То, как он расслабляется после, говорит мне о том, что все сработало.

Он покидает постель лишь раз, чтобы постирать свою одежду и повесить ее, как делала я, а оставшуюся часть дня мы лежим в нашей новой кровати голые, лицом друг к другу, разговаривая о детстве, средней школе и колледже.

Мне это нравится. Мне нравится притворяться, что утром и днем мы нормальные.

Он вырос в штате Теннесси, но переехал в штат Иллинойс со своими родителями, когда ему было тринадцать. Он единственный ребенок в семье и отучился только половину семестра в колледже, где планировал руководить строительством.

И ему только девятнадцать.

– Я чувствую себя зрелой женщиной.

– Ты всего лишь на три года старше меня.

– Все же это имеет значение в нашем возрасте. Я была другим человеком, когда начала учиться в колледже.

 – Да, но... – он замолкает. Я знаю, что он собирался сказать, что я была другим человеком до преступления. Уверена, что все мы были. Он качает головой, решив не развивать тему. Вместо этого его уносит в более трудное направление. – У тебя был парень?

 – Д...Да.

– Ты любила его?

– Извини?

– Просто спрашиваю.

– Да. А потом он бросил меня.

Он тянет с ответом.

– Мне жаль.

– Все...в порядке. Все хорошо.

Он моргает и смотрит в сторону. Веснушки заставляют его выглядеть моложе. Не знаю, почему я даже не предполагала, что он – девятнадцатилетний парень.

 – А у тебя была девушка?

Он протягивает руку под голову.

– Несколько. Ни одна не задержалась.

– Почему нет?

– Есть проблемы с людьми, с которыми я сближаюсь.

– Это то, что говорят тебе терапевты?

– Не– а. Я просто не хочу быть с кем– то, если в конечном итоге стану похож на отца. Я видел, что это сделало с мамой. Она любила его так сильно, что терпела все дерьмо, которое он вываливал на нее. Никто не должен проходить через такое.

– Ты не он. Что насчет меня?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты боишься сближаться со мной?

Он думает в течение долго времени.

– Думаю, я уже задолбал себя подобным вопросом.

– Необязательно, – я случайно провожу пальцем по центру его груди. – Даже если мы выберемся отсюда, мы могли бы пожать друг другу руки и разойтись. Мы бы никогда больше не увиделись.

Он смеется над этим и берет прядь моих волос, оборачивает вокруг пальца и мягко дергает.

– Это смешно.

– Почему?

– Потому что ты не просто какая– то девушка, Эв. Ты великолепная катастрофа. Ты потрясающая.

– Это не комплимент. Ты знаешь это, не так ли?

Он стреляет в мою сторону дьявольской ухмылкой, которая делает его идеальным. Затем, когда следующая мысль возникает в его голове, он становится серьезным.

– Ты знаешь, что похоже на то, что ты любишь кого– то так сильно, что готов убить.

 Эта мысль посещала и меня, поэтому я говорю вслух.

– Ты веришь в то, что я сказала судьям, было правдой.

– Я верю в то, что видел, когда мы были в пещере. Эта девушка была твоей подругой, так? – Он, должно быть, увидел, как я вздрогнула, когда упомянул Меган. – Прости меня, Эв. Я не имел в виду...

– Не извиняйся, – я вижу ее. Это напоминает мне то, что я делала вид, что она рядом со мной в камере, когда был самый отчаянный момент моего суда. – Я должна была переживать этот день снова и снова. Я пережила это.

– Ты лжешь. Ты сама говорила мне это. Ты не пережила эту трагедию.

Я понимаю, почему мы с Кейси так быстро движемся, несмотря на то, что хотели оторвать друг другу головы, когда впервые встретились. Кейси и я – мы достаточно вспыльчивые, чтобы убить тех, кого любим. Я уверена, что многие скажут, что готовы сделать то же самое. Но они лжецы.

Я наклоняю голову, пока мои губы не касаются мочки его уха.

– Возьми меня снова, – шепчу я.

