Меня всегда кто– то пихал. За день до этого одна из девушек прыгнула на меня и ударила кулаком в почку, но охранник прервал нашу борьбу прежде, чем она нанесла мне серьезный ущерб.

Сегодня был день словесных атак:

– Готова умереть, сука?

Я рисовала пальцем на тарелке остатком горчицы, поднимая голову. Я вытерла руки о штаны. Она была отвратительна. Дреды, кривой рот. Ужасная татуировка покрывала половину её лица.

Но она ничего не боится.

– Вполне готова.

Это правда. У меня всё болело. Если бы я умерла, то ничего не чувствовала бы. И я бы была с Меган.

Я посмотрела вниз на тарелку, на моё горчичное солнце, на траву и почувствовала тепло этого поля, где я никогда не побываю. Ни одна, ни с Меган. Я не смогу сфотографировать её, пока она наблюдает за закатом, не смогу увидеть огонь в её глазах, которые отражают солнце.

– Мило, – плюнула она, кивая на мой рисунок. – Уверена, это не то же самое, что фото той убитой тёлки.

Я сжала руки в кулаки. Такого рода притеснения я слишком хорошо знала. Я знала, что убеждала себя, будто это происходило из– за того, что многие из них были больные и хотели иметь такую же славу, что и я.

Обычно я могла справиться с этим, но сегодня хотела заехать кому– нибудь костяшками пальцев в нос.

Мне не представился шанс.

По всему залу вспыхнул хаос. Женщины вскочили на столы и начали кричать, бросать еду, пинать подносы. Все признаки борьбы. Охранники пытались остановить толпу, но сегодня все было хуже, чем обычно. Какая– то авторитетная фигура свистнула в свисток. Даже охранники больше не направляли свои автоматы на толпу.

– Вот дерьмо, – пробормотала девушка с дредами.

Я взяла свой поднос и поставила его на вершину стола. Кровь, остатки бекона. Я смотрела на это, как на картину – красивую, яркую и живую. Я хотела сделать нечто подобное.

Один охранник повел прочь девушку с короткими светлыми волосами и оторванным рукавом. Он повернул её, и я узнала её. Даже несмотря на то, что она была вся в крови. Я узнала её.

Валери Крейн.

Она боролась с охранниками, плюя в них красной слизью. Внезапно наши глаза встретились.

Я могла поклясться, что она улыбнулась мне.

– Лучше запомни это лицо, – сказала мне девушка с дредами.

– Почему это?

– Она получила сегодня путёвку в ПЦ. Кто знает? Находясь рядом с ней всё время... Может быть, она выбьет из тебя всю дурь, в конечном итоге.

Я села обратно.

– Это то, что ты хочешь сделать со мной, не так ли?

– Это то, что такой говнюк, как ты, заслуживает.

Она хотела взбесить меня этим, но это никогда не работало. Я не люблю давать людям здесь подобного рода удовлетворение.

Она оставила меня тогда, идя туда, откуда пришла, через кровавый след, как будто это было не более чем грязь на полу.

Я не узнала её имени, или что она сделала. Она не имеет значения.

Но Валери Крейн... Вот она будет иметь значение.

Всё, что говорит Джас, пронизано волнением.

Она считала, что мы были мертвы. Она думала, что если бы никого больше не встретила, то провела  бы остаток своего времени здесь голодной и в одиночку.

– Я была уверена, что умру от голода, – говорит она, впиваясь зубами в консервированного цыплёнка.

Она даже не удосужилась разогреть его. На ней нет рубашки, потому что я взяла её несколько минут назад, чтобы постирать, и Валери изучает рану на ее плече.

– Растворяющееся лезвие нанесло неплохой урон, – говорит Валери, проводя пальцем по краю раны.

Джас шипит и сбрасывает её руку:

– Брось это, – она выдавливает из себя улыбку.

– Тогда хорошо, что Эрити досталось от Передового Центра, – добавила я, второй раз обедая твердым сыром и свежими помидорами. – Не так уж важно сейчас, но вы видели ящик в воде?

Валери покачала головой:

– Я надеялась, что его вынесло на берег. Я имею в виду, если в нём была действительно еда. Но, так или иначе, я нигде не смогла найти его.

