- Откуда ты…?

Его удивленный взгляд внезапно поймал её, опутал, захватил и не дал возможности отказаться. Да и как? Если тебя умоляют яркие голубые глаза, поблескивающие от удивления и желания. Как у ребенка, который держит в руках коробку с запакованным подарком и с любопытством разглядывает, предвкушая сладкий миг, когда сможет разорвать обертку и, наконец, узнать, что там спрятано. Возможно, это его мечта – то, чего он хотел больше всего на свете. Вот она, совсем рядом, их отделяет лишь тонкий слой яркой, шуршащей бумаги, но гложет сомнение. А вдруг, не то или оно разбилось? Испортилось? На секунду мелькнувший в его глазах страх так и не открыть коробку решает всё.

- Я согласна. Хорошо. Я не против позировать так, как ты скажешь, – она с трудом подавила внезапно вспыхнувшее желание прикоснуться к его лицу, на котором мгновенно появилась улыбка. Да, долгожданная улыбка мальчика, что нашел под елкой свой заветный подарок и это был именно он, тот самый, долгожданный. – Узнала я просто. Будь твоя просьба обычной, ты бы так не нервничал вчера и сейчас.

- Если тебе неудобно, то не нужно, - Макс сделал шаг назад, словно испугался внезапно свалившегося на него счастья. – Я все равно тебя нарисую. Твое лицо, как только тебя увидел, я понял, что должен его нарисовать, - он говорил быстро, в запале, опьяненный каким-то непонятным Марине чувством далеким от всего, что она знала. Возможно, это было вдохновение – то самое, доступное лишь художникам и поэтам. – Ты даже не представляешь насколько совершенна для рисунка. Контраст темных бровей с цветом кожи, красивый изгиб, четкая линия губ, прекрасный шейно-подбородочный угол, если еще распустить волосы… они ведь у тебя немного вьются? Точно должны немного виться – будет просто великолепно.

Марина физически ощущала его взгляд, горячий, захваченный желанием. Каждое слово, как прикосновение. Нежное касание бровей и вот он ведет по их изгибу, медленно, будто кистью. Она касается кожи и скользит по скулам, нежно и мягко. Губы щекотно от прикосновения к ним, они невольно приоткрываются, вдыхая воздух, что внезапно раскалился до предела. Шея… Сердце уже давно не бьется ровно и жилка на ней трепещет, как загнанная в клетку птица.

Громкий звонок телефона вырывал из сладкого плена этой иллюзии. «Черт! Дима. Я должна подтвердить сегодняшнюю ночь», - опомнилась Марина, чувствуя себя предательницей или еще хуже, изменщицей. Как будто только что она придавалась здесь утехам с любовником, и ей позвонил муж. Это притом, что художник её и пальцем не тронул, только взглядом. Огонь же пылал во всю, а ноги упорно пытались подкоситься. Дима невольно спас её от себя самой.

- Извини, я должна ответить.

***

Дима, как всегда, уточнил возможна ли сегодня их «деловая встреча». Марина, как всегда, её подтвердила. Максим тем временем что-то выставлял у окна.

- Ну что, командовать будешь, мастер? – женщина разулась и вошла в комнату.

- Обязательно, - довольная улыбка все еще не сходила с лица художника. Он подошел и протянул ей простынь из белой плотной ткани. – Ширма там.

Марина обернулась, действительно, у стены заметила ширму, украшенную изящным рисунком – изображениями экзотических птиц с элегантным золотистым оперением. Занятно, при правильном свете силуэт спрятавшегося за ширмой человека можно будет неплохо разглядеть. И только тут до нее в полной мере дошло, что сейчас предстоит раздеться, находясь с ним в одной комнате. Возбуждение вскипело. Мгновенно. Глубокий вдох, чтобы не раскраснеться и не сойти с ума.

- Все снимать? – Марина с трудом узнала свой дрожащий голос.

- Раз ты даешь мне право командовать, я использую его по полной программе. Всё снимай! – художник в своих запросах к модели явно вошел в раж. Она как можно быстрее спряталась за ширмой, скрывая в первую очередь свое покрасневшее лицо. Блин, он просто будет её рисовать, почему сердце стучит, как сумасшедшее, а тело горит огнем? Марина краснеет, черт возьми! Что творит с ней этот человек? Она гоняла свои безумные мысли по кругу, медленно снимая с себя легкую тунику, джинсы и черное кружевное белье. Выбор между снять и оставить очевиден, его будет

видно сквозь тонкую ткань накрахмаленной простыни. Пришлось послушаться команды «все снимай».

