8

Наташа вернулась через полтора часа. Не обнаружив гостя в квартире, она решила, что Вадим ушел, и успокоилась. И только потом вспомнила, что заперла дверцу шкафа на ключ. А когда открыла ее - прямо к ногам вывалилось бесчувственное тело. Наташа чуть сама не упала в обморок, когда с испугом подумала, что мужчина задохнулся. Но поскольку Вадим подавал признаки жизни, она села на пол и заплакала, чувствуя себя совсем потерянной. Слезы посещали ее столь редко, что она даже не могла вспомнить, когда же это случилось в последний раз. может быть, далеко в детстве? Или у зубного врача? Но это не считается. А теперь удивлялась себе и недоумевала: отчего плачет, словно очищая глаза, и почему в то же время улыбается? Откуда появилась глупая радость, сменившая еще более глупую тревогу?

- Не спи!.. - сказала она Вадиму, тормоша его за плечи. Наташа видела, что он притворяется, очень искусно, артистично изображая полное забвение. Иначе я вылью тебе на голову ведро воды, - добавила она.

Только тогда он приоткрыл глаза, сел и беспечно произнес:

- Я действительно чуть не умер в этом ящике. Вообще-то довольно по-свински исчезать так надолго. Только не говори, что была в парикмахерской.

- Я не могла вернуться раньше, - сказала Наташа. - Мне надо было подумать. Извини.

- Забавно, что ты не можешь думать возле шкафа, в котором заперт мужчина. Мне было бы, по крайней мере, не так скучно.

- Не придирайся. А кроме того, Глеб такой привязчивый, я еле ушла. Подозреваю, что он не оставит нас в покое.

- Надеюсь. Особенно тебя.

Наташа вздохнула, задержав взгляд на его лице.

- Ты интересуешь Глеба не меньше, - ответила она. - Хотя и по другой причине. Кажется, он что-то задумал...

- А почему мы перешли на "ты"? - спросил Вадим.

Он отвел рукой тень Глеба и все другие тени, стоящие рядом, а комната перестала казаться маленькой, расширилась, может быть, вообще прекратила существовать, и они остались одни, под небом.

- А разве не понимаешь? - сказала Наташа.

Вот и сейчас вновь стало не хватать воздуха. Словно пейзажист, поместив их в свою картину и испугавшись чего-то, набросил на незаконченный холст темную ткань.

- Последние станут первыми, так, кажется? - произнес Вадим, обращаясь не только к ней. - Но это - потом, после смерти. И то не для всякого. Спасибо за доверие. Происходит что-то невероятное. Будто я уже умер. Но отчего это так прекрасно?

Ему хотелось добавить еще несколько фраз, как часто бывает, когда не можешь объяснить свою мысль коротко, внятно, сказать о нынешнем состоянии и прошлом, объяснить причины того, почему он поступает так, а не иначе, где был все эти годы и для чего существует, зачем, в конце концов, появился и куда все может исчезнуть, - если бы это вообще было доступно объяснению... Но все оказалось лишним. Слова скрывают забвение, неразумие, отчаяние, в них нет правды, они как одежда, к случаю и погоде. И слава Богу, что не надо было больше ничего говорить, Наташа и так все понимала, может быть, даже гораздо больше, чем он, поскольку женщины мудрее всвоей любви самых умных мужчин.

Им казалось, что над домом снова кружит вертолет, огромная стрекоза с блестящими крыльями, прилетевшая по молитвенному зову забрать их, но в кабине нет пилота, никогда не было, потому что это место принадлежит им. Люди на земле, в квартирах, на балконах, иссушенные летним зноем, лихорадочно следят за ними, за чудесным явлением, пытаясь познать и себя тоже, а лица их становятся все более ясными и суровыми. Сколько пройдет времени, прежде чем они пробудятся от сна? Как долгобудет продолжаться бесчувствие воли и разума? Пройдут дни и годы, а эти мгновения останутся в памяти, почти зримые материально, как фотографические снимки на забытой стене. Вряд ли они заинтересуют кого-то, не знающего причин внезапной любви, а дотошному исследователю никогда не докопаться до истины. Лучше не пытаться.

Дождь продолжал постукивать по крыше, а в комнате было темно и покойно. День ушел, оставив разбросанные по полу вещи и приоткрытую дверь, выкуренную одну на двоих сигарету, шепот и приглушенный смех. Но молчание длилось дольше, оно будто подстерегало их, готовя западню. И надо было очень искусно обманывать себя, чтобы даже не пытаться вслушаться в его тревожную тишину.

