- Например?

- Например, в свою удачу.

- Считаете, что сегодня вашим агентам удастся пристрелить меня?

- Разве это удача? Это было бы очень печально, Жакович. Я верю в другое.

- Во что же?

- В то, что наша встреча даст какие-то результаты, что вы поможете в розыске ценностей "Алмазного фонда".

- Вы действительно в это верите?

- Конечно.

- Кредо, квиа абсурдум - верю, потому что абсурдно?

- Почему же абсурдно?

- Не вижу логики.

- А собственно, зачем она вам?

- То есть? - опешил он.

- Зачем вам вдруг потребовалась логика? По-моему, вы с ней всю жизнь сражались. И, насколько мне известно, весьма успешно. Последователь Махайского, чуть было не террорист, затем монархист, жуир, фронтовой герой, дезертир, меньшевик, член совета "Алмазного фонда" и, наконец, махновец. Где тут логика? По-моему, в вашей жизни было все, кроме нее.

Он прищурил глаза, усмехнулся:

- Так, может быть, стоит восполнить этот пробел?

- Не думаю. Надо быть хоть в чем-то последовательным, - сказал я. Если вы раньше стояли над логикой, то зачем вам теперь опускаться до ее уровня?

К счастью, Жакович почувствовал юмор ситуации. Впрочем, вполне возможно, что юмор здесь был ни при чем, а просто сработал еще раз закон маятника. Как бы то ни было, но по выражению его лица я понял, что близок к цели.

- Кажется, придется оправдать вашу веру, - сказал он. - Действительно, не стоит перед отъездом из России опускаться до уровня житейской логики. Это не мой, а ваш удел, Косачевский. Да и какое, собственно, значение имеет сейчас вся эта история!

- Для вас, - уточнил я.

- А я всегда имею в виду только себя, - сказал Жакович. - Так что именно вас интересует?

- Все, что вы знаете.

- Это слишком много. Не хочу вас обременять.

- Тогда то, что произошло после ареста Галицкого. Он был арестован здесь?

- Да, здесь, в Харькове, на Пушкинской, - подтвердил он. - Его опознал один человек, знавший по Тобольску и его, и его родителей. Некто Уваров.

- Ваш коллега по "Алмазному фонду"?

- Он самый.

Галицкий был арестован двадцать пятого октября девятнадцатого года, а уже тридцатого Жакович-Шидловский через третьих лиц устроил встречу Алексею Мрачному с полковником Винокуровым. Винокуров был сама предупредительность. Он заверил, что приложит все силы к освобождению мальчишки, но он не бог. Увы, это зависит не только от него. Тяжелое и сложное дело. Скупка и продажа оружия приобрели такой массовый характер, что этим обеспокоены в штабе Добровольческой армии и на прошлой неделе его специально к себе вызывал генерал Май-Маевский.

Алексей Мрачный правильно понял полковника. Приблизительно через десять дней в Харьков были переправлены хранившиеся у Кореина экспонаты университетского музея, брошь "Северная звезда", "перстень Калиостро", бонбоньерка "Комплимент" и александрит "Цесаревич", принадлежавший некогда патриаршей ризнице. Галицкий ходил у Корейши в друзьях. И все-таки, расставаясь с этими вещами, предназначавшимися для Всемирного храма красоты, Корейша разве что не плакал кровавыми слезами.

Новая встреча с Винокуровым. Полковник благосклонно принял подношения и сказал, что дело с освобождением Галицкого значительно продвинулось вперед. А через несколько дней Винокуров заявил, что для окончательного решения этого вопроса ему необходима "Лучезарная Екатерина", которая, как он точно знает, находилась у Галицкого.

Но "Лучезарной Екатерины" полковник не получил... Алексею Мрачному сообщили, что, узнав о новом требовании заместителя начальника контрразведки, Кореин скрылся вместе с находившимися у него сокровищами. А два или три дня спустя тюремный надзиратель (Заика) передал Галицкому письмо. Корейша писал, что по-прежнему любит своего друга, но не считает себя справе жертвовать во имя этой любви святынями новой религии, которую через несколько лет будут исповедовать миллионы и миллионы людей, сбросивших с себя вековые цепи рабства.

Да, Галицкого ждет смерть. Но разве не радостно погибнуть для грядущего счастья раскрепощенного человечества? Каждой религии нужны свои мученики, ибо именно на крови растет и крепнет вера. Нужны мученики и культу красоты. В некотором смысле Галицкому можно даже позавидовать: он будет первым мучеником религии свободных людей. Лучшей участи для себя Корейша бы не желал. Но судьба выбрала более достойного, и он гордится своим другом.

В заключение он уверял Галицкого, что тот будет отомщен, и не где-нибудь на небе, а здесь, на земле.

Это были не пустые слова, потому что Корейша был не просто юродивым, а юродивым при батьке Махно...

Вначале, сразу же после расстрела Галицкого, предполагалось убить не только Винокурова, но и Уварова. Но, убедившись в неосуществимости своих планов, Корейша и его друзья подарили Уварову жизнь, получив взамен несколько дельных советов и обещание Ванды Ясинской помочь им беспрепятственно проникнуть в квартиру Винокурова. Как я узнал при допросе Севчука, а затем и самой Ванды, Ясинская добросовестно выполнила свои обязательства...

Из ценностей, обнаруженных на квартире убитого, скуповатый "жрец Всемирного храма красоты" отдал Ясинской только "Северную звезду". (Когда Ясинскую допрашивал Сухов, она солгала, что брошь - подарок Винокурова).

Труп полковника горничная обнаружила под утро и тут же телефонировала в сыскное отделение. Дежурным был в ту ночь Жакович... Послав на квартиру убитого сыщиков, Жакович немедленно отправился в контрразведку.

Если полковника шантажировал, вытягивая из него ценности, Уваров, то полковник не прочь был шантажировать Жаковича, которого подозревал в связи с подпольщиками.

Жакович опасался - и не без оснований, - что Винокурову удалось перехватить несколько писем Галицкого и Алексея Мрачного, в которых он, Жакович, упоминался возможно даже под собственным именем. Поэтому еще до расстрела Галицкого он позаботился о том, чтобы изготовить ключи для служебного сейфа предприимчивого полковника.

Теперь было самое подходящее время, чтобы ими воспользоваться. Убийство Винокурова было для Жаковича весьма кстати. Если убийцы смогли проникнуть в квартиру Винокурова, то почему бы им не побывать в его служебном кабинете и не выпотрошить его сейф? В сейфе Жакович обнаружил не только досье на себя и перехваченные полковником письма, но и табакерку работы Позье, которую он некогда пожертвовал "Алмазному фонду", реликварий, шкатулки лиможской эмали, геммы, бонбоньерку "Комплимент".