Annotation

Тоби вел абсолютно нормальную жизнь, пока однажды все не разрушила одна простая вещь. Анализ крови.

Теперь Тоби живет вдали от семьи в Доме смерти. В этом далеком от современного мира месте жизни всех обитателей находятся под пристальным присмотром Хозяйки и толпы послушных ей медсестер, которые изучают своих подопечных и ждут появления любых симптомов болезни. Это значит, что пора везти больных в лазарет.

Вот только из лазарета не возвращаются.

Вдалеке от привычного мира, от родных и друзей Тоби живет воспоминаниями о прошлом и вынужден каждый день бороться со страхом. Но хрупкий покой нарушает приезд новичков, и все меняется.

Потому что все рано или поздно умирают.

Важно лишь то, как ты живешь.

Сара Пинборо

Информация о переводе:

***

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Благодарности

***

notes

1

2

3

4

5

6

7

Сара Пинборо

Дом смерти

Информация о переводе:

Оригинальное название: Sarah Pinborough / The Death House

Перевод: Euphony

Редактирование: RuSa

Русификация обложки: Solitary-angel

Книга переведена специально для сайта: WorldSelena: www.worldselena.ru

***

Посвящается Иоганнесу,

моему собутыльнику и товарищу по преступлениям.

От меня — с любовью.

Сегодня ты живёшь — сегодняшним живи.

Омар Хайям^[1]

Глава 1

— Говорят, кровь прямо из глаз брызжет. В смысле сначала они из орбит вылезают, а потом уже и кровь идет.

— Кто говорит?

— Люди. Слышал где-то.

— Все ты выдумываешь.

— А вот и нет, — не унимается Уилл. — С чего мне такое выдумывать? Говорю же, где-то слышал. Вроде как сначала слетаешь с катушек, а потом из глаз кровь идет. Может, и вообще по всей коже хлещет.

— Бред собачий.

— Заткнитесь уже и ложитесь спать. — Я переворачиваюсь на другой бок. Снаружи царапается колючее одеяло, а на душе кошки скребут от супербогатого воображения Уилла.

Дышу прямо в грубую шерсть. Вдохи и выдохи кажутся горячими. Я раздражен, и это меня еще больше бесит. В последнее время завожусь с пол-оборота. Злость загорается от малейшей искры и подпитывается сгустком из черного солнца, который потихоньку растет у меня в животе.

Двое пацанов сразу затихают. Я старше всех. Я вожак, босс, большая шишка. По крайней мере в четвертой спальне. Здесь мое слово закон.

Вытаскиваю накрахмаленную до хруста простыню из-под одеяла повыше, чтобы прикрыть жесткий край. В спальне не холодно, скорее зябко. Так бывает в домах, которым сотни лет. Продрогшее время пропитывает кирпичи и цементный раствор, а по углам гуляет призрачный печальный ветер отголосками того, что когда-то было, и чего теперь уже нет. Наверное, мы как раз вписываемся в этот дом. От таких мыслей сгусток в животе сжимается. Меня передергивает. Подтягиваю колени к подбородку и чувствую, как ноет мочевой пузырь. Класс.

— Не могу уснуть, — жалуется Уилл и зевает. — Напрягает меня это все.

В темноте я вижу, как он сидит по-турецки на кровати и перебирает пальцами металлические прутья в изножье. В нашей спальне он самый младший, да еще и мелкий для своего возраста. Ведет себя тоже как ребенок.

Из другого конца комнаты от кровати напротив Уилла раздается непрерывный шепот. И в нашем гнезде не обошлось без кукукнутого. Эшли молится на коленях. Каждый божий вечер, как только выключается свет.

— Сомневаюсь, что Бог тебя слышит, — бормочу я. — Иначе ты бы тут не оказался.

— Бог всегда все слышит, — надменный голос спицей взрезает холодный воздух. — Он повсюду.

