— Медведей? — спросил Гарик.

— Охотник ночью приплывал на челне и, ухватившись за корни деревьев, взбирался на остров…

— Это идея, — сказал я.

— Ну и чем эта трогательная история кончилась? — спросил Гарик.

Аленка не успела ответить. На острове, в гуще сосновых ветвей, что-то блеснуло. Одна из ветвей качнулась, и мне показалось, что там укрылся человек.

— Видишь вон ту сосну, — схватил я за руку Аленку. — У самой макушки кто-то прячется!

Гарик и Аленка одновременно посмотрели на остров. Ветви не шевелились, и никого не было видно.

— Ну и свистун, — сказал Гарик.

— Я видел, как ветки закачались…

— Ну и как этот охотник все-таки украл графиню? — спросил Гарик.

— Ничего у него не вышло, — ответила Аленка. — Однажды медведь одолел отважного охотника. А графиня… она бросилась с крутого берега в озеро и утонула.

— Неинтересно, — сказал Гарик, глядя Аленке в глаза. — Графиня и охотник должны быть вместе…

— Придумай другую сказку…

— Придумаю, — сказал Гарик. — С благополучным концом… Давай вместе придумаем?

— Не хочется, — ответила Аленка.

Мне надоела эта многозначительность. Неужели они думают, что я совсем младенец и ничего не понимаю? Аленка-то так не думает, она меня знает, а Гарик наверняка думает. Сказал бы прямо, что втрескался по уши в Аленку и хочет с ней дружить. При чем тут бедная графиня и храбрый охотник?

Не успели мы пристать к берегу, как услышали треск мотора.

От острова отвалила большая металлическая лодка с мальчишками. Широкий пенистый гребень волочился за ней. В лодке я насчитал девять мальчишек. Один из них, полуголый, пригнулся у мотора. В нашу сторону они не смотрели. Мы только что там были на этом месте и никакой лодки не видали. В камышах моторку спрятать невозможно. Мы бы обязательно заметили ее. Где же была лодка?

— Может быть, это вовсе не лодка… а Летучий Голландец? — сказал я. Опять мне показалось?

Гарик, приложив ладонь к глазам, смотрел на удаляющуюся к другому берегу моторку.

— Откуда она выскочила?

— Вот именно, — сказал я.

— Ребята, этот остров необыкновенный! — заявила Аленка.

— Как же на него забраться? — сказал Гарик.

— Пробовал, ничего не получилось.

— У меня получится, — сказал Гарик.

Вылезая на берег, Аленка заметила картонку, прикрепленную к борту лодки.

— Нота о нарушении границы, — сказала она, протягивая нам картонку.

На ней химическим карандашом было нацарапано: «Советую держаться подальше от острова. Сорока».

Два дня не было солнца. И лес, и озеро насупились. Лодок рыбацких не видно. Ночами тарахтел по крыше дождь, а к утру переставал. Над озером стоял пар. Выйдешь на мокрое крыльцо, кругом белым-бело. Настоящая дымовая завеса. До взъерошенных кустов нельзя дотронуться — брызгаются. На берег с шорохом набегают волны, выплевывая желтоватую пену. Лопушины трепещут в воде, встают на ребро. И тогда кажется, что это на озере полощутся утки. Камыш пригнулся и словно посветлел. Узкие листья с обоюдоострыми краями полосуют друг друга.

В такую погоду не хотелось выходить из дому. Отец в конце концов закончил свой чертеж и, разложив на столе бумаги и книги, занимался вычислениями. Аленка лежала на старой деревянной кровати, застланной разноцветным лоскутным одеялом, и читала очередной роман. Я сидел на полу и ремонтировал рыболовные снасти. Это стало моим любимым занятием. Отец научил меня привязывать к леске крючки. Совсем не простое дело. Я, наверное, раз сто завязывал леску, прежде чем научился. Мне очень понравилось привязывать крючки к леске. Я мог бы заниматься этим делом весь день. Но удочек у нас всего было три, и скоро я оказался без дела. Конечно, я тоже мог бы чего-нибудь почитать. В Аленкином рюкзаке есть интересные книги. Но не было настроения.