Марина постаралась как можно плотнее замотаться и не показать ничего лишнего. Больше всего ей хотелось спрятать себя, замотаться в неё с головой, чтобы скрыть покрасневшее лицо. Она приложила ладони к стене и, когда они стали холодными, прижала к лицу. Должно помочь. Глупо, как в детстве, но не выходить же к нему со словами «А я – томат!».

- Ау, готова?

- Да, извини. В простыне запуталась, - попыталась оправдать задержку Марина.

- Помочь?

Женщина мелко задрожала, представив эту помощь. Ох, нет. Сама. Всё сама, а вечером Диме очень крупно повезет. Ночь будет горячей и долгой – это точно. В тонус Марину, как ни странно, привели внезапно влетевшие в голову мысли о письмах. Весь день она старательно отгоняла их от себя, а они бежали следом, как армия кровожадных преследователей и, наконец, догнали. Налетевшее возбуждение, как рукой сняло.

- Нет, я уже все, - Марина буквально выскочила из-за ширмы, опасаясь, что он придет на помощь без приглашения.

***

Максим подготовил на самом деле красивую композицию. Ей он предложил сесть на небольшую кушетку, застеленную красивыми разноцветными покрывалами, аккуратно положил рядом несколько подушек, обозначая место, где должна сидеть модель. Напротив дивана – огромное зеркало в резной раме. Откуда он его притащил? Точно не было в комнате, когда она уходила. Хотя, в таком бардаке можно и слона потерять, а потом найти и удивиться.

- Садись сюда. Посмотри, пожалуйста, в зеркало.

Марина выполнила просьбу. Он отошел назад. По спине, почувствовавшей его пристальный взгляд, пробежали мурашки. Секунда показалась вечностью, и спустя вечность он вернулся.

- Нам нужно открыть спину. Расслабь немного руки, я вытащу концы простыни.

Могла ли она ослушаться? Эта мысль возникла в голове уже после того, как руки ослабили хватку и художник осторожно потянул за ткань. Простынь послушно выскользнула, легкий холодок скользнул по обнажившейся коже спины и части груди. Сзади совершенно точно будет виден кусочек напряженного полушария. В зеркало Марина не могла много увидеть, но временами Макс там мелькал. Сейчас он был виден весьма отчетливо. Сосредоточенно, стараясь не касаться её, он расправлял складки на простыни, укладывая их красивыми волнами. Марина чувствовала почти физическую боль от желания, чтобы он совершил ошибку и хотя бы раз прикоснулся к её коже, которая от его близости уже горела огнем в прохладе комнаты. И вот это случилось. Едва заметное касание, как электрошок. Марина вздрогнула. Максим расценил это по-своему.

- Прости, я случайно. Такого больше не повторится.

Она кивнула, мечтая о том, чтобы это случилось снова. Выдохнуть удалось, только когда он закончил приводить в порядок простынь и снова отошел. Цокнул языком. «Опять что-то не нравится», - догадалась Марина, украдкой косясь на парня. Двигаться она боялась, чтобы не сбить «настройку».

- Что-то не так?

- Да, определенно, - судя по голосу, он был погружен куда-то в свои мысли и отвечал ей чисто автоматически. Внезапно горячие ладони обхватили её голову с двух сторон и аккуратно повернули. – Вот. Так лучше. Запомни позу.

- Хорошо, - севшим голосом отозвалась Марина. Она разглядывала себя в зеркале и не узнавала. Неужели на её лице так явно все видно? Вот они, чуть порозовевшие щеки. Вот чуть приоткрытые губы, жадно втягивающие воздух. Вот взгляд потемневших от возбуждения глаз. Еще и эта жилка бьется на шее, как безумная.

- Теперь волосы… - женщина возвела глаза к потолку, приподняв вверх острый подбородок. Разумеется, дорвался. – Этой заколке определенно отказать.

Утром Марина не стала мудрствовать лукаво и, красиво зачесав всю копну своих темных, как смола, волос на одну сторону, закрепила их крабиком. Он-то Максиму и не понравился.