— Рыбакова Галина Сергеевна, тридцати пяти лет, зайдите в комнату матери и ребенка! Там вас ожидает сын.

Идти с Темкой по улице было просто невозможно! Мало того что мама Галка была нагружена своими сумками-пакетами как ломовая лошадь, так еще Темка на каждом шагу спотыкался и его приходилось подхватывать, чтобы он не расквасил нос. А спотыкался он потому, что не смотрел под ноги, а таращился на все вывески, плакаты, объявления и афиши, попадавшиеся на пути.

— Союз-пе-ча-ть! — прочел Темка и чуть не врезался в чей-то живот.

— Га-ст-ро-но-м! — и споткнулся о бровку тротуара.

— Па-рф-юм-ер-ия! — и налетел на фонарный столб.

Мама Галка еще добавила, как смогла, занятой рукой ему по затылку:

— Перестань, люди уже шарахаются! Мало тебе, что опозорил маму в магазине!

— Я тебя не опозорил, — объяснил Темка. — Я тебя нашел.

Он даже немного обиделся и дальше пошел опустив глаза, не обращая внимания на вывески и огорченно думая свою думу. Дума эта была про то, что взрослые все-таки какие-то очень странные. Сначала учат, учат человека читать, стараются, радуются, когда у него начинает это получаться. А когда уже человек научился, сами же на него кричат.

Но думал он это все не очень долго. Вывески и плакаты снова привлекли его внимание, и он опять стал их читать, только уже тихо шевеля губами, чтоб мама Галка не заметила. Так он читал, читал, пока одна афиша не поразила его настолько, что он забыл об осторожности и потащил маму за руку к афишному щиту.

— Мам, мам! Смотри, что написано! «Хор учителей»! Мама, разве учителя поют хором?

— Поют, раз написано.

— А моя учительница тоже поет?

— Возможно.

— Прямо приходит в класс и прямо поет?!

Мама Галка опешила:

— Да нет! Они поют после школы. В нерабочее время. Ты что, не понял?

— Не понял, — признался Темка и попросил: — Мам, а как все будет в школе, расскажи, пожалуйста?

— Сыночка-косыночка-а! — простонала мама Галка. — Ты меня об этом уже сто двадцать раз спрашивал! И я тебе уже двести сорок раз отвечала!

— Ты извини меня, мама, — серьезно сказал Темка. — Просто я очень-очень волнуюсь.

Папа Андрей и мама Галка метались навстречу друг другу из угла в угол маленькой комнатки редакции, и Темка удивлялся, как они в такой тесноте не сталкиваются. А ведь они не только бегали из угла в угол, но еще и ссорились и спорили при этом.

Мама Галка кричала, что всегда и всё делает и должна делать только она, она и еще раз она. Но ее на всё не хватит, она же не может разорваться на сто дел. А если и разорвется на сто, то еще двести останутся несделанными. Кто, например, подстрижет ребенка? Кто пойдет на почту за посылкой?

А папа Андрей в ответ кричал, что все это сделает он, он и еще раз он. Но только не сейчас. Потому что сейчас у него очень срочная и очень нервная работа. И все остальные дела он может делать только после того, как сделает свою работу.

Прекрасно, возмущалась мама Галка, а она, значит, безработная, она, выходит, бездельница, она, получается, просто тунеядка…

Но тут в дело вмешался Темка. Он терпеть не мог, когда мама с папой ссорились или, как говорила бабушка Наташа, «выясняли отношения». Поэтому сейчас он делал вид, что не слушает их перепалку и даже отвернулся от них к стене, которая была покрыта, как обоями, вырезками из журналов, фотографиями и рисунками. Тема их разглядывал, а сам искал повод вклиниться в родительский разговор. И нашел. Он залез на стул и дотянулся пальцами до шаржа-портрета, в котором узнавался папа Андрей с улыбкой от щеки до щеки.

— Пап, это ты?

— Я, я! — отмахнулся папа Андрей, собираясь продолжать спор с мамой.

Но Темка не отставал:

— Ты совсем тут не похож!

— Почему?

— Ну, тут только видно, что ты очень веселый. И совсем не видно, что ты очень строгий.

— Ничего, дома увидишь! — пообещал папа Андрей.

— Увижу, — со вздохом согласился Темка и ткнул в портрет Клаудии Кардинале, прилепленный рядом с шаржем: — А эта тетя — твоя знакомая?

— Нет, — сказал папа Андрей.

— О чем папа очень жалеет! — заметила мама Галка.