Я вышел на крыльцо и посмотрел на остров. Он был хмурым и неприветливым. Пар облепил его, и он стоял как дикий утес, который мохом оброс. Прочитав на картонке надпись, Гарик рассвирепел и сказал, что при встрече набьет этому нахалу Сороке морду. Подумаешь, выискался командир, приказывает, кому где плавать. Я понимал, Гарик это перед Аленкой выпендривался. Не будет он бить Сороке морду. Потом, еще неизвестно, кто кому набьет. Но зато Гарик загорелся желанием во что бы то ни стало пробраться на остров и узнать, чем там занимаются интернатские ребята. Да вот погода помешала. На озере — волна, опасно садиться в лодку. Опрокинуть может. Гарик последнее время ходил за Аленкой по пятам. Куда она, туда и он. Как хвостик. Наверное, и сейчас бродит неподалеку, ждет, когда Аленка выйдет.

Ветер стал тише. Сквозь серые глыбы облаков нет-нет да и проглядывал солнечный луч. Он вонзался в пар, но до воды достать не мог. Вроде проясняется. Наша лодка, до половины вытащенная из воды, стояла на берегу. На дне блестела вода. Вроде и волна угомонилась. Теперь не опрокинет. Я взял рыболовные снасти и вышел из дому. Аленка проводила меня подозрительным взглядом и, отложив книжку, пошла за мной.

— На остров? — спросила она.

— Я слышал, лещ на волне хорошо берет, — сказал я.

— Я давно хотела леща поймать…

— Поймаешь, — сказал я, — в другой раз…

Не взял я с собой Аленку. Пусть сидит дома и читает. Я один все разузнаю. На острове наверняка никого нет. В такую погоду там делать нечего.

Выглянуло солнце, и вокруг сразу повеселело: вода стала не такой темной и сердитой, на берегу красновато заблистали мокрые сосновые стволы. Пасмурные облака пролетали над островом не задерживаясь, а на смену им с юго-востока спешили солнечные, белые. Выпрямился камыш, ощетинившись своими ножами, закачались, мерцая на воде, лопушины. Они больше не становились на ребро. Затих ветер.

Я никак не мог столкнуть с места лодку. Слишком далеко вчера из воды вытащили.

Аленка, поежившись на мокром ветру, ушла в дом, звать ее не хотелось. Я изо всех сил налегал на корму, но лодка стояла как вкопанная.

— Каши мало ел, — услышал я голос Гарика. — А ну, дай-ка я… Раз, два, взяли!

Лодка стремительно соскользнула в воду — хорошо, что Гарик успел за цепь ухватить, а то без нас бы уплыла. Гарик охотно согласился отправиться со мной на разведку. По тому, как он все время поглядывал на дверь нашего дома, я понял, что он не прочь бы взять и Аленку.

— Спит, — соврал я. Сядет Аленка в лодку, Гарик и про остров забудет. Будет опять умничать. А я сиди как дурак, слушай.

— Разбудить можно…

— Крепко спит — из пушки не разбудишь!

— Вот соня!

— Не говори, — сказал я.

Мы подплыли к острову. С Гариком хорошо плавать, он на веслах как бог. Пришлось даже притормозить, чтобы не врезаться в заросли.

Где-то вход на остров. Должно быть, большая пещера, в которой можно лодку прятать. Но попробуй найди эту пещеру! Камыш и осока заслонили берег почти до половины. И намека нет на какой-то лаз. Придется карабкаться на остров, ухватившись за корни. Другого выхода нет. Задрав головы, мы с Гариком выискивали подходящее место.

— Попробуем здесь, — сказал Гарик.

Мы кое-как привязали к камышам лодку и, ухватившись за нависшие над головой корни, полезли. Мозолистый гибкий корень шевелился в руках как живой. Сверху на голову сыпался песок. Ногами мы упирались в берег, а руками перехватывали корни. Краем глаза я видел Гарика. Он вскарабкался выше меня.

— Не шмякнуться бы, — пропыхтел он.

Если сорвешься, то шлепнешься как раз в лодку. Можно без ребра остаться. Вот уже близка кромка берега, я вижу длинные, покачивающиеся стебли травы. Вот сейчас подтянусь и… Я так и не понял, что произошло: сжимая в руках коренья, я вдруг полетел вниз и бухнулся в воду. Когда вынырнул и протер глаза, то увидел рядом Гарика. Он крутился на одном месте и очумело смотрел на меня. Рубаха на его спине вздулась пузырем.

— И ты? — спросил он, выплевывая воду.

— Как видишь, — ответил я, озираясь. Лодки на месте не было. Это и хорошо, иначе мы грохнулись бы в нее. Лодки вообще не видно. Она исчезла. А до берега плыть далеко. Одежда моя намокла, облепила тело. Рядом плавал корень, за который я держался. Я обратил внимание, что он не обломан, а обрублен. Топором или тесаком каким-нибудь.