Она приподнялась и увидела, что именно. Письма. Он открыл все. Фотографии, бумажки с напечатанным текстом и угрозами, на краю стола лежала флешка.

- Марина, что это? – парень поднял на неё уставший взгляд.

- Поздравляю, ты нашел доказательство того, что совершенство не совершенно. Еще одно, - озноб вернулся вместе с подступившими слезами, Марина накрылась одеялом с головой. Стыдно, унизительно, отвратительно. Что он теперь думает? Презирает? Ему мерзко? – Уходи, Макс. Я выживу.

- Разбежалась, - хмыкнул парень, подошел и попытался стянуть с неё одеяло, но она держала крепко, старательно пряча стыд и слезы. – Марина, хватит прятаться. Прекрати от меня прятаться, сейчас же. Иначе сейчас понесу тебя переодеваться вместе с одеялом! Врач приказал, как только проснешься, засунуть тебя в теплую пижаму.

- У меня нет пижамы, - буркнула женщина, но из-под одеяла не вылезла.

- Теперь есть, - на нее сверху упало что-то шуршащее. Марина не выдержала и все-таки выглянула из своего укрытия. Ну и вид у неё в этом будет. Ну, явно не хуже, чем на фотографиях, которые Макс уже во всех подробностях рассмотрел. Да и о чем теперь речь? Будет она ему противна в помятой блузке или в веселой пижамке. Уже всё равно. – Марина, мне помочь или сама справишься?

- Сама. Отвернись. До другой комнаты я не доползу.

Через пару минут Марина была готова болеть. Волосы на голове собраны как попало, нос красный, глаза в тон, губы сухие и потрескавшиеся. На теле шикарнейшая фланелевая пижама голубого цвета с веселыми облачками, на ногах теплые носки не менее чудесного голубого цвета, Макс всерьез решил её превратить в облачко…

- Н-да, не мой стиль, - задумчиво произнесла женщина, разглядывая вытянутые вперед ноги.

- Зато тепло. Извини, красной твоего размера не было. Тебе бы она больше пошла, но эта тоже ничего. Пей морс, есть хочешь? – он поставил на стол чашку с теплым напитком.

- Откуда ты знаешь мой размер? – Марина принюхалась, сквозь заложенный нос что-то учуять было сложно, увы. – Сам варил?

- У меня глаз алмаз, я когда в Европу приехал, в магазине нижнего белья подрабатывал. Был на очень хорошем счету, между прочим. Правда, симпатичные девчонки считали, что я гей. Пришлось уволиться. Морс варил сам, спасибо интернету. Надеюсь, это можно пить, - женщина сделала глоток и утвердительно кивнула. Можно. - Ну-ка, встань. Этого монстрика надо разложить.

К разговору о фотографиях вернулись, когда Макс разобрал диван, притащил из комнаты постельное белье и с чистой совестью уложил туда вконец растерянную Марину.

- Ты поэтому не спала? Тогда, ночью? Фотошоп или…

- Или, – коротко ответила она, хмурясь и наблюдая за его реакцией. Он был пугающе спокоен, только слегка хмурился, точно принимал какое-то решение, обдумывал его тщательно и не был доволен выводами.

- Когда? – она чувствовала себя, как на допросе. – Сама пришла?

- Макс, я не хочу об этом говорить, – отрезала Марина. - Уходи, пожалуйста. Забудь о том, что видел. Можешь со мной не общаться, если тебе противно. И нет, не сама, если тебя это успокоит, – её снова трясло, температура возвращалась вместе с воспоминаниями об этом кошмаре. – Уходи. Презирать меня можно в другом месте.

- Встань, – парень, сидевший на краю дивана, поднялся. – Встань.

- Зачем? – не поняла Марина. Вроде, врач сказал лежать, пить горячий чай, морс и потеть.

- Просто встань.

- Ну, хорошо… - то ли просьба, то ли приказ был выполнен. Она немного пошатывалась от слабости и дрожала от холода. Через мгновение стало жарко. Её крепко обняли, художник буквально вжал её в себя, не давая вырваться. – Макс, что ты делаешь?

- Не отпущу, пока не расскажешь, - в этой стратегии был один глобальный просчет. Марина могла так стоять вечно. Прижиматься к груди, наслаждаться близостью тела. Это как вернуться домой, к спокойствию после плаванья в бурном море, после многих лет жизни на необитаемом острове снова увидеть человека.

