В этом своеобразие фантастики.

О характере ее влияния хорошо сказал Лев Успенский: "Как передать всю силу воздействия, оказанного Уэллсом на мое формирование как человека; наверное, не одно мое?

Порой я думаю: в Аду двух мировых войн, в Чистилище великих социальных битв нашего века, в двусмысленном Раю его научного и технического прогресса, иной раз напоминающего катастрофу, многие из нас... задохнулись бы, растерялись, сошли бы с рельсов, если бы не этот Поводырь по непредставимому.

...Он не объяснял наш мир - он приготовил нас к его невообразимости. Его Кейворы и Гриффины расчищали далеко впереди путь в наше сознание самым сумасшедшим гипотезам Планка и Бора, Дирака и Гейзенберга.

Его Спящий уже в десятых годах заставил нас сделать выбор: за "людей в черном и синем" против Острога и его цветных карателей... Его алой и морлоки раскрыли нам бездну, зияющую в конце этого пути человечества, и доктор Моро предупредил о том, что будет происходить в отлично оборудованных медицинских "ревирах" Бухенвальда и Дахау.

Что спорить: о том же во всеоружии точных данных науки об обществе говорили нам иные, в сто раз более авторитетные учителя. Но они обращались прежде всего к нашему Разуму, а он... приходил к нам как Художник. Именно поэтому он и смог стать Вергилием для многих смущенных дантиков того огромного Ада, который назывался "началом века".

Средства фантастики, читаемой и потому массовой, годятся как для расчистки, так и для минирования фарватеров сознания. Это тем более важно помнить, что представления о будущем влияют на ход событий, которые это будущее формируют.

Стоит ли удивляться, что прилавки Оттавы и Тегерана, Мехико и Осло, Токио и Мельбурна завалены англоамериканской фантастикой? И доход, и идеология одновременно. В пору, казалось бы, говорить о полной духовной оккупации читателя. Все, однако, сложней. Можно легко и быстро взрастить тысячи поделок. Нужны безысходные картины грядущих катастроф? Пожалуйста! Розовые идиллии будущего? К вашим услугам! Но долговечность поделки - это долговечность поденки. Без Художника есть видимость литературы, нет самой -литературы; есть видимость воздействия и нет подлинного влияния. Недаром А. В. Луначарский писал, что "мы с нетерпением ждем появления нашего собственного Уэллса..." Оставим, однако, социальную фантастику в покое и вернемся к теме.

Параллельно с фантастикой, которую можно назвать научной, существует и развивается просто фантастика.

Условная, романтическая, сказочная - определить ее трудно, поскольку самая что ни на есть сказочная фантастика все-таки не сказка, одно с другим спутать трудно.

"Фэнтези", "фантазия" - такое общее определение годится, пожалуй, лучше всего. Мы уже исследовали некоторые грани взаимовлияния научно-технического прогресса и фантастики. Но это исследование, пожалуй, относилось исключительно к фантастике научной. А ею не исчерпывается и не определяется облик современной фантастики. Значит ли это, что "фантазии" никак не смыкаются с научно-техническим прогрессом?

В газетных выступлениях ученых все чаше мелькает соображение важности для научного работника такого качества, как творческое воображение. Наконец, в "Литературной газете" была поставлена точка над "и".

Выступивший в ней ученый прямо и недвусмысленно сказал, что воображение сейчас важней, чем знания.

Мысль не столь уж обычная.

Как так?

В перечне человеческих достоинств воображение всегда занимало скромное место. Логика? Бесспорно! Знания? Конечно! Воображение? А кто его знает, хорошо это или плохо...

"Да он у нас фантазер" - чего больше в такого рода сентенциях - хвалы или осуждения? И с чего бы это вдруг в наш век точности и рационализма заговорили о важности воображения? Да еще представители естественных и технических наук?

Чтобы уяснить причину, изобразим такую сцену. Аудитория, сидят люди.

- Дымное окно! - говорит один.

- Ледяное пламя! - вторит ему другой.

Собрание сумасшедших? Вовсе нет. Просто учеба. Слушатели - трезвейшие люди: инженеры, конструкторы, научные сотрудники солидной фирмы. Идет занятие по методу синектики - методу развития изобретательских способностей.

Добавим, что сцена, которую мы воспроизвели, - типичная. Ибо синектика - это прежде всего способ активизации воображения. "Дымное окно" и тому подобная чепуха на деле никакая не чепуха, подобно тому, как бред, высказываемый во время "мозгового штурма", - ценнейший бред. От слушателей требуют, чтобы они умели быстро находить несопоставимые понятия. Это, кстати, не так легко, как кажется. Ледяное пламя? Неудовлетворительно: в лаборатории получен горячий лед, так что "ледяное пламя" - это всего лишь вариация на тему...

