— Неужели ты настолько слеп? — воскликнула Марта, сокрушенно покачивая головой.
— Что произошло? Чем я провинился? Скажи. Я исправлюсь.
— Мы это уже не раз обсуждали.
— Скажи мне. Я изменюсь. Честное слово. Я обещаю.
— Твое пьянство…
— Я перестану. Я никогда больше не возьму в рот спиртного.
— Твоя ложь…
— Разве я тебе лгал?
— Макс…
— Если я и делал это, то без всякого умысла.
— Твои женщины…
— С ними покончено навсегда. Клянусь.
— А с ней?
— Тоже.
— С каких это пор?
— С этой самой минуты.
— Нет, Макс. Я больше не верю твоим обещаниям.
— Я люблю тебя, Марта.
— Каждый раз повторяется одно и то же. Ты говоришь, что любишь меня…
— Но это правда.
— … ты говоришь, что не можешь жить без меня…
— Это правда, Марта.
— … ты просишь прощения. Плачешь. Обещаешь измениться…
— Я действительно изменюсь.
— И каждый раз все повторяется снова.
— Я клянусь тебе.
— Ты всегда клянешься. Встань, Макс. Встань.
— Я не встану до тех пор, пока ты не изменишь своего решения.
— Пожалуйста, не унижайся, Макс. Поднимись с пола.
— Нет, не поднимусь. До тех пор, пока ты не скажешь, что остаешься.
— Я не могу, Макс.
— Можешь. Ты ведь любишь меня, правда? Я знаю, что это так. Ты любишь меня.
— Я не могу больше так жить.
— Я стану другим человеком. Поверь мне еще один, последний раз. Если и на этот раз я нарушу данное тебе слово, ты уйдешь. Но я изменюсь, вот увидишь. Я все понял. Дай мне возможность доказать тебе это.
— Не нужно плакать, Макс.
— Марта! Марта, я люблю тебя. Ты мне нужна.
— Макс…
— Все они ничего для меня не значат. Ты единственная, кем я действительно дорожу. Я не могу жить без тебя, без наших детей. Ты для меня — все.
— Я больше не верю тебе, Макс.
— Дай мне еще одну, последнюю возможность. Скажи, что ты останешься. В последний раз. Прошу тебя, Марта, пожалуйста. Я никогда больше не взгляну на другую женщину. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Моя жизнь ничего не стоит без тебя и детей.
Она посмотрела на меня холодно, как может смотреть только женщина.
— Ты перестанешь пить?
— Да.
— Ты перестанешь обманывать меня?
— Обещаю.
— Ты порвешь с ней?
— Клянусь.
— Поднимись, Макс. Пожалуйста. И вытри лицо.
— Ты все еще любишь меня, Марта, правда?
Она закрыла глаза. Я схватил ее руки и принялся осыпать их поцелуями.
— Ты не пожалеешь об этом, дорогая. Я никогда не взгляну ни на одну женщину, кроме тебя.
Она решительно высвободила свои руки, которые я изо всех сил старался удержать.
— Я разыскиваю девушку, которая написала эту книгу, — сказал я, выкладывая на прилавок «Мертвецов».
Бакалейщик вытер руки о фартук и взял книгу.
— Мне сказали, что она живет в этих краях, — продолжал я. — У меня есть ее адрес, но я не знаю туда дороги.
Пока бакалейщик рассматривал книгу, в лавку вошел какой-то мальчуган и протянул ему смятый листок бумаги. Тот расправил его и, заглядывая в список, начал отбирать продукты. Мальчик молча смотрел на меня, пока бакалейщик выкладывал на прилавок указанные в бумажке продукты: сахар, муку, кукурузные хлопья, свиной жир. Мальчик вынул из кармана несколько монет и положил их рядом с пакетами. Бакалейщик пересчитал деньги, вернул мальчику одну монетку и, вручив ему конфетку, взял продукты и отправился вслед за мальчиком на улицу, чтобы погрузить их на тележку. На прощание бакалейщик погладил мальчика по голове. А тот, отъехав немного, оглянулся и помахал лавочнику рукой. Лавочник вернулся и снова взял в руки книгу.
— Вы не здешний? — спросил он.
— Нет.
— Я так и подумал.
— Я разыскиваю…
— На книжке нет имени автора.
— Я знаю. Но ее написала она. Ее имя…
— Откуда вам известно, кто ее написал, если здесь нет имени автора?
