Цыпленок-стервятник рядом с ним удивила его тем, что не отстала.

- Я работаю в связи.

- Я так и подумал.

- Почему?

- Красивый голос, - сказал он. Здоровенная жопа, подумал он.

- Меня зовут Грейс, - сказала она. - Некоторые ребята зовут меня Изумительная Грейс.

- Эл Макки, - сказал он, пожав ее липкую руку. Стресс. Напряжение. Все так знакомо. Дежа вю.

Он погрузился в еще более глубокую депрессию, когда дверь снова с треском распахнулась. (Они никогда не входили без внешних эффектов).

Еще три 22-летних эрзац-папы, только что выпрыгнувшие из патрульной машины вечерней смены, ввалились сквозь бисерные занавеси, на секунду замерев в дверях, чтобы их получше разглядели сиротки-цыплята из "Сверкающего купола".

С точки зрения Эла Макки все они были похожи на Джона Траволту. Прощай, связисточка. Встретимся как-нибудь в другой раз. Может быть часа в два ночи, когда ты не совьешь себе гнездышка и будешь готова приласкать жертву жизненных обстоятельств возрастом постарше, пусть даже более истеричную, чем ты. Вроде тех, с которыми ты просыпаешься в чайнатаунском мотеле (даже стены желтые, зеленые и красные): угрюмая, похмельная, в скомканной постели, оставив следы отчаяния в виде царапин на ягодицах печального и растрепанного незнакомца.

Именно тогда у Эла Макки промелькнула горько-сладостная идея пойти домой и застрелиться. Вот Марти удивится-то! Старый камикадзе Эл обошел тебя на повороте.

Он знал, что нагрузился чрезмерно. Цыпленок-стервятник стала казаться симпатичной и беззащитной. Ему захотелось взять ее за руку.

Тогда она раскрыла рот.

- Мне взапра-а-авду нравятся зрелые детективы, а не эти нахалы в синей форме. Я их презираю. Моя подруга говорит, что если бы у них были шкуры, за их отстрел давали бы премию.

Они захихикала в свой "Май Тай" точно так же, как он говорил в свой "Тулламор Дью". Они еще даже не пробовали поговорить друг с другом. Возможно, никогда и не попробуют. Какая разница? Звон стаканов звучал перезвоном колоколов. Плохое предзнаменование. Он понял, что она пьяна по крайней мере в такой же степени, как он.

- Я презираю этого жулика-китайца, - сказал он своему ирландскому виски. - Он вор. Потом Эл Макки сделал вору знак и тот запрыгал вдоль длинной стойки и согрел сердце Эла Макки, налив ему виски на четыре пальца, так и не обсчитав его ни разу.

- Я скажу вам, кого я ненавижу больше, чем любого китайца, - сказала она "Май Тай". Потом она пососала пустую соломинку так громко, что могла бы посоревноваться в децибелах с "Флитвуд Мак" в любой день недели, включая воскресенье.

Эл Макки намек понял и кивнул наблюдательному Уингу, который подскочил с уже готовым коктейлем за 3 доллара 50 центов. На этот раз он нагрел Эла Макки на пятьдесят центов.

Изумительная Грейс не поблагодарила Эла Макки. Очевидно, информация, кого она ненавидела больше, чем любого китайца, стоила три с половиной доллара. - Я ненавижу этого здоровенного отвратительного копа, с которым вы разговаривали, когда вошли. Ну, знаете, как его... с такими большими зубами...

- Фиппс. Его зовут Бакмор Фиппс.

- Да. Он отрава. Я его ненавижу. Единственная его хорошая черта страсть к выпивке, от которой печень у него стала величиной с задницу. Долго он не протянет. С год, не больше, если не остановится. И все. Привет семье. Конец дежурства. Прощай, Бакморчик. - Затем она впервые отвернулась от "Май Тай" и обратилась к Элу Макки. - Ты знаешь, что у него капает из крана?

- Чего? - Эл Макки постарался сконцентрироваться на ее танцующих бровях. Она блондинка? Или седая? Он опустил глаза и увидел, что ее задница еще больше, чем печень у Бакмора Фиппса. И было в ней что-то отталкивающее. Он начал проявлять интерес.

- Я, между прочим, знаю, что сейчас у голливудских патрульных триппер такое же обычное дело, как простуда. Твой друг, Бакмор Фиппс...

- Он не мой друг, - пьяно запротестовал Эл Макки. - Я его тоже ненавижу.