Хотите знать, сколько американские фирмы платят за краткие (не более шестнадцати дней) курсы синектики? От 20 до 200 тысяч долларов.

Когда новые идеи в науке и технике требовались от случая к случаю, когда за ними не охотились с вертолета и не нанимали шпионов, чтобы их выкрасть, бизнесмена не интересовало, что это за штука - воображение, зачем оно и как его развивать. Времена изменились: новшества требуются постоянно и в растущих количествах. Иначе обставят конкуренты. Тут-то и выяснилось, что рынок не отвечает потребностям. Что придумать новое трудно, что этим свойством человека не может наделить никакой диплом. Всякие разговоры насчет "божественного дара" и "непознаваемости творческого процесса" были тут же оставлены. Потребовалось дело! И скоро выяснилось (это было известно и раньше, но не привлекало внимания), что без воображения нет творчества.

Воображение тотчас стало товаром.

Напрашивается теоретический вывод, что как научная фантастика, так и просто фантастика в силу своей специфики может резко активизировать воображение. Ломать стереотипы, приучать не бояться слов "невозможно", "не может быть", давать навык видения в необычных ракурсах.

Вывод этот подкреплен экспериментально. Советские исследователи, проведя большую серию опытов и наблюдений, установили, что при прочих равных условиях те инженеры лучше усваивают и применяют творческие методы изобретательства, которые систематически читают фантастику.

Результат был тут же использован.

Сейчас на занятиях по изобретательству слушателям читают курс фантастики, вменяют им в обязанность следить за этой литературой.

Впрочем, та же синектика разработала уже не метод обучения, а метод изобретательства, который так и назван - научно-фантастическим (с его помощью, в частности, был изобретен новый тип застежки для космического Скафандра; задание шло от НАСА, срок истекал, а другие методы не срабатывали). Пожалуй, никогда еще литература не использовалась столь прикладным образом... Ни лучше, ни хуже она от этого, впрочем, не стала.

Иногда приходится слышать и читать соображения, что фантастика отучает от удивления. Что люди, начитавшись фантастических романов, без восторга, как нечто самоочевидное принимают новые достижения научно-технического прогресса. И что это плохо.

Даже если дело обстоит таким образом, то так ли уж это плохо?

Пора привыкнуть, что новизна стала постоянным спутником нашей жизни.

Что наука, техника и должны производить новинки, как конвейер автомобили. Что внимание, эмоции, мысли не мешало бы переключить на другое: на разумное использование (или неиспользование) новинок, на изучение последствий их применения, на то, как с их помощью улучшить жизнь. Удивление - это эмоциональный фокус внимания. Современная фантастика обычно изображает сверхтехнику будущего без упоения всякими там киберами и прочими необычностями. Киберы будут; лучше уделим внимание человеку. С другой стороны, изумление и восторг нашего современника, когда он получил транзистор, были куда слабее радости тех, кто впервые увидел зеркальце и стеклянные бусы. Жалеть о такой эволюции чувств вряд ли стоит.

В последнее время возникли разговоры о кризисе фантастики, поскольку в Америке произошел спад изданий и закрылся ряд журналов. Столь же однозначных фактов по нашей фантастике нет: здесь книжный рынок настолько ненасыщен, что сокращение изданий никак не свидетельствует об уменьшении читательского интереса. Что же касается изменений на американском книжном рынке, то тут, в общем, нет ничего загадочногo. Интерес к чему-то не есть величина, неизменно растущая (с таким же успехом можно говорить о кризисе интереса к физике). Наблюдая явление со стороны, трудно сказать что-либо более определенное. Можно выдвинуть лишь гипотезу. На Западе сейчас ширится разочарование, вызванное тем, что ход научно-технической революции в условиях капиталистического общества сплошь и рядом оборачивается против человека (проблемы урбанизации, загрязнения среды и так далее). Разочарование переносится на саму науку, технику, прогресс. И следовательно, на научную фантастику. С другой стороны, кризисные явления в недрах капиталистической системы побуждают людей искать идеалы, лежащие вне этой системы. Однако социальная фантастика по понятным причинам развивается в рамках господствующей идеологии. И если литература не в состоянии выйти за эти рамки, если она не может или не хочет дать ответ на новые запросы, то внимание к ней, естественно, ослабевает. Видимо, совокупность этих причин и вызвала спад в американской фантастике.