Мочевой опять дает о себе знать, и я решаю больше не терпеть. Вылезаю из-под одеяла. Половицы жутко холодные. Хрен его знает, как Эшли стоит на коленях. Но тапки не обуваю. Я же не какой-нибудь там дедуля.

— Тогда от твоих молитв никакого толку, — весомо замечает Луис. Его кровать ближе всего к двери. Он пялится в потолок. Волосы торчат во все стороны. Даже лежа он умудряется жестикулировать. — Раз уж твой Бог повсюду, то получается, он есть и внутри тебя. А значит, ты вполне можешь хоть всю ночь напролет разговаривать с ним без слов в тишине собственного разума, и он все равно тебя услышит. Впрочем, нет никаких научных доказательств существования каких бы то ни было богов, как нет и оснований полагать, что мы нечто большее, чем простое скопление клеток и воды. Поэтому твой Бог — всего лишь плод чьего-то воображения. Следовательно, ты зря тратишь время.

Шепот становится громче.

— Может, он дрочит под кроватью, а бормочет, чтобы шум заглушить, — говорю я уже у двери. — Хлюп-хлюп-хлюп! — и демонстрирую догадку жестами.

Луис фыркает и смеется.

Уилл тихо хихикает.

Раздражение крепчает. Мне нравятся Уилл и Луис. И хотелось бы, чтобы они меня бесили, но так уж вышло. Перед тем как закрыть дверь, я оглядываюсь. В большой комнате эти двое кажутся совсем маленькими. Нас в спальне четверо, а кроватей по шесть штук у каждой стены. Многовато. Как будто все разъехались по домам, а про нас забыли. Дверь с щелчком закрывается, и я иду по коридору. До ванной путь не близкий. Мне есть чего бояться, но тени и пустота усталого особняка в список не входят. Однако я тороплюсь. Последнего обхода еще не было.

Бегу вниз по широкой деревянной лестнице, хватаясь за перила, как будто я на большом корабле, который с трудом разрезает темные воды ночного океана. В доме тихо, слышны только тихие скрипы и стоны старого здания. Набегу думаю о тех, кто спит в спальнях внутри промозглых стен, о медсестрах и учителях в специально отведенных для них комнатах, а потом волей-неволей представляю себе верхний этаж, куда можно подняться только на лифте и куда по ночам, пока все спят, забирают больных детей, которые исчезают там навсегда. Больных проглатывает лифт и везет в лазарет. О лазарете мы больше не разговариваем. Никто не уходит из дома. Никто не возвращается из лазарета. Все мы это знаем. А еще знаем, что всех нас ждет поездка наверх. Однажды и я вот так исчезну посреди ночи.

Справляю малую нужду, не закрывая дверь и не включая свет. Облегчиться так приятно, что плевать на звук бьющей по керамике струи. Я даже не краснею. Все еще помню мамино правило: «По ночам стесняться нечего». Зато руки не мою и широко зеваю в зеркало. Это правило успело измениться. Микробы — наименьшая из наших проблем. Честно говоря, не помню, чтобы и раньше особенно парился по этому поводу.

«Говорят, кровь прямо из глаз брызжет».

Наклоняюсь к зеркалу и вглядываюсь в свои глаза. Как обычно, они ярко-голубые, правда, в темноте кажутся чуть-чуть посеревшими. Оттягиваю нижнее веко. Даже сейчас можно рассмотреть тоненькие сосуды, бегущие куда-то внутрь. Крови нет. Скорее всего это действительно чушь. Дурацкое воображение Уилла опять насочиняло всякого дерьма. Со мной все в порядке. Со всеми нами. По крайней мере пока.

— Ты должен быть в постели.

Голос тихий, но я все равно подскакиваю от неожиданности. В коридоре у окна стоит Хозяйка. В лунном свете, льющемся сквозь стекло, белая униформа невозможно яркая, но пустое лицо не разглядеть.