Он переворачивает меня и целует, пока не становится трудно дышать, его язык скользит по моей нижней губе. Он шепчет мое имя, когда у него появляется возможность вдохнуть воздуха, и мне интересно, возможно ли влюбиться за последние несколько дней. Или обстоятельства только разыгрывают меня.

Это несправедливо.

Это несправедливо, он чувствуется настолько совершенным в этот момент.

***

Тишина заполняет оставшуюся часть дня. Наша одежда сложена, мы едим и снова моемся в бассейне. Я засыпаю в объятиях Кейси, его губы целуют мою шею. Я помню, что пытаюсь дышать с ним в унисон, когда просыпаюсь часами позже в темноте.

Позже тень склоняется над нашей кроватью.

13 июля, прошлый год

Дом мамы

Тодд уснул прямо на мне после обеда, пока я была в качестве няни. Мама не заслуживает какой– либо помощи от меня, но я скучаю по этому маленькому негодяю. Это несправедливо, что я избегаю его из– за нее.

Я полулежала перед телевизором в течение нескольких часов. Когда я поняла, что Тодд спит, переключила программу на что– то, что больше нравится мне – комедию, которую Меган и я постоянно смотрим. Приближаются сумерки, и я начинаю дергаться. У Меган и меня было сегодня итоговое собрание, на котором мы бы могли проверить наши проекты, чтобы убедиться, что почти все из них готовы. Я сказала маме, что могу нянчиться с Тоддом только до шести.

Было десять минут седьмого.

Она не брала телефон, а я не могла оставить Тодда в одиночестве.

Тодд шевелится, когда мама приходит домой в половине седьмого.

Было тяжело оставлять его, когда стон, который он издал, был таким нуждающимся, как будто требовал тепла от меня, потому что я единственная, кого он касался за эти месяцы. Что вынудило чувствовать себя сильной – казалось, я была ласковой мамой, а он никогда не ощущал материнской любви.

Я медленно опустила его на кровать, накрывая покрывалом до подбородка, когда он заерзал от дискомфорта. Я заправила края вокруг него, ожидая каждую секунду, что она фыркнет и бросит свои вещи на обеденный стол. Я знаю, что она пыталась быть настолько драматичной, насколько это возможно.

И все же она продолжила свои действия, которые говорили, что она пытается донести до меня, отказываясь произносить слова. Так что я заговорила с ней.

– Ты опоздала, – сказала я.

Она медленно вытащила заколки из волос, как будто у нее было все время мира. Я знала, что она делает это нарочно. Ее бесконечное нытье, чтобы заставить меня сидеть с Тоддом, было всего лишь уловкой, чтобы сделать меня несчастной. Не то чтобы я думала, что она наслаждается, делая меня несчастной. Это была игра власти, которая хорошо мне знакома. Нетерпеливость была моей слабостью, и она знала, как это использовать.

– Я ухожу, – сказала я, надевая пальто и закидывая сумочку на плечо.

– Не разыгрывай сцену из– за того, что я задержалась на несколько минут.

Я сделала ей одолжение, и мне не высказали благодарности.

– У меня открывается галерея в следующем месяце. Моя галерея. А теперь мне придется опоздать на самую важную встречу.

Я была почти у двери, когда она сказала мне:

– Ты не говорила мне об этом.

Я остановилась.

– Не думала, что должна. Мне казалось, что ты уважаешь тот факт, что я приехала сюда и сказала тебе, что должна уехать в определенное время.

– Это не то, что я имела в виду, Эв. Я бы хотела пойти.

В секунду издевательство сорвалось с моего рта, и я знала, что это прозвучало плохо, но не хотела забирать свои слова обратно.

– Все хорошо, мам. Ты не должна делать вид, что заинтересована в моем печальном поводе для триумфа.

Я злилась, подпитывалась гневом, который чувствовала в тот момент, поэтому хлопнула дверью. Когда я села в машину, то надеялась, что Тодд простит меня за мой кратковременный порыв – мое желание злиться на маму было сильнее, чем необходимость попрощаться с ним. Я должна была сделать что– нибудь для него – может быть, сходить с ним за мороженым или что– то подобное.

В следующий раз я видела Тодда – или маму – в тюремной камере для свиданий.