На несколько минут все забывают о разногласиях. Мы поднимаемся по лестнице, оставляя за собой на старом дереве мокрые следы. Девочки молчат, но идут за нами. А чем еще тут заниматься?

— Сюда! — кричит Дэниел, как будто мы сами не знаем, куда идти.

В коридоре темно, но сквозь одну распахнутую дверь льется свет. Во время своих ночных прогулок я ни разу так далеко не заходил — слишком близко к комнатам медсестер. А Эшли молодец, помещение выбрал что надо. Даже Джейк не рискнет прийти сюда выбивать из него дурь. «Преподобному» надо будет только хорошенько крикнуть, чтобы привлечь чье-то внимание.

Мы все собираемся у двери, и Эшли суетливо тараторит:

— Проходите, проходите.

У меня нет ни малейшего желания переступать порог, но в комнату протискиваются Гарриет и Элеонора. За ними — Уилл с Луисом. Вместо кроватей здесь двенадцать стульев по три в ряд. Впереди стоит стол, накрытый простыней.

От перетаскивания мебели Эшли вспотел, но улыбается:

— Проходите! Здесь всем рады!

Кто-то смеется, и улыбка чуть-чуть увядает. Эшли делает вид, что занят бумажками, которые лежат на одном из стульев.

— Ты конченый кретин, — говорит Джейк. Дэниел заливается хохотом.

Я оглядываюсь и вижу в коридоре Клару. Кажется, церковь ей не по душе, но наше агрессивное поведение ей, похоже, нравится не больше. Может быть, пожив тут с недельку, она начнет нас понимать.

— Какое красивое окно! — восхищается Гарриет, глядя вверх.

Она права. Окно действительно красивое. Арочное, прямо в центре стены.

— Из-за него я и присмотрел эту комнату, — подхватывает Эшли. — Оно похоже на церковное. — На мгновение он затихает, а потом добавляет: — Если хочешь, можешь его разрисовать. Хозяйка возражать не будет.

— А вы с Хозяйкой, как я посмотрю, на короткой ноге, — ухмыляется Джейк. — Только это ничего не изменит.

Эшли молчит.

— Ты все равно дефективный, — встревает Дэниел. — Как и все остальные.

— Я знаю, — говорит Эшли.

— Да пошел он к черту, — выплевываю я в бешенстве. Эшли меня и правда бесит до белого каления, но он один из нас, из нашей спальни. — Будет сидеть тут сам со своими стульями. Вот и пусть сидит. Зато не будет ходить за нами хвостом.

Отворачиваюсь и ухожу. Том идет за мной.

— И то правда, пошел он к черту.

Все ясно. Я по-прежнему вожак в четвертой спальне.

Толпа у двери рассасывается. Все идут по своим делам. Уилл с Луисом вприпрыжку мчатся по коридору на поиски веревок для каштанов, а я решительно шагаю в спальню. Поспать — вот что мне нужно.

Сегодня холоднее, чем вчера. Словно невидимый туман, холод пробирается сквозь старые камни. По спящему дому я брожу в носках, хотя на отполированном полу может быть скользко, и если я упаду, то точно перебужу всех медсестер. В постели я валялся дольше, чем обычно. Ждал, не заберут ли Джо, но лифт так и не заурчал, как голодный желудок лазарета. В доме царит тишина.

Спускаюсь в кухню, делаю себе бутерброд с маслом и ем, глядя в окно на старый дуб. Ночью он кажется неповоротливым черным гигантом. Внизу тихо, в комнате отдыха пусто. Может быть, Клара все-таки решила принимать таблетки, как все остальные, и оставила мои ночи в покое. По идее, мне должно полегчать, но почему-то в животе все сжимается, и возникает ощущение, что там вообще ничего нет. Я подумываю послушать в наушниках музыку, но тут же отбрасываю эту затею. В конце концов, я не Клара. Плясать в темноте может только круглый идиот. К тому же я хочу иметь возможность услышать шаги, если кому-то вздумается сюда заглянуть.