Уинг, не тот человек, чтобы пропускать заинтересованный разговор, подскользнул со следующей тройной порцией "Тулламор Дью", взял с Эла Макки ровно столько, сколько полагалось, и, прежде чем ретироваться, умудрился стянуть доллар из горстки наличных, лежавших на стойке перед Изумительной Грейс.

- Твой друг Бакмор... прошу прощения, - она мокро икнула и вытерла рот влажной бумажной салфеткой, мазнув по подбородку оранжевой губной помадой. - Он с удовольствием прыгнул бы на меня, как голодный волк на мясо. Один раз хотел меня оттрахать через колготки прямо здесь, в "Сверкающем куполе"! Вот такое он животное.

- Я его ненавижу, - энергично сказал Эл Макки. - Я его правда ненавижу.

- И я вот еще что скажу, - чтобы сказать, она наклонилась поближе. Я, между прочим, знаю, что он буквально разводит вшей. Мне сказала стенографистка из голливудской вечерней смены. Они у него живут даже подмышками.

- Проклятое ранчо для вшей, - сказал Эл Макки, разглядывая два "Май Тай" перед дюжей связисткой, в то время как здравый смысл подсказывал ему, что там должен стоять лишь один. Двоение в глазах означало: сейчас или никогда.

- Вот что, послушайте... - он забыл, как ее зовут. - Послушайте... Мисс...

- Вот это мило, - сказала она. - Я же тебе говорила, что меня зовут Грейс. А ты меня называешь мисс. От этих молодых нахалов такой вежливости не дождешься. По-моему, это здорово, Арт.

- Эл.

- Это здорово, Эл.

- Грейс, как насчет того, чтобы я проводил тебя?

- Я на машине.

- Ладно, тогда ты меня проводишь. - Эл Макки взял ее за руку.

- Где ты живешь, Эл? - Она погладила его палец. В баре становилось жарко. Подкрался Уинг, умыкнув два 25-центовика с абсолютной безнаказанностью.

- Я живу недалеко, Грейс, - пробормотал Эл Макки. Их лица почти соприкасались.

- Где ты живешь, Эл? - Она рыгнула.

- В мотеле "Чайнатаун".

- Ах, Эл! - завизжала она. - Как смешно! - Грейс игриво толкнула его, и он опрокинулся вместе со стулом. Только возвращение Бакмора Фиппса спасло его от падения на спину плашмя.

- Держись, Алоизиус, - Бакмор Фиппс легко подхватил детектива на полпути к полу. - Го-о-осподи, Макки, у меня водные лыжи толще, чем ты. Если ты еще немного похудеешь, ты исчезнешь.

Когда Эл Макки вновь надежно устроился на своем стуле, а Изумительная Грейс стала неистово подавать сигналы, всасывая воздух через пустую соломинку, Бакмор Фиппс сказал, - Это все здешняя моча, которую ты пьешь. Ирландский виски, как же! Его гонит для Уинга банда самогонщиков на берегу озера Мохаве. То, что у них не бродит, они продают как якоря.

- Мой правый глаз только что закрылся. Я начинаю скучать, - сказала стервятница Бакмора Фиппса, повиснув на его могучем плече. - Мы уходим или нет?

- Ну конечно, крошечка, - проворковал огромный коп. - Папочка отвезет свою крошечку домой, и они будут... Ну-ка посмотрим, вначале мы будем... драться!

- Ох, папочка, папочка! - завизжала она, и депрессия Эла Макки усугубилась. Только подумал об эрзац-папах...

- Крошечка двинет папочку по челюсти, потом даст ему по зубам, и драка зако-о-ончится. Наступит мир, крошечка. - Пальцами, толстыми, как ружейные патроны, он изобразил символ мира.

- Что за здоровяк! Стервятница провела ногтями по груди огромного полицейского, сгребая расстегнутую нейлоновую рубашку.

- Слушай, Грейс,- сказал Эл Макки.- А что, если мы с тобой...

Бесполезно. Наполненная ромом связистка неотрывно глядела на подлое массивное тело Бакмора Фиппса, в то время как другая стервятница укусила его за плечо и сказала, - А папочка расскажет своей крошечке истории про полицейских и воров?

Бакмору Фиппсу такое было не впервой. - Ну конечно, крошечка. Я расскажу, как меня в прошлом году ранили. Я получил пулю прямо в мочевой пузырь, и она с неделю плавала там в моче, пока ее не вынули.

Заодно мне сменили все трубопроводы. Теперь я писаю трассирующей струей. - Трах, трах, трах!