Дело в том, что к Бахаго нередко обращались с просьбой вырезать деревянные головы предков для алтарей. Как-то он сделал такие головы для своих близких родственников. Потом его попросил об этом Маваки. А потом слава о нем разошлась по саванне, и к нему приходили даже из дальних маленьких селений, хотя повсюду были свои резчики по дереву, а он, Бахаго, был единственным кузнецом в Слоновьей Тропе. Все же ему пришлось заниматься и резьбой. Бахаго давно заметил, что людям присущи всевозможные причуды. Появится такая причуда у одного, потом она переходит к другим, и многие становятся ее пленниками.

Так было и с ним. Казалось, что нет нужды обращаться к нему с работой резчика по дереву. А вот обращаются, и он не смеет отказать. Пожалуй, во многом виновата и Мать Макеры — так теперь называли жену кузнеца Бахаго. Вместо того чтобы пойти в поле и заняться посадками земляного ореха, она не поленилась отправиться в одно дальнее охотничье селение с Макерой за спиной и с деревянными фигурками в корзине. Она чуть не уморила малыша, а для чего? Чтобы заставить Бахаго вырезать еще несколько деревянных голов для алтарей и получить за них мяса и плодов. Неудивительно, что путешествие в Кано все откладывалось. Бахаго сердился, да и Мать Макеры становилась нетерпеливой, часто вспоминала о предстоящем путешествии, однако не помогала мужу готовиться к нему, а только мешала.

— Зачем тебе плавить металл, когда ты можешь получить много мяса, забавляясь резьбой по дереву? — спрашивала она.

— Ты говоришь неразумные слова, Мать Макеры, — рассердился Бахаго. — Мой дед и прадед были кузнецами. Мой отец велел мне заниматься этим делом. Наше занятие священно. Зачем ты говоришь такие слова?

— О, я говорю хорошие слова! — закричала Мать Макеры. — Я вижу, что в саванне умирает много людей, а живые хотят иметь деревянные головы предков. Им нужны алтари, чтобы задобрить души умерших. Почему бы тебе не делать деревянные головы, если они приносят тебе выгоду? Разве легко прокормить четверых сыновей? А еще нужно найти время, чтобы сделать украшения для базара в Кано. Не будет украшений, тогда и ходить незачем. Головы из дерева легче делать, чем плавить бронзу. Я давно это заметила. Сколько дней ты потратил на поиски камня, в котором есть медь? Вспомни, Бахаго. Может быть, ты забыл, а я запомнила — двенадцать дней.

— Я сделаю украшения, Мать Макеры. Но мы ведь не можем пойти в Кано сейчас, когда наш малыш еще так беспомощен. Мне кажется, что мы не должны рисковать жизнью маленького Макеры. Если он не в состоянии даже съесть фуру с молоком матери, то как он перенесет долгий путь по знойной тропе, привязанный к твоей спине? Чего только не делает крепкое томбо! Как я мог пообещать старейшине племени, что пойду в Кано с четырьмя сыновьями? Макера может умереть, и тогда мы лишимся своего четвертого сына, может быть, самого лучшего помощника.

— О, я не перенесу этого! — воскликнула Мать Макеры. — Посмотри, глаза у малютки смышленые. Как он крепко сжимает свои крошечные кулачки! Разве это не доказательство тому, что он будет крепко сжимать молот в своих руках и будет ковать прекраснейшие вещи для людей хауса? Должно быть, духи предков желают, чтобы из малютки Макеры вырос отличный кузнец. Ты прав, Бахаго! Нельзя тащить малыша на спине по знойной саванне. Нельзя тащить его в город Кано. Он еще слишком мал и может уйти к прадеду, не став кузнецом.

Время шло, а Бахаго все еще не имел тех украшений, которые ему были нужны для того, чтобы посетить Кано. Он уже отказался вырезать деревянные головы предков. Все свободное время, когда ему не нужно было плавить бронзу для наконечников стрел, он делал браслеты, серьги и маленькие бронзовые бусы, которые пополняли тяжелую низку, предназначенную для самого богатого человека в Кано. Ведь бусы были священны, они помогали отгонять злых духов, они приносили в дом богатство.

