Мама Николая на тот момент была одинока, и постепенно сошлась с местным очень набожным человеком, который сильно изменил жизнь их семьи, и Николая в целом. Он стал постоянно посещать местную церковь, и многое в его быте также изменилось. Но больше всего изменилось его сознание и восприятие мира, Марк в итоге отмечал эти изменения как в большей степени положительные. Сам же он с помощью Николая и его отчима также начал постепенно втягиваться в религию, и даже пел некоторое время с ними в церковном хоре, но затем постепенно отделился, все-таки посчитав, что это не его путь. На их дружеские отношения это никак не повлияло, и все оставалось по-прежнему: они вместе играли, ходили друг к другу в гости и придумывали разные интересные способы проведения своего досуга, свободного от уроков и посещения церкви. Когда же, наконец, оба окончили школу, пришло время выбора дальнейшего пути, и Николай сразу же нацелился на поступление в духовную семинарию в городе рядом с их деревней.

Сейчас после стольких лет Николай был уже священнослужителем одной из местных городских церквей, мужем и отцом двоих детей, и все также они с Марком поддерживали дружеские отношения все эти годы.

Марк стоял на перекрестке, прокручивая воспоминания в своей голове, и подумал о том, что они уже давно не виделись с другом, и что этот вечер возможно, как нельзя кстати, подходит для их встречи. Возможно тот факт, что он бездумно пришел к этой улице, находящейся на достаточном удалении от места проживания самого Марка, является знаком. Парень верил в знаки, которые расставлены на пути жизни каждого человека, и в тот факт, что в мире есть некий баланс сил и энергий. Это все странным образом уживалось в нем с его любовью к науке и научному подходу в познании Вселенной. К этому возрасту у него были неоднозначные отношения с религией, Богом и с верой в него, что приводило к различным дискуссиям и спорам с Николаем, но всегда мирным и дружеским.

Ранее, когда Николай только ступил на стезю религии и веры, он был более фанатичен и не терпел каких-либо расхождений со словом Церкви, что в принципе, как вспоминал Марк, было обусловлено лишь его неопытностью и юношеским максимализмом. Сейчас же его друг, священнослужитель с уже богатым жизненным багажом за спиной, в их дискуссиях был намного более лоялен и благоразумен, давно уже осознавая, что ничто человеческое не чуждо даже служителям Церкви, не говоря уже об обычных мирянах. В любом случае в их разговорах всегда царили теплота и уважение друг к другу, к взглядам друг друга, будь то взгляды религиозные, политические или любые другие, поэтому Марка сейчас так потянуло навестить друга. Парень нуждался в этом разговоре прямо сейчас, находясь на краю душевной пропасти и тревоги. Это был порыв, который, как магнитом, потянул его в сторону дома Николая, и Марк мимолетно ощутил ощущение покоя в груди.

Табло отсчета светофора уже пошло на второй круг, когда юноша понял, что дорогу он переходить уже не станет, и, повернув направо, пошел вдоль улицы, на которой жил его давний друг детства, надеясь хоть немного унять медведя, ревущего в своей груди. Медведь этот ревел уже достаточно давно, изматывая Марка, и ни что не могло успокоить его: это был медведь тревоги, страха и неопределенности, от которого не сбежит ни один человек, ибо от себя сбежать невозможно, как бы банально это не звучало. Парень улыбнулся этой мысли отчаянной и вымученной улыбкой человека подавленного и уставшего.

Марк медленно пошел в сторону дома Николая, но вспомнив, что время уже достаточно позднее, и дети его друга могли уже ложиться спать, решил для начала позвонить ему по телефону и узнать, уместно ли вообще заходить в гости в такое время. Молодой человек достал из кармана телефон, экран которого тут же покрылся мелкими каплями моросившего дождя, и быстро нашел номер Николая в списке. Пошел набор и через три секунды Марк услышал гудки дозвона. Было еще не так поздно, чтобы сам Николай ложился спать, скорее всего, он сейчас проводил время за какой-нибудь компьютерной игрой (это была его давняя слабость, как и Марка тоже). В трубке послышался голос с нотками человека, отвлеченного от какого-то важного занятия, и юноша понял, что мыслил верно относительно того, чем сейчас занимается его друг.

