Каким-то чудом небрежно завязанная простынь еще держалась на теле, скрывая наготу.

- Ура дождю!!! – громко крикнул Макс, оказалось, он все это время стоял за спиной. – Давай, кричи. Ты же хочешь!

- Урррррра! – выкрикнула она сначала несмело, потом еще раз все громче и громче.

Дождь снова усиливался. Мелкие капли превратились в крупные, с волос на лицо текли струи воды, оставляя за собой мокрые дорожки. Тонкая простынь промокла насквозь. Макс дернул за конец повязки и перед вновь широко открытыми глазами Марины появился кусочек звездного неба, он на долю секунды мелькнул между облаками и тут же скрылся. Она опустила взгляд и не сдержала восхищенного «вау!». Внизу расстилался город. Не серые спальники с грязными переулками, а город в самом красивом своем образе – яркие дорожки фонарей, раскиданные по темноте огоньки окон и снующие по улицам светящиеся точки автомобилей. Почему-то именно сегодня она восхищенно смотрела на то, что видела каждый раз, приезжая в другой похожий пентхаус.

- Все еще не любишь дождь? – Макс загородил собой вид на город. Он промок, видимо, все это время стоял рядом с ней и тоже наслаждался этими безумными каплями. Его мокрые волосы были взъерошены, футболка прилипла к телу, прорисовывая нечеткий рельеф мышц. Марина зажмурилась, стараясь не думать о том, какие чувства сейчас вызывает в ней этот мужчина. Если в комнате она еще могла сдержаться, то здесь, боялась, не сможет устоять, потому что границ больше не было. Здесь не было. Она счастлива, одурманена и готова к самым невероятным поступкам, например, поцеловать эти мокрые от дождя губы, как кошка вцепиться в плечи и прильнуть к телу.

- Люблю, - одними губами выдохнула Марина. Стоило последнему звуку сорваться с губ, как, точно предугадав её желания, их накрыли другие. Дождь? Фейерверк? Безумие? Она любила все. Сейчас, в эту секунду. Особенно эти руки, прижимающие её к мокрой футболке. Эту простыню, потяжелевшую от воды и упавшую на пол. Марина впервые за много лет обнимала человека и не заставляла себя совершать правильные движения при поцелуе, не напоминала себе выгибаться навстречу и поддаваться на то или иное прикосновение тогда, когда от неё этого ждут. Она просто жила, отдавая себя до последней капли. Так, как умела раньше и совсем забыла теперь.

Бонус [18+]

Make love, not war

Они оторвались друг от друга, только когда оказались на теплом полу в оранжерее. Марина сидела на парне и, словно только что проснулась, ошарашенно хлопала глазами. Когда они успели переместиться сюда? Кажется, Макс её перенес. Оба были обнажены, с её растрепавшихся мокрых волос стекала вода, щекоча пылающее тело прохладой. Капли с отросшей челки падали вниз и разбивались о его обнаженный живот. Марина чувствовала его напряжение, готовность. Он смотрел на неё потемневшими от желания глазами, что вместо голубых в полумраке оранжереи казались серыми.

- Что мы делаем? – тяжело дыша прошептала Марина, проклиная неизвестно откуда взявшееся здравомыслие. Её словно выключили, как раскаленную лампочку. Щелк. – Ты…

- Да, - он ответил на не заданный вопрос и перещелкнул выключатель обратно. - Я хочу узнать тебя, - его рука медленно скользила по напряженному животу вниз, туда, где уже давно поселилось ноющее, сводящее с ума чувство. – Всю, – палец коснулся самой чувствительной точки. – Каждую черточку, каждый миллиметр тела, - ласкающее движение, словно молния пронзила тело. Глубокий вдох, ей казалось, что воздуха здесь осталось только на одного.

Марина приподнялась и плавно опустилась обратно, впуская его в себя. Она не сдержала стон, когда оказалась полностью заполненной. Движения стремительные. Быстро, хаотично, безумно. Она что-то говорила, не отдавая себе отчета, терлась о его тело, двигаясь, то наклонялась к нему и целовала в губы, то откидывалась назад, стремясь почувствовать его как можно глубже внутри. В нее точно бес вселился, который творил что-то невообразимое, бесконтрольное и сладкое.

- О, господи… Люблю, люблю тебя, - она наращивала темп, опираясь на его обнаженные плечи. Ловила губы, шепча в них это снова и снова. Как будто не было никакого страха, не было этих лет размеренной и разумной жизни, как будто Марина снова может любить, желать и отдавать себя до последней капли. Сейчас она хотела этого.

