- Нет ли кого-нибудь в этом доме, кто исцелил бы героя, кто остановил бы реку крови?

Отозвался с печки малый ребенок:

- Нету здесь такого. Спроси в другом доме, может, там тебе помогут.

Поехал Вяйнемейнен по средней дороге. Остановился у среднего дома и говорит под окошком такие слова:

- Нет ли кого-нибудь в этом доме, кто исцелил бы мои раны, кто бы успокоил боль в моем теле?

Отвечает ему с печи старая старуха:

- Нету здесь такого. Поезжай дальше, может в другом доме тебе помогут.

Погнал Вяйнемейнен коня по верхней дороге. Подьехал к крыльцу последнего дома и спрашивает:

- Нет ли кого-нибудь в этом доме, кто остановил бы поток крови, кто укротил бы злое железо?

Проворчал с лежанки седобородый старик:

- Мудрым словом и водопады останавливают и бурные реки усмиряют. Входи- ка в дом, герой, может, я и помогу тебе.

С трудом выбрался Вяйнемейнен из саней и вошел в дом.

А седобородый старик позвал своего малого сына и велел ему поставить перед Вяйнемейненом золотую чашу, чтобы стекала в нее благородная кровь героя. Но не вмещается кровь Вяйнемейнена в золотой чаше. Семи больших лодок и то было мало, восьми глубоких бочек и тех не хватило.

Смотрит старик, как льется кровь из богатырского колена и говорит:

- Есть управа на злое железо! Знаю я его коварный нрав! Знаю слова, что укротят его!

Злое, жалкое железо,

Сталь с могуществом ужасным!

Ты ведь не было великим

Ни великим, ни ничтожным

Встарь, когда еще безвестно

Ты в груди горы таилось,

На уступах скал высоких,

На хребте болт лежало.

Ты комком земли валялось,

Ты лежало пылью ржавой,

И тогда тебя, железо,

И олень и лось топтали

И тебя давили волки,

Лапою медведь царапал.

Ты ведь не было великим

Ни великим, ни ничтожным

В час, когда, в горниле плавясь,

Ты шипело и кипело

В страшном огненном пространстве

И клялось ужасной клятвой

Перед горном, наковальней,

Перед молотом кузнечным,

Перед жарким дном горнила,

Перед кузницею дымной,

Где работал Илмаринен,

Что не будешь резать брата,

Сына матери не тронешь.

Ты теперь великим стало,

Злобным сделалось, железо,

И нарушило присягу,

Как собака, сьело клятву,

Ты теперь источник бедствий,

Ты теперь источник бедствий,

Ты начало дел ужасных

Заставляешь кровь струиться

И бежать из раны с шумом.

Кровь, довольно изливаться!

Ты не бей струей горячей,

Перестань на лоб мне брызгать,

Обливать мне грудь потоком.

Успокойся, стой недвижно,

Как река стоит в запруде,

Как во мху стоит осока,

Как скада - средь водопада!

Если ж надо непременно,

Чтобы вечно ты струилась,

Ну, так двигайся по мышцам,

Пробегай по жилам быстро,

Но рекой не лейся в землю

И не смешивайся с пылью!

Обитать должна ты в сердце,

В легких погреб свой устроить,

Возвратись туда скорее,

Поспеши домой обратно!

Говорит старик, и с каждым словом все тише, все ленивее течет кровь из раны Вяйнемейнена.

И вот остановился буйный поток.

Тогда опять позвал седобородый старик сына и велел ему из самых нежных трав, из цветов тысячелистника, из сладких медовых капель сварить целебную мазь.

Нарвал мальчик трав и цветов, собрал с листьев дуба медовые капли, а потом развел огонь и бросил все в кипящий котел.

Десять ясных весенних дней, девять светлых весенних ночей варил он чудесное снадобье.

Наконец на десятую ночь, снял кипящий котел с огня и думает:

"На чем бы попробовать это снадобье? На чем бы испытать его силу?"

Огляделся он по сторонам и видит - стоит на краю поляны старая осина.

Давно уже сломал ее ветер, к самой земле склонилась она засохшей вершиной.

Плеснул на нее сын старика отваром из своего котла, и сразу ожила осина, зазеленели сухие ее ветки.

Стал он смазывать целебным снадобьем растрескавшиеся горы, разбитые скалы - и срастались обломки камня, исчезали глубокие расселины.

