Икар слез с дерева, и мы шепотом стали обсуждать план дальнейших действий.
- Бедные кентавры и голубые обезьяны. Интересно, как ахейцам удалось их поймать? - сказал Икар.
- Они очень доверчивые. Аякс мог заманить их, пообещав угощение. А может, сами пошли следом за Теей.
- Хорошо бы и нам попасть в город с такой же легкостью, как это сделали обезьяны. Я задумался.
- Если мы сами не сможем пробраться туда, то отправим к ахейцам наше секретное оружие.
- Секретное оружие?
Гармамакса произвела на Икара очень сильное впечатление. Но оружие, которое имел в виду я, было не таким заметным, зато гораздо более коварным.
- Помнишь, я рассказывал тебе о войне с волками и о том, как Хирон придумал угостить их аконитом, или волчьим ядом? Это довольно безобидные на вид корни, похожие на морковь, только темные. Обезьяны любят разные корешки. Если нам удастся накормить их волчьим ядом и отправить в город до того, как они умрут...
- То ахейцы съедят обезьян и отравятся, а Тея не станет их есть!
- Совершенно верно.
- От этого яда всегда умирают?
- Да, когда получают определенную дозу, а меньшее количество действует как снотворное. В любом случае враг будет выведен из строя, и за это время мы успеем освободить пленных и занять город.
Ночь мы провели в моей пещере, прижавшись спиной к спине и согревая друг друга в сыром, холодном воздухе: два товарища, вспоминающие о своих утратах, два воина, обсуждающие план мести и мечтающие о победах.
Наконец Икар сказал:
- Эвностий, я очень замерз, тепло только спине.
Я взял его на руки, обнял и держал так, пока он не заснул. Ему не хотелось вновь становиться ребенком, но было приятно ненадолго расслабиться и почувствовать себя не воином, а как раньше, по-детски зависимым, а мне было не менее приятно по-отечески заботиться о нем и оберегать. Умиление молодостью, слабостью и беззащитностью - одно из проявлений любви.
Когда солнце протянуло в пещеру свои желтые усики, мы отправились на поиски волчьего яда. Это растение трудно найти на теплом Крите. Его любимое место обитания - холодные горы в северной части материка, где солнце редкий гость, а не полноправный властитель.
- Пердикс поможет нам, - заявил Икар. - Змеи знают все корни. Они живут среди них. Он вытащил Пердикса из своего мешочка и ласково сказал ему: - Ты ведь поможешь, правда?
- А он понимает, что значит волчий яд?
- Это видно из названия - И, обратившись к змею, Икар отчетливо произнес: - ВОЛЧИЙ ЯД. КОРЕНЬ, УБИВАЮЩИЙ ВОЛКА
Змеиный язычок затрепетал, как мне показалось, подтверждая понимание, но одновременно выражая и недовольство, ведь с ним говорили так, будто его язычок не умел улавливать колебания человеческого голоса. Наклонившись, Икар выпустил Пердикса на землю, и едва тот коснулся ее, как тут же исчез. Мы поспешили за ним следом.
- Наверное, он ищет самку, - прошептал я, когда от быстрого бега пот градом полился у меня со лба.
- Нет, он старается ради Теи. Ведь она же его прапраплемянница. Хотя, - признался Икар, - мне кажется, меня он любит больше. Я никогда не наступал ему на хвост.
Также являясь обладателем хвоста (хоть и не настолько длинного, чтобы на него можно было наступать сандалиями), я прекрасно понимал, почему змей отдает предпочтение Икару. Примерно через час Пердикс привел нас к неприступной зубчатой скале, расположенной на восточной границе леса. В тени этой скалы под большим рожковым деревом мы обнаружили заросли волчьего яда. Подобно своим четвероногим тезкам, это растение предпочитает тень. Я знал, что в конце лета на нем появятся яркие, но довольно зловещие голубые, желтые, алые или белые цветы, по форме напоминающие шлем с опущенным забралом, но сейчас его листья тянулись кверху, как длинные, тонкие руки. Взявшись за стебли, мы выдернули несколько растений и отряхнули землю с их толстых клубней. Выглядели они не очень аппетитно, правда, морковь, сырая рыба или ощипанный цыпленок кажутся не более привлекательными.
Найти стаю голубых обезьян труда не представляло. Это были самые жизнерадостные животные и, наверное, самые разговорчивые. Их болтовня слышна была еще издали и звучала, как довольно приятная музыка, в которой тонули отдельные резкие выкрики. Веселые и доверчивые, они сразу узнали меня и Икара и стали высматривать, нет ли у нас в руках угощения. Одна из обезьян прыгнула ко мне на плечо и, уцепившись ногами за мою шею, потянулась к корешкам. Я тихо пробормотал что-то, как мне казалось, похожее на обезьянью речь, и показал рукой на город кентавров, будто говоря, что покормлю их там.
Взглянув на Икара, я заметил у него на глазах слезы.
- Мы убиваем их ради Теи, - напомнил я ему. - Чтобы спасти ее от этих негодяев.
- Я знаю, - сказал он, - но предательство все равно остается предательством. Если это не так, почему же ты плачешь?
- Я не плачу, - ответил я так резко, что обезьяна соскочила с моего плеча. - Я пытаюсь утешить тебя.
- Ты всегда пытаешься кого-нибудь утешить - Тею, Пандию, меня, и тебе это хорошо удается. Ты самый лучший утешитель. Но иногда нужно, чтобы кто-нибудь пожалел и тебя самого. Мне кажется, как только ты освободишь Тею, тебе надо сразу на ней жениться.
Он ни на минуту не сомневался, что у нас все получится, а также верил в то, что после своего спасения Тея тут же выйдет за меня замуж. Когда такой мальчик восхищается тобой, это вдохновляет и придает силы, а сердце становится огромным и, кажется, занимает все тело.
Толпа обезьян шумной рекой текла за нами следом, и оставалось только надеяться, что ни один ахеец не встанет сейчас на нашем пути. Из ветвей своего дома выглянула дриада. Ее лицо на фоне листвы казалось водяной лилией, покоящейся на зеленых водах пруда. Раньше она всегда насмехалась надо мной, но сейчас прошептала своим хрипловатым голосом:
- Эвностий, будь осторожен. От тебя зависит судьба леса.
На опушке среди деревьев мы накормили обезьян. Трогательно пытаясь не укусить и не оцарапать нас, правда, весьма безуспешно, они выхватывали из рук корни и так быстро поедали их, что даже не успевали ощутить горечь. А затем мы притворились разъяренными и, размахивая кинжалами, налетели на ничего не подозревавших животных. Сначала они приняли это за игру и попытались отнять у нас оружие.