Внезапно он откинулся назад и, обхватив, потянул на себя. Женщина, мягкая и податливая, как глина, послушно упала на него, прижавшись обнаженной грудью.

- Если мы продолжим в таком темпе, надолго меня не хватит, - прошептал он ей на ухо и обхватил ладонями ягодицы, не давая двигаться.

- Не могу, - она шумно дышала ему в шею, - не могу остановиться, - Марина подняла на него горящий желанием взгляд.

- Тогда моя очередь руководить, босс, - он перевернул её на спину и аккуратно подсунул под голову невесть откуда взявшийся плед, видимо, с софы, которую они проигнорировали, упав на пол рядом. - Тссс, - она попыталась дернуться навстречу, не в силах терпеть его присутствие внутри и бездействие. Марина смотрела на него снизу вверх и понимала, что пропадает. Её больше нет, кто-то другой, возможно, та самая девочка с маленького острова сейчас отзывалась на прикосновения и жаждала большего. Челка Макса так забавно свисала, а огромные глаза светились любовью, что он напомнил ей Симбу из мультика про «Короля льва». Откуда эта нелепая мысль? Но её появление не осталось незамеченным.

- Задумалась? – одно движение, медленное и сладкое. Марина едва не плакала, готова была умолять его ускорить темп, не замирать на месте. – О другом мужчине? – еще одно движение, резкое, чуть жестокое. В голосе оттенок негодования. Легкий укус за чувствительный сосок.

- Да, - то ли прошептала, то ли просто выдохнула вновь разочарованная женщина, которая только-только выгнулась, подчиняясь ласке, но тут же была брошена коварным художником. Он командовал парадом её чувств. Она сама дала ему это сладкое право и сейчас расплачивалась за это, в сладостном бессилии царапая его плечи.

- Ах так! – еще одно резкое движение вперед, вглубь, максимально глубоко. Он замер и приблизился к её лицу так близко, словно хотел захватить в плен взгляд. И ему это удалось. Она тонула в нем, растворялась, заглядывая в глаз цвета лазурного неба, что сейчас накрыли низкие облака.

- Ты нас сравниваешь? – нахмурился и вышел почти полностью, не теряя контакт. В глазах Марины застыла боль от неудовлетворенного желания, в его - счастье, смешанное с возбуждением. Он вошел резко и до конца.

- О да!

Марина выгнулась навстречу, соглашаясь со всем, лишь бы он начал двигаться быстрее, прекратил мучить. Она ловила губами его губы, стремясь сделать хоть что-то. Бездействие, невозможность принимать решения и контролировать ситуацию вызывало чувство невероятного удовольствия, граничащее с паникой.

- Кто он? – движения учащались. Марина металась под ним, лаская плечи и наобум целуя тело. – Я не слышу, - почти жестокий рык вперемешку с резкими, глубокими проникновениями. Безумный ритм. Погружения раз за разом все жестче, все слаще. Марина почти на пике, но внезапно все замерло. Очередной стон так и застыл на губах, превратившись в разочарованный вой, смешавшийся с тяжелым дыханием.

- Мааакс, - почти плача.

- Кто он? - снова щекотка по животу, снова он пытал её своими искусными пальцами. Самая сладкая сцена ревности в её жизни, самая пьянящая. Только что отступившее возбуждение обрушилось на Марину с новой силой.

- Наклонись, - она прошептала ему ответ на ухо. Он рассмеялся и в ту же секунду на нее обрушились поцелуи. Куда попало: грудь, плечи, руки, лицо.

- Ты – сумасшедшая!

Марина потеряла счет времени, кажется, это длилось вечность. Три раза тело взрывалось невероятными ощущениями, но он не останавливался, снова и снова доводя её до слез, чувственных стонов и жаждущих поцелуев. Снова и снова заставлял её содрогаться всем телом, безумно кусать губы.

Она доходила до пика и падала в ад, где значение имеют только Макс и его ласки. Внезапно он рыкнул и больно укусил её за плечо, стремительно наращивая темп. Если раньше это была медленная пытка, то сейчас стремительная гонка к наслаждению. Марина уже не контролировала свои руки, губы, тело. Все это билось в какой-то сумасшедшей агонии, отзываясь на другую такую же. Последний в эту ночь полет был общим.