Тогда поставил он котел перед седобородым стариком и говорит:

- Такая сила здесь, что камни и те срастаются, мертвое дерево и то оживает.

Приложил он свой чудесный отвар к больному колену Вяйнемейнена, и сразу затянулась рана. Крепко сошлись ее края - так крепко, что даже царапины на коже не осталось.

Силиным, здоровым стал Вяйнемейнен. Свободно сгибает он колено.

Всю боль выгнал седобородый старик из Вяйнемейнена и запер ее в каменной горе. Пусть мучаются там каменные глыбы!

А старый, мудрый Вяйнемейнен поклонился седобородому старику и говорит:

- Ты защитил меня от злого железа, избавил от жесткой боли. Да прславится твоя мудрость и сила!

Потом вывел он своего коня, уселся в сани и взмахнул жемчужным кнутом.

8. Илмаринен выковывает чудесную мельницу Сампо

Весело едет едет Вяйнемейнен.

Несутся сани по болотам и полям, мчатся по холмам и равнинам.

Прошел день, кончился другой. На третий день увидел Вяйнемейнен родную землю.

Вспомнил он, как грозил ему гибелью Йоукахайнен, и засмеялся:

- Пустой хвастун! Он говорил, что не вернусь я живым к себе домой, что никогда, пока в небе сияет месяц и светит ясное солнце, не увижу я моей Калевалы. Так пусть же волк растерзает того, кто сказал эти слова!

С веселыми песнями едет Вяйнемейнен по родной земле.

Возде кузници Илмаринена остановил Вяйнемейненбыстрого коня.

Спрашивает Илмаринен песнопевца:

- Где был ты, старый, мудрый Вяйнемейнен? Расскажи, откуда приехал, где пропадал так долго?

Отвечает ему Вяйнемейнен:

- Был я в стране мрака и холода, в сумрачной Похъеле, в туманной Сариоле. И никогда бы мне оттуда не вернуться, никогда бы не видеть родных полей, если бы не пообещал я хозяйке Похъелы, что ты выкуешь для нее чудесную мельницу Сампо. Не простая это мельница: сыплется из нее когда надо - мука, когда надо - соль, когда надо - деньги. А за то, что выкуешь ты Сампо, отдаст хозяйка Похъелы тебе в жены свою меньшую дочь. Много видел я на своем веку чудес, но такой красавицы не видел никогда. Из глаз ее льется лунный свет, на груди сияет солнце, на спине мерцают звезды. Захочешь - и будет она твоей женой.

- О старый, мудрый Вяйнемейнен! говорит кузнец Илмаринен. - Разве ты желаешь мне зла? Никогда, пока сияет месяц и светит солнце, пока живу я на свете, не пойду я в туманную Похъелу, в сумрачную Сариолу. Там гибель стережет сильных, там смерть ожидает храбрых.

Не знает старый, мудрый Вяйнемейнен, что теперь делать.

Ведь на слово поверила ему старая Лоухи, хозяйка вечно мрачной Похъелы! А слово крепче ремня связывает. "Не хочет Илмаринен выручить меня, - думает Вяйнемейнен. - Как бы мне упросить его..."

- Послушай, друг Илмаринен! - говорит он кователю. - Видел я еще другое чудо. Там, где кончается цветущая Калевала, растет на краю поляны золотая ель. На золотых ветках ее лежит семизвездная Медведица, а на золотой вершине висит ясный месяц.

- Нет, ни за что я не поверю, что есть на свете такое чудо, отвечает ему Илмаринен.

- Так пойдем со мной, - говорит Вяйнемейнен, - тогда сам увидишь своими глазами.

Пошли они вместе впереди Вяйнемейнен, за ним Илмаринен.

На поляне, там, где кончается земля Калевалы, остановился старый, мудрый Вяйнемейнен и тихонько запел.

Поет он - и вырастает, поднимается к самому небу золотая елка.

На золотой ее вершине сидит ясный месяц, а на золотых ветках улеглась семизвездная Медведица.

Смотрит Илмаринен на это чудо и не верит своим глазам.

- Если и теперь не веришь, - говорит ему старый, мудрый Вяйнемейнен, так полезай наверх, сними с золотой вершины ясный месяц, с золотых веток сними семизвездную Медведицу. Не веришь своим глазам, так уж своим-то рукам поверишь!