Глава двадцать четвертая

В голове Эдриенн Скотт стучало, и, хотя она проснулась ночью выпить воды, ей все еще казалось, что язык приклеен к верхнему нёбу. Вероятно, ей не было бы так плохо, остановись она после одной бутылки с Кэтрин в пабе, но Эдриенн пришла домой и откупорила еще одну. Тогда это показалось хорошей идеей, теперь она жалела.

Взяв стул, она села у окна и наблюдала за тем, как Чери высвобождала руки Райна из полосатой футболки с длинными рукавами, на которую он умудрился вывалить большую часть завтрака. Одновременное поедание и пение не особо сочетались, и так как Райан не мог остановиться, Чери практически пихала еду ему в горло, заставляя сглотнуть, пока рефлекс не делал все остальное. Райан ел много мягкой пищи. Эдриенн избегала приходить во время кормления. Было трудно принимать саму инакость Райна, а всю эту возню с грязью и пачканьем она выдержать не могла. Хоть это и был ее родной сын, но картина вызывала у нее тошноту. Как минимум это было не удивительно. В конце концов, она была плохой матерью.

Когда сиделка стянула через макушку маленькой блондинистой головы футболку, пение Райана стало громче, возможно это был своеобразный намек на какое-то беспокойство, но по любому звучание было идеально.

Эдриенн вздрогнула и потерла голову. Звук совсем не помогал ее похмелью, независимо в какой интерпретации исполнялась «Прогулка по воздуху». Стараясь игнорировать дрожь в руках, она потянулась за сладким кофе, который ей сделала Чери, и задалась вопросом, как часто за эти два дня с ее последнего визита Райан прошелся по всему СД. Она поражалась, как Чери не сошла с ума.

В надетой рубашке пение Райана вернулось к нормальному состоянию, идеально голубые глаза мальчики смотрели прямо в ничто. Он не посмотрел в ее сторону с момента ее прихода, но удивляться не приходилось. Он никогда не замечал ее. Может, ей стоило прекратить приходить.

Однажды она предположила такое при Чери, та только засмеялась и ответила, что у нее есть такая прерогатива, но этого никогда не случится. Эдриенн поинтересовалась отчего же, на что Чери заявила, что Райан — ее сын, и хоть она наверно, не всегда это понимает, но она любит его. Эдриенн захотелось расхохотаться на эти слова.

Позволив похмелью пульсировать, она посмотрела на мальчика, сидящего посреди комнаты, игнорирующего игрушки и идеально поющего. Она любит его? Может ли любить? Как можно любить кого-то, кто не признает ничье существование и не подает признаков узнавания никого, даже родной матери? Как можно испытывать любовь к такому ребенку?

Вздохнув, она перевела взгляд на окно и дождь за ним. Эти мысли были для другого раза, когда она не будет такой разбитой. Тем не менее почти пробило одиннадцать, пора было уходить, на сегодня ее покаяние было выполнено. Безуспешно пытаясь отгородиться от музыки, она всматривалась в серое небо и пила кофе.

Одна в Хабе, Гвен наблюдала, как стрелки неумолимо двигались по круглой поверхности часов к одиннадцати. Вот оно. Тишина началась. Сердце громко билось в груди, не слушаясь приказов успокоиться, она покусывала губу, всматриваясь в экран.

Давай, думала она. Давай же. Терпение не было сильной ее чертой, и она боролась с желанием пнуть аппарат. Милю или чуть дальше Янто приступал к пению; Джек и Катлер томились в ожидании информации от нее. Желудок сжался. Что, если она не улучшила аппарат? Что, если запутала все?

Сжав зубы, она со злостью разметала волосы по плечам. Вот почему она ненавидела торчать в Хабе. Появлялось слишком много времени на размышления. На месте операции времени для размышлений не остается. Только для действий. И это более легкий путь.

А тут появлялась ненужная ответственность. А что, если что-то пошло не так? Она так и будет сидеть тут и слушать, как пришелец вспарывает ее друзей? Она запыхтела. Это был последний раз, когда она позволяла себе какие-либо гениальные технологические идеи. И если ее когда-нибудь они посетят снова, она, черт возьми, прогонит их прочь. Если бы призрак Тош был где-то рядом, он бы наверняка заливался сейчас смехом. Гвен не обладала, как Тошико, холодным методичным мышлением. Может, дух Тош вживил идею в мозг Гвен, как своего рода шутку из загробного мира. Может, невидимые Тош и Оуэн кружились по Хабу, посмеиваясь над ней. И даже не веря в призраков и жизнь после смерти на Земле, в одиночестве и вся на нервах, эта идея показалась Гвен жуткой.

На экране что-то мелькнуло, и воображаемые призраки перестали смеяться. На дальнем краю Кардифф Бэй загорелся маленький всплеск.

Вот оно.

Пришелец был на подходе.

Еще два всплеска мигнули и погасли. Она прикоснулась к наушнику.

— Джек? — Ее голос был громким, эхом возвращаясь к ней же в пустом подвальном помещении. — Началось.

Поднявшись, она скрестила руки на груди и желала, чтобы устройство показало пункт появления пришельца.

Еще три мелких всплеска, и в конце загорелся ожидаемый ею красный свет, карта автоматически увеличилась высвечивая адрес.

Гвен нахмурилась. Была какая-то ошибка. Это было не то место, где находились Джек и Янто. Рука вернулась к наушнику.

— Джек, у нас проблема.