- Ты останешься, - убежденно сказала Наташа. - Я еще не знаю как, но ты останешься здесь.

- Мечтать не вредно, - согласился Вадим. Возможно, это прозвучало как-то неуклюже, по крайней мере - чересчур трезво, словно сказка кончилась: щелкунчик, не превратившись в принца, возвращается в свой шкаф. Не было ни сражения, ни победы, лишь затмение и краткий миг счастья.

- Мы вместе начнем все заново, - медленно проговорила она.

- Конечно.

- Можно вообще уехать из этого города.

- А ты сама-то веришь во все это? Я врач и знаю, что такое боль и исцеление, знаю, чем можно лечить, а что превращается в яд. Но в одном ты права: мне самому не хочется уходить. Никто бы и не поверил, если бы я сказал обратное. Что же делать? Нет выхода.

После некоторого молчания Наташа неожиданно резко поднялась, повернувшись к нему лицом, глаза в темноте гневно блестели.

- Возвращайся на свою крышу, - отрывисто сказала она. - Или где там твое место... Неужели ты думал, что я говорю правду? Чудак. Все было игрой, развлечением. Ха! Просто я хотела как-то скоротать время до приезда Кости. Да, я такая! Мне скучно, скучно. Всю жизнь скучно, но я ни секунды не сомневалась, что ты такой же, как все, только пониже рангом, с самого дна, как морской еж. И ты поверил, что получишь эту квартиру назад? Надо быть полным идиотом, чтобы принять мои слова всерьез! Нужно быть безухим чучелом, чтобы на что-то надеяться!

Она говорила и смеялась, бросая слова, как камни, но они почему-то не достигали цели, поскольку он слушал ее совершенно невозмутимо, словно так и должно быть.

- А еще я скажу Глебу, чтобы он и близко тебя не подпускал к этому дому. ты будешь обходить его за три квартала и попробуй только сунуться сюда вновь! - продолжала она, превращаясь в разъяренное существо с когтями, и Вадим испугался, что она сейчас вцепится ему в лицо. Но она лишь подняла руки с растопыренными пальцами. - Сунешься - тебя убьют! Ты - слизняк, и твое место под камнем.

- Зачем же кричать? - отозвался он, одеваясь. - Мы не в Неаполе. Успокойся, дорогая, я уже ухожу.

- И поскорее, - коротко добавила она. - Сейчас придет Глеб.

- Славно. Желаю тебе не скучать до приезда жениха.

- Не твое дело.

Она отвернулась, этот человек больше не интересовал ее. Богатые римлянки находили себе рабов на одну ночь, а затем казнили.

- Кстати, - раздался его голос. - Я ведь тоже тебя обманул, может быть, тебя это позабавит. Это не мои семейные фотографии. Не мои вещи. И не моя квартира. Все очень похоже. И оказался я тут случайно. Да и ухо-то потерял на войне. Слышала что-нибудь о Кавказе?

- И вообще ты не тот, за кого себя выдаешь, - сказала она.

- А я себя ни за кого и не выдаю, - усмехнулся он. - Это тебя выдают замуж.

В его голосе чувствовалась какая-то фальшь, будто он вновь начал играть чужую роль, примеривая ее на себя, но Наташа устала спорить и пробираться к истине.

- Теперь не важно, - сказала она.

- Уже нет, - согласно кивнул он. - И все же...

Но фраза осталась неоконченной, Наташа услышала, как защелкнулась входная дверь, и вздохнула: он так ничего и не понял. Люди просто не способны слышать друг друга, особенно наедине. Исключение составляют только сумасшедшие, но и они не понимают того, что произносят. Наверное, так и должно быть, иначе мир бы окончательно замолчал. Ладно, решила она, сны бывают вещими и пустыми и... хватит об этом.

Наташа жестко смотрела на себя в зеркало, ей не нравилось лицо, улыбка и взгляд - и надпись, сделанная ее же помадой: "Прощай, забудь". Глупее не придумаешь, словно она собиралась помнить об этой встрече всю жизнь. Ей доставило огромное удовольствие перечеркнуть и свое отражение, и его слова. Потом она принесла из ванной мокрую тряпку и вытерла зеркало.