– Что за чёрт, – я потёрла виски.

– Наживка, – говорит Кейси. – Им нужно было что– то, чтобы затащить тебя в ту пещеру.

Дрожь пробегает через моё тело, но я отталкиваю эту мысль и возвращаюсь к своему сыру.

Небо окрашено тёмно– синим цветом. После того, как Валери отдала мне мои ботинки, сумку и брюки, я стала искать возле склона дерево, чтобы переодеться и подготовиться к предстоящей холодной ночи. Без топора было трудно, но мне удалось найти охапку веток.

Кейси подсчитал количество нашей еды, и по его оценке выяснилось, что запасов нам хватит на десять дней, а потом мы должны будем отправиться на поиски продовольствия.

Но я не беспокоюсь о том, что происходит прямо сейчас, никто из нас, если быть честной. Это не имеет значения. Как минимум, трое из нас погибли в первые дни. Ужас, который я испытала сегодня, не может сравниться с тем, который я испытаю завтра.

Единственное, что мы можем пока делать – есть. Спать. И ждать.

Я беру оловянную чашку из сарая и наполняю её водой, затем возвращаюсь в лагерь.

– Ты серьёзно собираешься пить её? Не прокипятив? Ты знаешь о лямблии [4] ? – спрашивает Валери, когда я сажусь. – Ты когда–нибудь слышала фразу «взрывной понос»?

Джас фыркает.

– А ты проверяла на себе? – я подношу чашку ко рту.

– Я много читаю. Вы знали, что некоторые люди делают это для того, чтобы больше узнать о некоторых вещах? Люди, которые читают, на восемьдесят пять процентов меньше склонны к преступлению.

– Тебе, должно быть, не очень повезло, – сказал Кейси.

Я делаю большой глоток прохладной воды.

– Хорошо, если в конечном итоге я умру от взрывного поноса, то позволю вам смеяться над моим трупом.

– А делать непристойные вещи с ним?

– Только, если очень сильно захотите.

Как и прошлой ночью, когда солнце скрывается за горами, температура моментально падает.

– Это ж–же н–неестественно, – говорю я, постукивая зубами.

– Как и в– водоворот. О–очень мала вероятность, ч–что за д–двадцать минут т–температура упала на т–тридцать градусов.

– Я из Коннектикута, – спокойно говорит Джас, только сейчас надевая свою рубашку. – Температура никогда не волновала меня. Но вы правы, это странно.

– Что ими д–движет? Они п–пытаются мучить н–нас?

Никто не отвечает. Мы все вчетвером лежим рядом друг с другом в палатке и пытаемся заснуть. Валери и Джас скрючиваются под одеялом, в то время как Кейси лежит позади меня.

Даже в капюшоне и окруженная телами, я дрожу так сильно, что спина начинает болеть.

Утренний свет просачивается в палатку сквозь тонкую ткань из нейлона.

Снаружи какое– то животное шаркает прочь по траве. Я застыла. Слышится всплеск воды. Это что– то упало в озеро.

Оно задыхается и стонет.

Я отбрасываю одеяло прочь и переползаю через Валери и Джас, чтобы добраться до выхода палатки. Валери случайно ударяет меня коленкой в глаз. Я распахиваю заслонку и выползаю наружу. Парень лежит лицом верх в воде у берега.

Я вскакиваю на ноги и бегу к воде. Я падаю на колени, мои единственные брюки тут же промокают. Я трясу его и зову по имени.

– Воды, – говорит он хриплым голосом.

– Ты в воде, идиот, – я помогаю ему сесть.

Когда понимает, что я сказала, он наклоняется вперед и начинает пить прямо из озера, при этом кашляя.

К этому времени Джас выползает из палатки и смотрит на нас.

– Завтрак! – говорю я. – Сделай завтрак и поторопись!

Таннер сидит на пне у костра, уминая свою третью порцию консервированной курицы и картофеля.

Я рассказываю ему о том, что произошло за прошедшие дни, пока Валери промывает рану Джас. Таннер кладет свою тарелку и внимательно слушает, сложив ладони перед собой и изредка поправляя очки. Когда я заканчиваю, он рассказывает, что случилось с ним.