— Я знаю эту женщину. Еще… еще с довоенных времен. Ее зовут Рашель. Рашель Леви.
— Это написала мисс Леви?
— Да.
— Это действительно ее книга?
— Да.
— Почему тогда на ней не стоит ее имя, как на других книгах?
Я не ответил. Солнце било в стекло витрины, и от этого в лавке стало душно. Рубашка на мне взмокла от пота. Бакалейщик вытер лицо краем фартука.
— «Стоящие вдоль улиц мертвецы», — прочел он и, пожав плечами, положил книгу на прилавок. — Пожалуй, так написать могла только она. Вы читали ее книжку «Ничейная земля»?
— Нет.
— А «Коменданта»?
Холодный пот выступил у меня на груди, в висках стучало. У меня было такое ощущение, будто мне на шею накинули петлю из проволоки, и она затягивается все туже и туже при каждом вздохе.
— Когда я читал «Ничейную землю», то не мог спать по ночам. А жена плакала. Особенно над последними страницами.
В лавку зашла покупательница. Бакалейщик улыбнулся ей и поднял руку в дружеском приветствии. Женщине нужны были синие нитки, пачка иголок и пять фунтов муки. Все время, пока она находилась в лавке, я не сводил глаз с книги. Бакалейщик вытащил из-под прилавка влажную тряпку и смахнул просыпавшуюся из пакета муку.
— Местные ребятишки обожают мисс Леви, — сказал он. — Они просто не дают ей прохода, забегают к ней в дом, играют у нее в саду. — Все еще не расставаясь с тряпкой, бакалейщик скрестил на груди руки и пристально посмотрел на меня. — И она никогда их не прогоняет.
Я взял книгу. Он жестом пригласил меня подойти к витрине.
— Дорогу, ведущую к ее дому, легко проскочить, если не знаешь этих мест, — сказал он. — Там, где широкая дорога сворачивает в сторону гор, стоят два высоких дуба. В этом месте от главной дороги ответвляется дорожка поуже. Она и приведет вас к ее дому. Это недалеко, всего несколько миль.
Я кивнул.
— Скажите, что мистер Годфри кланяется ей.
— Непременно скажу.
В первый раз я проскочил развилку дорог, о которой говорил бакалейщик. Здесь не было ни одной асфальтированной дороги. На подъеме машина начата буксовать, с трудом одолевая крутой склон. На вершине холма среди деревьев стоял белый домик. Наконец я ее нашел. Через столько лет. Преодолев тысячи километров. Оставив позади целую жизнь.
Я поставил машину в тени высоких деревьев в самом начале подъездной дороги и положил на колени ее книгу. Каждый день я перечитывал ее стихи и каждый день давал себе клятву найти ее. Я подумал, что мне следовало надеть форму коменданта. Нет, я должен предстать перед ней без формы, в самом обыденном виде.
— Почему ты не в форме? — удивилась Марта, когда я после ужина вышел в сад.
— Я… Я испачкал ее. За обедом.
— Чем?
— Пролил вино.
— Вино? От него остаются пятна, — озабоченно сказала Марта и встала. — Я постараюсь их вывести.
— Этим уже занимается прислуга.
— Ты доверил свою форму прислуге?
— Да. И не нужно так на меня смотреть. Она в состоянии сделать это.
— Она — заключенная!
— Не стоит волноваться из-за такого пустяка.
— Но ведь речь идет о твоей форме.
— Она справится, Марта.
— Ну хорошо, Макс. Не будем спорить. Как твоя голова?
— По-прежнему.
— А боль в ноге не утихла?
— Нет. В кофейнике есть еще кофе?
Марта налила мне в чашку кофе — черного, без сахара. Когда я протянул за ней руку, рукав поднялся, обнажив запястье.
— Макс, что с твоими часами?
— Я их уронил.
— Дай-ка я посмотрю. — Марта склонилась над моими часами. — Кажется, стекло треснуло.
— Не беда, Марта.
— Сними их. Я зайду с ними к часовому мастеру, когда на следующей неделе буду в Берлине.
— Я сам займусь часами.
— Но мне это не составит никакого труда. Коль скоро я все равно еду в Берлин.
— Не надо создавать себе лишних проблем, Марта.
— Макс, мне будет приятно…
— Сейчас мне не до этого.
Она поджала губы и озадаченно посмотрела на меня. Кофе был горький. Холодный. Я поставил чашку на стол. Марта налила немного кофе себе.