- Макс, я не могу. Правда, не могу это вспоминать снова. Если кратко, меня продали. Мой парень проштрафился: задолжал боссу большой компании и не придумал ничего лучше, кроме как расплатиться мной, - она почувствовала, как он напрягся, руки еще крепче сжали её дрожащее от озноба и подступающих рыданий тело. – Я никому не рассказывала о том дне, никогда.

- Почему? – Макс шумно дышал в её волосы.

- А кому? Связей в двадцать с хвостиком лет у меня не было. Родители из глубокой провинции помочь не могли, только страдали бы вместе со мной от собственного бессилия. Это в сто раз хуже, поэтому не сказала. Друзья, а что с друзьями? Тоже толку ноль. Сплошные сочувствующие взгляды, которые мне были не нужны. Мне не нужно было ничего, кроме мести. Я своего добилась. Думала, наконец, все закончится. Но кто-то меня нашел… не знаю кто, зачем и почему.

И тут её прорвало. Впервые за много лет она рыдала у кого-то на плече, не думая о том, что пачкает тушью его футболку. Обнимала, не заботясь о том, что он подумает. Хуже уже не будет. После этих фотографий его вряд ли чем-то можно напугать. Макс молча гладил её по спине до тех пор, пока истерика не закончилась.

- А теперь ложись. У меня есть один знакомый, позвоню ему завтра. Встретишься, все подробно расскажешь с именами и фамилиями. Мне можешь не говорить, неинтересно. Ему расскажи всё. Он может помочь. Хорошо? – голубые глаза продолжали смотреть на неё со все тем же немым обожанием, что и раньше. Ничего не изменилось. Эти фотографии не изменили его отношение. Марина была странно счастлива от осознания этого факта. Так счастлива, что сердце сжималось, а рот сам собой растягивался в слегка безумной улыбке. – Макс, иди домой. Ты заразишься. Я в порядке, справлюсь.

- Марина, заканчивай со всем справляться в одиночку. Ты уже доказала этому миру, что сильная и храбрая. А теперь лежи, пей морс, таблетки и терпи меня рядом, - он приложил запястье к горячему лбу и нахмурился.- Температура поднимается. Снова.

Она тут же была накормлена новой партией таблеток и упакована в два одеяла. Макс убрал все мерзкие письма со стола в верхний ящик комода, чтобы не маячили на глазах. Все стало почти в порядке. Марина была почти счастлива.

- Так, чего-то не хватает, - Макс увлеченно рассматривал свое очередное произведение искусства под названием «Марина и тридцать три одеяла». – Грелка!

- Ну извини, чего нет, того нет, - разморенная таблетками, зевнула женщина. Снова беспощадно тянуло в сон.

- Сейчас будет, - заявил художник, стягивая с себя футболку. Марина мигом проснулась, разглядывая его тело. Не совершенное, он явно не проводил много времени в спортзале, но красивое с ровно очерченными мышцами, несколькими едва заметными родинками на животе.

- Эй, ты что задумал? Заражу же!

- Ну и хорошо, будем болеть вместе. Сорвем тебе сроки открытия ресторана! - он залез под одеяло и обнял вяло сопротивляющуюся Марину.

- Ты холодный, - возмутилась она, прижимаясь пылающим лбом к его груди.

- Это ты горячая. Лежи смирно. Будем делать так, чтобы ты вспотела.

Марина хихикнула, явно подумав не о том. Художник довольно улыбнулся собственной шутке и крепче прижал к себе женщину. Его личное несовершенное совершенство, которое упорно отказывается быть собой. Настоящей, свободной и прекрасной.

Недосып. Безумная ночь и напряженный день сделали свое грязное дело. Они заснули, прижавшись друг к другу.

***

Марина, казалось, промокла насквозь. Волосы прилипли ко лбу, пижама к телу, да она вся была, как липучка для всего, в том числе и для Макса. Он упорно продолжал обнимать её, как плюшевого мишку. Рядом с ним Марина впервые с момента появления писем чувствовала себя расслабленно и спокойно, почти счастливо, если не считать больного горла, насморка и стойкого ощущения, что она грязная и неприятно пахнет. Что там говорила Света? Затащить его куда-нибудь? Вот, затащила в кровать, вроде как, все по фен-шую, кроме одного но – она сейчас совсем не соблазнительная. Если только у Кравцова нет сексуальной фантазии на тему соплей, кашля, красного носа и сальных волос у партнерши.