумочка скрылась под попоной моего бегемота. Отступая, я поглядывал на нее и, мысленно аплодируя любителям цветов, выбрался на свободное место.

Желанное одиночество я обрел за пятицентовик в мужском туалете на втором этаже. На сумочке была монограмма: «РЛ». Внутри, как обычно, носовой платок, пудреница, кошелек и прочая ерунда. На месте было и то, за чем я охотился: ее имя и адрес. Там был конверт, на котором значилось: «Мисс Роз Лэшер, Морроу-стрит, 326, Нью-Йорк», что совпадало с инициалами «РЛ» на сумке. Все это я тщательно переписал в блокнот. В письме от какой-то Эмми объяснялось, почему та не вернула два доллара. Следующая находка превысила все мин ожидания. Это была аккуратно вырезанная и сложенная газетная заметка с изображением Энн и Гарри. Я сложил все обратно в сумку и вернулся на третий этаж. Протиснувшись через толпу, что оказалось совсем не просто, я разыскал Роз Лэшер и положил руку ей на плечо. Она резко повернулась.