* * *

   Непросто...

неправа ты непросто непросто непросто...

не трава мурава не дубы колдуны не беда...

наросла на душе несмирения духа короста...

не с тобой не иду не дойду никуда никогда...

не весна не болит я не плачу не плачу оставьте...

рукава за спиной это крыльев проросших бутон...

школьным мелом мой контур набросан на хмуром асфальте...

я пою как могу к сожалению жизни не в тон...

Огромный недоступный небосвод с внезапно угасающим светилом...

Пусть в этот раз кривая приведёт, куда прямая нас не заводила.

Уступы скал, пещеры и моря – враждебный мир, где злобный враг не дремлет.

Быть может, нас потомки укорят, что выбрали для них такую Землю.

Но не беда – есть кров и есть еда, увы, гурманам или белоручкам

Здесь нелегко. Но умница-судьба нас сохранит, и враг своё получит.

Хоть он силён, спесив, вооружён, и колдовству и магии обучен...

И наших матерей, детей и жён он убивает, выбором не мучась.

Но мы горды, сильны, и мы бойцы: разведчики, лазутчики, шпионы...

По всей планете посланы гонцы, они вернутся, обходя препоны,

Укажут нам укромные места, где залежи вполне приличной пищи.

Я б сомневаться в будущем не стал, простых путей по жизни мы не ищем...

*

Немного нас, мы избраны судьбой для заселенья пасмурной планеты.

Шершавый, Рыжий, Толстый и Хромой – мы рыцари, в доспехи мы одеты.

Оставив наших женщин и детей в ущельях горных и во тьме долины,

Мы, не страшась неведомых путей, порой врагу показываем спины

Лишь для того, чтоб выжить и прийти в враждебный стан нелепых великанов,

И ценный груз до цели донести: потомков наших – яйца тараканов...

Снайперу думать – как птице поститься:

Глупо, нелепо, смешно, нерезонно...

Но по весне перелётные птицы

Тот же заказ получают сезонный:

Бросить привычное тёплое место,

Бросить гнездо и податливый ветер,

И, повинуясь вожачьему жесту, –

В путь, по пунктиру, что еле заметен...

Взяв только крылья с собою в дорогу,

Снайперы-птицы не знают сомнений:

Пулей туда, до конца, к эпилогу –

Сквозь все опасности без сожалений!

К цели, заказанной кем-то кому-то,

Слабых и старых теряя без счёта,

Время в пути рассчитав до минуты,

Птицы летят. Принимайте работу.

Мусорных баков обследовав крышки,

Мокрые кошки терзали объедки.

Дождь истощённый просил передышки,

Капая в нас из огромной пипетки.

Птицы сломались, не вынеся ветра,

Старыми тряпками ветки завесив.

Злая лахудра из метеоцентра

Взбила туманы соседке из мести.

Соки застывшие в землю стекали,

Вены берёз обескровив на зиму.

Тучи, поборницы грозной морали,

Молний запас проверяли в корзинах.

С неба тоска опустилась на лифте.

Клином на юг унесло самолёты.

Дымные души сжигаемых листьев

К Богу неслись с огневых эшафотов.

Что за напасть! А на сердце так сухо...

Солнца с дождём бесконечная тяжба...

Осень, поджарая рыжая сука,

Слёзы мне вытерла:

– Это сентябрь...

Учусь читать... Не просто пробежать глазами марафонца-забияки

Заветных мыслей смятую тетрадь, отбитую у сна в жестокой драке,

А гладить слов потёртые углы, и, пробуя на вкус метафор мяту,

Всё обнимать шершавые стволы – катренов заштрихованных квадраты..

Учусь читать... А выучусь дышать, процеживая думы через время.

Надломится сургучная печать, меня в плену державшая не с теми,

С кем быть хочу. Обломки сургуча я с плеч стряхну. ОтплАчу. Отболею.

И позову старинного врача – желанье жить. В забытую аллею

Со стопкой книг уйду от суеты и выучусь читать стихи и судьбы.

Примет счастливых белые коты уйдут со мной... Уж вы не обессудьте.

======================================

"не будет выводов..." – Уже Другая

"Пусть говорит ЛГ…" (after Уже Другая) – docking the mad dog

                              ========================

Как человечья память неспокойна,

как некрепка...

Из календарных листьев заоконных

летит строка...

И дни веков тягучи и надменны...

А человек

переплетёт неспешно гобелены

в песок и снег...

И сам себе намерит и назначит

бездумно срок...

Но выдран лист, отложена задача,

а путь далёк...

В тиши хранится, девственно нетронут,

души архив...

А мы спешим по пыльному перрону

встречать стихи...

Подлости изобилье – шарикам повезло! По подворотням стыли, в душах копили зло... Им по ночам не снятся кошки-воротники...

Кто тут живой остался? Присланы воронки!

Смерть профессуре старой, в руки врачам – кайло. Четверть страны на нарах... Шарика ремесло.

В докторских саквояжах – смена белья и чай. Что есть на свете гаже обысков по ночам? Страх неподвижных комнат, книжного шкафа скрип... Нервно платочек скомкан, рвётся неслышный крик.

Именем революций – интеллигентам бой! НКВДешник лютый бьёт по лицу любовь.

Подлы не по-собачьи...

Каждому свой черёд. Тот, кто всё это начал, – долго не проживёт...

Брошен кожан у двери: обыск, донос, подвал... Тот, кто стрелял, – расстрелян.

Кружит собачий вальс...

* * *

Он взорвётся в кафе, смерть других рассчитав до минуты, мам с колясками в запах ванили галантно впустив...

Неподсудной судьбы так нелепы и слепы маршруты! Так капризен и зол наших жизней сюжетный мотив...

Он смешает начинку из гаек, гвоздей и взрывчатки, проводами сплетая себя со смертями других. От своих сыновей нерождённых уйдя без оглядки, помолившись Аллаху, шагнёт в оглушающий вихрь. Ураганом закружит одежду, обрывки, обломки, крики, кровь, суету, немоту, вой людей, вой сирен...

Ненавистно невидящих правду подонки-потомки до холодного пота страшатся любых перемен.

Им бы снова скакать без седла по безлюдным дорогам, им бы жечь, наслаждаясь, страницы нечитанных книг... Им бы головы сечь присягавшим неверному Богу...

Но их время прошло – прожит набело их черновик.

Завистью первобытной веет из красной пасти... Тупо звереет быдло, рвётся к кормушке власти. Красных идей насилье, руки в крови по локоть... Жизнь в "пролетарском" стиле – митинги, пьянки, похоть.