...никто не знает – что там впереди,

за дрогнувшей от резкой боли строчкой...

...как в неизбежность страшно уходить.

особенно – внезапно и досрочно –

одним рывком, под ёканье сверчка,

вчера ещё дремавшего у рёбер...

неровный бег уставшего волчка

опять сорвёт ночные кинопробы...

и на доске, исписанной мелком,

добавятся немыслимые числа

о дате путешествия тайком

туда, где обогреют бескорыстно,

где каждому обещанный финал

свободу оттолкнёт широким жестом,

и лгавший мне сознается, что лгал,

и повинится – странно неуместно,

и прозвенит невидимый звонок

на бархатном шнурке за чьей-то дверью.

...придёт январь – изнеженно жесток,

столкнёт меня с твоим высокомерьем

лоб-в-лоб – до слёз, до ран, до немоты,

до старых простыней в казённом доме...

...и я найду, от холода застыв,

незанятое место на пароме...

        __________________

...с неистовой бегучестью воды

во сне и наяву приходят рифмы –

внезапными ударами поддых

врываясь в сердце...

...плату за труды

взимают с нас по твёрдому тарифу

и – в путь! – по спинам серых мостовых,

заглядывая в окон спелых россыпь,

идут стихи прозрачной синевы –

шеренгой первогодков-рядовых –

и ветер их по улицам разносит,

как горький дым седеющих костров,

как крик петуший в зареве заката...

...прости мне, Боже, дерзкий выбор слов,

слепое счастье сверенности строф

и мой уход к неважности возврата.

С нашего корабля начинают сваливать крысы

        docking the mad dog

===================

А до мыса уже не дойдём...

       Уже Другая

====================

Посмотри мне в глаза в ноль часов,

ноль минут,

ноль секунд.

Опьяней от объятий,

нарушь равнодушье весов.

Днище шхуны распорет нездешний задиристый грунт.

Будь, что будет.

Плевать.

В ноль секунд, ноль минут, ноль часов

на атласных коленях – шершавых ладоней тепло.

Заоконным ветрам дерзкий вызов бросают соски.

Волны бьются о пирс.

В двери кубрика ломится зло.

Крысы в трюме не спят от тревоги и тёмной тоски.

Посмотри мне в глаза

и от нежности тихо заплачь.

Волны дальних морей пусть у окон таверны уснут.

Шелковистую петлю на шею повяжет палач.

Жажда крови.

Расчет в ноль часов,

ноль секунд,

ноль минут.

Жерло пушки забито чугунным похмельем ядра.

Эти пушки навек для себя зарядили дожди.

Крысы собраны.

В путь отправляться пора.

Пусть вороны мне крикнут глумливо:

"Пощады не жди!"

К Мысу Доброй Надежды не ходят отсюда суда,

все ассоли сидят на коленях у пьяных бродяг...

В книге злых перемен всё записано.

Не угадать,

на каком корабле мы до срока опустим свой флаг.

Посмотри мне в глаза

и ладонью дотронься до губ.

Я налью тебе рома в подсоленный морем стакан.

Несмешливый паяц нас разбудит на том берегу.

Не грусти.

Пусть осудят.

И выпей ещё, капитан.

-----------------------------

Обязательно к прочтению "Налей" Татьяна Пешкова

...налей мне рома... слышишь, капитан...

Твоя Ассоль – ни замуж, ни в монашки...

как хорошо, что ты в дымину пьян...

и я могу прильнуть к твоей рубашке...

туда, где сердце якорем за грунт

уцепится... и волны лягут тихо...

туда, где нежность честно делит фунт

заморского отъявленного лиха...

а крысы убегают... жалко крыс...

"от многих знаний – мнОгия печали"...

...ты знаешь, у Надежды где-то мыс...

и мы туда... когда-нибудь... причалим...

© Copyright: Татьяна Пешкова, 2010

docking the mad dog:

"Галлюцинации обоняния"

       и

"Скажи, вот переспим мы и... что будет?"

--------------

Уже Другая

"Я делаю шаг навстречу"

    * * *

Мы переспали. Было очень мило.

Но что это такое – переспали?

Ток ночи был тягуч и нестабилен.

Мы лица от рассвета закрывали.

Был август (но как будто бы сентябрь...) –

изверившийся циник и пройдоха.

Мы бились, словно рыбы, но хотя бы

тянулись кожей вслед за каждым вдохом,

касались тайных струн хотя бы взглядом –

бесстыже, целомудренно и жалко,

волос ничьим как будто листопадом

укутывали хрупкие фиалки,

горячий воздух, изгнанный с перрона,

нам медленно и чутко гладил плечи,

хотя бы развернуться для обгона

нам не давала тайность нашей встречи,

мы отключали звук хотя бы после,

а так хотелось – до или во время,

и кровотока бьющий в темя космос,

как Млечный Путь, ловил эмоций семя,

взлетали высоко и нежно руки

навстречу посвящению в изгибы,

неуловимо длящиеся сутки

нас мучили – мы бились, словно рыбы,

стеклярусом рассыпанные стоны

звучали в такт часов жестокой дрожи,

мы крали запах – карий и зелёный,

луну цепляли клеточками кожи,

мы быстро и пожизненно любили

условность неодобренных объятий.

Мы переспали – было очень мило.

Безбожно. Разрушительно. Некстати.

И были рядом... Были – но не те...

     Уже Другая

Так страшно...

одиночество звучит...

Вот-вот уснут последние сверчки,

и тишина, живущая в ночи,

забросит свои цепкие крючки,