Во время последнего допроса - Сухов допрашивал его накануне моего приезда в Харьков - Уваров достаточно прозрачно намекал, что Винокурова, видимо, убил и ограбил Жакович. И если его, Уварова, выпустят из тюрьмы и дадут заграничный паспорт, то он постарается помочь Советской власти разыскать ценности "Алмазного фонда".

- Какое впечатление производит Уваров? - спросил я Сухова.

Он сделал рукой неопределенный жест:

- Дрянь ч-человечишко.

Формулировка была слишком неопределенной, и Павел понимал это.

- Т-трепло, - сказал он, подумав. - Трепло и трус. П-пустобрех.

- Не верите, что Жакович мог убить Винокурова?

Сухов не зря проходил школу у Борина.

- По-почему не верю? - сказал он. - Верю. И этому верю, и тому, что Винокурова Ясинская убрала, и тому, что его Уваров с п-перепугу пристрелил... Одному не верю - что б-большевики тут руку приложили. Вот этому не верю.

- Деникинцы убийство Винокурова именно так трактовали?

- А как же? "Бескорыстный б-борец за единую и неделимую... Р-рыцарь долга... Погиб на посту от руки притаившегося б-безжалостного врага, который не мог оценить великодушия командования Добровольческой армии..." Они за Винокурова десять п-политических заключенных расстреляли.

- Винокурова убили в здании контрразведки?

- Нет, на квартире.

- Дознание деникинцы проводили?

- И проводили.

- Кто расследовал?

- Сыскное отделение.

- Уж не Жакович ли?

Павел засмеялся. Кучер, хотя и не мог слышать, о чем идет речь, обернулся к нам и хохотнул. Он был компанейским парнем и не мог не принять участия в общем веселье.

- Нет, не Жакович, Леонид Борисович. Но Жакович, я так к-кумекаю, в курсе всех этих дел был.

- Вот и я так кумекаю.

Павел помолчал, вопросительно посмотрел на меня.

- Бумаги сыскного отделения сохранились?

- Нет, Л-леонид Борисович. Я уже искал. Вывезли они свои бумаги. А что не у-успели вывезти - сожгли. Ни черта не осталось! Но свидетелей я раздобуду. Швейцар т-там был. Отыщу его - не сегодня, так завтра.

- Бывшего тюремного надзирателя, о котором говорил Леонов, опрашивали?

- Ну как же. К-как только от вас запрос получил, так сразу же и отыскал этого Боброва.

- На Петинской?

- Так точно. Часа три б-балакали. Говорил мне, что в убийством Винокурова ему здорово повезло. П-подозревал его Винокуров. Бобров со дня на день ареста ждал. С-собирался даже бежать из Харькова.

- А сам Бобров не мог быть причастен к убийству Винокурова?

- М-мог, - сказал Сухов. - Да только не скрывал бы он этого. Зачем ему скрывать, к чему?

- Ежели бы убийство Винокурова не было связано с грабежом, то ни к чему...

- Вон вы о чем! - Павел задумался и решительно сказал: - Нет, не причастен он. Это т-точно.

- Почему?

- Потому что человек он, Леонид Борисович.

Аргумент этот для официальной бумаги, конечно, не подходил, но я хорошо знал Павла, поэтому приведенный им довод показался мне убедительным. Звание человека он присваивал далеко не всякому. В кажущейся наивности Сухова была подлинная мудрость. Как сказано в Новом завете? "Будьте как дети..." Неплохо сказано, хотя прямого отношения к розыскной работе и не имеет...

- Письмо, которое Борин нашел при обыске на квартире Улимановой, Галицкий адресовал Алексею Мрачному?

- Ему, - подтвердил Сухов. - Бобров говорит, что Мрачный руководил в Харькове а-анархистской подпольной группой, которая покупала и вывозила для отрядов батьки оружие и боеприпасы. Галицкий в эту группу входил.

- Какие ценности в качестве выкупа за Галицкого Алексей Мрачный передал Винокурову, Бобров знает?

- Нет. Л-леонид Борисович. Он к этому касательства не имел. Через него только переписка п-проходила - "почтовый ящик".

- Кого-нибудь Бобров подозревает в убийстве Винокурова?

- П-предполагает, что Винокурова после расстрела Галицкого убили анархисты. Или с-сам Мрачный, или кто-то из его группы.

- Что он говорит о Жаковиче?

- Н-ничего. Он считал Жаковича только офицером контрразведки. О том, что Жакович связан с анархистами, Бобров не знал.

Сухов говорил о Кробусе, об очных ставках между Уваровым и Ясинской. Но я слушал его вполуха. Главное из того, что он теперь рассказывал, я уже знал от Борина, вернувшегося в Москву из своей командировки в Харьков и Екатеринослав. Была и другая причина - события, которые произошли в Москве после моей беседы с Леоновым.

Засада на бывшей квартире задушенного в тюремной камере Прозорова, кроме сомнительного удовольствия лишний раз встретиться с "динамитным старичком", ничего не дала. Ни Жакович, ни другие предполагаемые друзья покойного совсем не торопились распахнуть обитые зеленой клеенкой двери и оказаться в объятиях наших оперативников.

Зато порадовал Хвощиков, который уже давно занимался пустым, по убеждению Ермаша, делом - прощупывал московских подпольных ювелиров, ростовщиков, скупщиков золота и драгоценных камней. Избранный Хвощиковым метод новизной не блистал, зато он был проверен и выверен не одним поколением сыщиков. К нему в свое время прибегали и наполеоновский Видок, и гениальный Ванька Каин, закончивший свою головокружительную карьеру где-то на каторге. Впрочем, Хвощиков не копировал старое, а творчески применял его в условиях военного коммунизма.

К подозреваемому гражданину заявлялся с солидными, разумеется, рекомендациями благообразный пожилой человек, по внешнему виду которого можно было безошибочно определить, что ежели он паче чаяния и не Рюрикович, то уж, во всяком случае, преуспевающий венеролог или удачливый делец с Сухаревки. Из короткой, но многозначительной беседы хозяин узнавал, что "карась" ("Рюрикович", спекулянт, венеролог) не сошелся характером с Советской властью и желает с ней полюбовно разойтись, променяв Москву на Вену, Париж или Лондон. Деньги у него есть - и николаевские, и керенки. Требуются лишь хорошие ювелирные изделия. За любую цену. Он не скуп.

По моим подсчетам, у Хвощикова был один шанс из ста, не больше. Но бывший член артели "Раскрепощенный лудильщик" этот шанс реализовал.

Некто по фамилии Берман предложил "Рюриковичу" из Центророзыска республики круглую шкатулку лиможской эмали работы Леонара Пенико и вырезанную придворным резчиком Людовика XV камею "Кентавр и вакханки".