Бахаго трудился много. Он делал эти украшения очень тщательно, чтобы потом, в Кано, выбирать и обменивать их на хорошие вещи. Он мечтал о синих тканях для одежды себе и сыновьям. Он хотел выполнить маленькие просьбы жены. Кузнец все прикидывал, когда же лучше пойти в Кано.

Должно быть, Мать Макеры была права, когда пошла в дальнее селение охотников и привела в Слоновью Тропу людей, пожелавших иметь деревянные головы предков. Ведь в самом деле, резьба по дереву для него всего лишь забава, а сколько она дала мяса его сыновьям. Когда он перестал заниматься резьбой, стало труднее. Правда, сейчас уже помогают старшие сыновья. Мафи научился разыскивать камень, в котором спрятана медь. Он умел добывать эту медь и знает все заклинания, которые знал его дед. С тремя старшими совсем не было трудно пойти в Кано. А вот Макера еще мал, хоть и смышленей всех мальчишек в селении. Скорее бы он подрос!

Но прошел год, прошел второй, уже настал третий, а Бахаго все еще не собрался. Старый Маваки вознегодовал. Как-то он пришел к Бахаго, присел у его плавильной печи и сказал сурово, не скрывая своего недовольства:

— Я считал тебя честным и благородным человеком, Бахаго, а ты сказал мне неправду. Помнишь, как ты обещал пойти в город Кано и хотел принести мне синей ткани для одежды? Это было в год рождения твоего младшего сына. Я отлично помню, ты давал обещание у праздничного костра Макеры. Но я не вижу, чтобы ты собрался в Кано. Мне горько, Бахаго. Скоро твоему младшему сыну исполнится три года, а ты не выполнил своего обещания, не пошел в Кано.

Старик не промолвил больше ни слова, но и сказанное было неприятно Бахаго. Он понимал, что оказался обманщиком в глазах старейшины племени, главного жреца селения. Хорошо, что разговор с Маваки произошел наедине и люди Слоновьей Тропы не знали о нем, а то было бы стыдно перед охотниками селения.

От деда, от отца, от всех старых и мудрых людей племени кузнец Бахаго усвоил одну непреложную истину: нельзя обманывать, нельзя давать пустые обещания. Но томбо делает человека безвольным. И вот он, Бахаго, надавал пустых обещаний. Как же быть теперь? Ведь может случиться так, что старый Маваки уйдет к духам предков и не дождется обещанных даров. Это будет очень нехорошо. Надо бы поторопиться в Кано. Надо лучше работать, чтобы приготовить побольше ценных вещей для обмена. Но если случится беда и старый Маваки не дождется его, тогда он, Бахаго, принесет все свои дары на его алтарь. Он сделает из черного вязкого дерева большую красивую голову Маваки. Он сделает ее хорошо, со шрамом на лбу, который старик получил во время охоты на слонов. Маваки будет стоять на алтаре как живой. Его долго будут помнит внуки и правнуки, которым суждено жить среди диких трав саванны.

Размешивая мокрую глину для формы и время от времени поглядывая на свою маленькую плавильную печь, Бахаго размышлял о будущем.

Маленькое селение, затерявшееся в саванне на западе Африки, жило своей жизнью. Каждый как мог добывал себе пропитание. Каждый трудился для своей семьи. А когда случалось, что счастливая охота дарила людям много мяса, тогда пировали у праздничного костра и поили вином старейшину племени Маваки.

На языке людей хауса Маваки — певец. Но старейшина племени давно уже не пел. И на охоту старик ходил редко. Только иногда ставил ловушки. Не стало сил у Маваки. Все говорили о том, что его призывают к себе духи предков.

И настал день, когда Маваки уже не смог покинуть свою хижину. Он лежал безмолвно, не прикасаясь ни к еде, ни к прохладному вину, которое ему подавали внуки. Бахаго призадумался. Надо было идти в Кано, чтобы вернуться, пока старик еще жив. Иначе душа его, переселившись в тело животного или птицы, будет недовольна дурным поступком кузнеца и станет мстить. Бахаго больше всего боялся этого. И он сказал жене, что пора собираться в Кано. Макере уже семь лет. Больше откладывать нельзя.