— Алло, Коля, привет.

— О, привет, Марк, как ты? — ответил Николай.

— Да, ничего, нормально… я слышу, ты там опять защищаешь наш мир от очередного вторжения врага?

— Да, миру снова грозит опасность, кто же если не я! — ответил Николай, издав короткий смешок.

— Хотел спросить у тебя, — сказал Марк, — я тут сейчас нахожусь неподалеку от тебя, на твоей улице. Давно мы не виделись, думал зайти к тебе, если непоздно и уместно в такое время, хотел с тобой поговорить.

Марк услышал пару выстрелов в трубку телефона и улыбнулся, он знал, во что играет его друг, потому как сам любил эту игру.

— Да, Марк, конечно, заходи! Дети уже спят, но мы с тобой тихонько посидим на кухне, чаю попьем. Давай, жду тебя, — Николай добивал очередного врага несколькими короткими очередями.

— Хорошо, скоро буду, — ответил Марк.

В груди у него снова прошла волна покоя и в то же время какой-то грусти, впрочем, она никуда и не уходила, и была с ним все последнее время. Он старался не придавать сейчас этому значения, и, положив телефон обратно в карман, быстрым шагом направился к дому друга.

Николай встретил его на пороге с широкой улыбкой на лице. На нем был теплый халат, уходивший своими полами до самых ступней. Марк отметил, что его глаза всегда в таких случаях поблескивали каким — то веселым задором, и видно было, что он рад приходу друга. Они поздоровались, приобнялись, как это часто бывало у них, когда они не виделись какое-то длительное время, и, стараясь не шуметь, отправились на кухню.

У Николая было очень тепло дома, и всегда царила атмосфера уюта, покоя и чистоты, за которой внимательно следила его супруга. Когда Марк снял мокрую куртку и прошел дальше, он сразу же ощутил на себе этот домашний дух, который витал во всей квартире друга — парень всегда его ощущал, и это успокаивало, мягко окутывая его душу покоем, который для него последнее время был особенно ценным. Жена Николая находилась в комнате с детьми, занимаясь приготовлениями ко сну. Друзья вошли на кухню, тихонько прикрыв за собой дверь, и расположились на стульях рядом со столом.

Николай, как и большинство священнослужителей, носил бороду и усы, и такой длины, что они вместе с его чертами лица делали его похожим на последнего русского царя Николая II. Марк всегда отмечал их поразительное сходство, когда видел друга.

— Как жизнь твоя, Марк? У тебя уставший вид, круги под глазами, — отметил Николай.

— Я хотел поговорить с тобой, — начал Марк, — при этом я не хотел бы, чтобы это выглядело, как жалобы и нытье. Просто ты — мой близкий друг, и тебе я уж точно могу сказать все это, учитывая и твой жизненный опыт и твой духовный сан, который уже о многом говорит, хоть ты и знаешь мое отношение к религии и Церкви.

Николай внимательно посмотрел на Марка и чуть заметно покачал головой, показывая, что понимает, о чем речь.

— Я устал, Коля, — продолжал Марк, — я очень устал от того, что со мной происходит. Чувствую себя круглым неудачником и пропащим человеком, — его глаза увлажнились и заблестели в ожидании слез, но Марк попытался остановить их с большим усилием, при этом борясь с накатившей болью в голове, всегда возникающей, когда пытаешься сдержать поток, вот-вот норовящий хлынуть со всем накопившимся внутри напряжением. Его нижняя губа начала дрожать, и парню пришлось на миг остановить свою речь, чтобы не сорваться в пропасть рыдания и жалости к себе. Он не хотел этого допускать, хотя и знал, что друг все поймет.

— Все хорошо, Марк, все хорошо, — произнес Николай, напомнив ему, как утешала его мать в моменты самых сильных страхов и кошмаров, — продолжай, как сможешь.

В какой-то момент Марк справился с собой, глубоко вздохнул, и речь его пошла более спокойно и размеренно, уже не грозя сорваться снова.