— Ничего, ты еще познакомишься, — утешил Темка папу.

Папа Андрей промолчал, а мама Галка усмехнулась и сказала:

— Короче, пошли домой! Я одна ничего не успею.

— Но я должен сдать ответ в номер! — закричал папа Андрей. — В номер — можешь ты это понять?

— Ну вот, вы опять ругаетесь, — огорчился Темка. — А я думал, я вас уже отвлек.

Мама Галка засмеялась:

— Отвлек, конечно, отвлек. И мы уже не ругаемся, а просто договариваемся. Правда, папа?

— Правда, правда, — буркнул папа Андрей. — Отведи Темку домой, пусть ждет меня во дворе. Я попробую сговориться пописать дома и прибегу.

— Только отнеси хоть немного вещей, а то у меня ручки-ножки отваливаются!

Мама Галка начала выкладывать из сумки тетради, папки, коробки карандашей, пенал… А последним вынула будильник и схватилась за голову.

— Ну! Замотал ты меня, сыночка-косыночка! Андрей, придется тебе будильник тоже взять на себя.

— Папа, только ты приходи скорей, — попросил Темка. — А то у меня тоже много дел.

— Ты опять о своих делах?! — начал накаляться папа Андрей.

Но до конца накалиться не успел — распахнулась дверь, и в комнату вкатился маленький лысый человечек. Он был похож на разноцветного человечка из мультика: рыжие волосы, розовая лысина, желтая замшевая курточка, сорочка в мелкий цветочек. Обычно в мультиках такие человечки очень веселые и добрые. Но этот был совсем не веселый, а скорее мрачный.

— Давай! — протянул он с порога руку к папе Андрею, не обращая внимания на маму Галку с Темкой.

— Еще не готово. Я с Гиви Давидовичем договорился: сдам завтра прямо в номер…

— Чтобы ты завтра сдал в номер, — прервал человечек, — я должен сегодня это сто раз почеркать! Главный спросит не с тебя, а с завотделом! — Он наконец заметил маму Галку: — Кончишь с гражданкой — зайдешь ко мне!

— Но, Серафим Антонович…

— Зайдешь ко мне! — рявкнул человечек и выкатился, хлопнув дверью.

— Видела? — развел руками папа Андрей.

— Видела, — вздохнула мама Галка и взяла Темку за руку. — Пошли…

Но Темка не двигался с места, широко раскрытыми глазами смотрел на захлопнувшуюся дверь.

— Папа, — тихо сказал он, — я еще никогда не слышал, чтобы на тебя кричали. Я думал, что только папы всегда кричат на своих детей…

Темка выбежал во двор, уже освободившись от «приличного костюма», как мама Галка называла его одежду, в которой они отправились в «Детский мир». Сам Темка терпеть не мог этот «приличный костюм». Тем более после босоногой свободы южного пляжа, откуда он только что вернулся. И сейчас он снова чувствовал облегчение — в одних трусах и только с ремнем на голом животе, а на ремне болталась старая солдатская фляжка.

Едва он появился из подъезда, как навстречу ему бросилась орда таких же голопузых и босоногих пацанов — верные друзья, дворовая команда. Темка даже не представлял, что он так по ним соскучился. На юге как-то не было времени вспоминать о них — там своих дел и впечатлений хватало. Но вот теперь, увидев всех друзей сразу, Темка вдруг понял, как соскучился по ним, как рад видеть их всех — и кудрявого крепыша Игоря, с которым подрался из-за ножичка в прошлом году, и рыжего хвастуна Вальку, который проспорил ему мороженое и не отдал, и самого маленького круглоглазого Саввочку — пожалуй, единственного в мире человека, к которому Темка уже мог относиться как старший.

Пацаны тоже явно были рады встрече с Темкой, хлопали его по плечам, трясли по-мужски руку, засыпали вопросами, как было в Сочи, научился ли он плавать, возил ли с собой фляжку, загорал ли в плавках или «голяком»… А Темка, как ни сбивчивы были вопросы, старался ни один не пропустить и на все ответить. Он сообщил, что в Сочи было очень хорошо, хотя и жутко много везде народу; и что плавать он научился, хотя только рядом с папой Андреем, а одного его пока не пускали; и что фляжку свою знаменитую он, конечно, возил с собой и носил в ней воду на пляж, а на волнах она, оказывается, не тонет; и что, ясное дело, загорал он никаким не «голяком», а в плавках — что он, маленький, что ли!