Возвращаюсь наверх и вдруг понимаю, что иду прямо в церковь Эшли. Вернувшись вечером в спальню, он надменно улыбался. Никто не спрашивал, как прошла его дурацкая служба, но он явно был собой очень доволен. В глубине души мне хочется разбить стулья в щепки, но я не знаю, откуда взялось это желание. Может быть, надо их хотя бы переставить, чтобы попугать «преподобного». Подходя к двери, я вижу мерцание тусклого света и понимаю, что Клара меня опередила. Но на этот раз я не собираюсь прятаться. Ночи по-прежнему мое время, а она по-прежнему влезает на мою территорию. Если кто и должен уйти, то точно не я.

— Где ты взяла свечу?

Клара стоит ко мне спиной и в свете желтого огонька пытается прочитать какую-то бумажку. Свеча приклеена воском к блюдцу, которое стоит на столе с простыней. Сам стол отчаянно пытается прикинуться алтарем, но все без толку.

— Здесь была. А спички я из кухни принесла.

Она даже не вздрогнула. Слышала, что я иду, или ей просто наплевать? Клара поворачивается в мою сторону, но все еще смотрит на бумажку.

— За Эллори, — читает она, — любимого брата Джо, сына Мэри и Стивена, обитателя седьмой спальни. «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Откровение, глава двадцать первая, стих четвертый. Красиво, если хорошенько подумать. И печально.

— Только не говори, что тебе по душе все это божественное дерьмо, — ухмыляюсь я.

Клара качает головой. В свете свечи сияют рыжие волосы.

— Нет. Я верю в природу. Мы умираем, разлагаемся, питаем землю, растения, насекомых. Как-то так.

— Обхохочешься, — говорю я, словно мне плевать на все на свете, но ее слова оседают на лед у меня в животе, и я начинаю жалеть, что не остался в кухне.

— Ну мы-то пока живы, — пожимает плечами она. — Ничем от других не отличаемся.

— Еще как отличаемся. Потому нас и называют дефективными. — Мой голос так и сочится сарказмом, но Клара как будто и не замечает.

— И все-таки мне так не кажется. Каждое утро для всех начинается новый день. Никому не дано знать, что будет завтра. — Она широко улыбается, глаза горят. — А вдруг завтра найдут лекарство? Или в дом ударит молния, и все мы сгорим заживо. Или в Лондоне произойдет землетрясение, и все мои одноклассники умрут раньше меня. Теперь понимаешь?

Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Логика в ее словах есть. Чем не соломинка в океане ужаса?

Клара снова смотрит на бумажку и тихо говорит:

— Хотя для Эллори уже поздно. Гарриет ходила на службу. Говорит, из седьмой спальни пришел только Джо. Грустно, правда? Они должны были прийти хотя бы ради Джо.

— Здесь так не бывает.

Улыбка испаряется. Клара не понимает, как все устроено в этом доме. Пока не понимает. Она думает, что все как раньше, но ошибается. Сомневаюсь, что сумею объяснить ей разницу, даже если захочу. Этому нужно учиться самостоятельно. На языке возникает комок желчи, и я уже собираюсь сказать что-то злобное, как вдруг слышу звон из-за двери, ведущей в крыло медсестер.

— Что это такое? — спрашивает Клара.

— Будильник. — Бросаюсь к свече и гашу ее пальцами, не обращая внимания на боль от горячего фитиля. Так хоть запаха не будет. А потом, не задумываясь, хватаю Клару за руку: — Бежим!

Мы выскакиваем в коридор и уже на бегу слышим звуки возни. Похоже, просыпаются и медсестры из лазарета, и даже сама Хозяйка.

— Что присходит? — шепчет Клара, вжимаясь со мной в темную стену.

— Не знаю.

— Сюда. Быстрее! — Она дергает меня за руку, и мы поднимаемся на один лестничный пролет.

До ее спальни рукой подать. Она затаскивает меня в комнату и закрывает дверь. Ни Элеонора, ни Гарриет не просыпаются, а мы, тяжело дыша, бежим в дальний угол. И как раз вовремя — за дверью слышатся чьи-то тяжелые шаги.

В окне виден яркий свет, а потом мы слышим хруст гравия под колесами. Спальня Клары дальше от главного входа в дом, чем моя, но мы все равно с опаской выглядываем из-за занавесок. К дому подъезжает большой грузовик. Передние фары — как две луны в ночной темноте. Двигатель с пыхтением переключается на нейтралку. Из кабины выпрыгивает водитель и обходит грузовик сзади. Со скрипом открываются металлические двери. Слышатся разные голоса.

— Да в чем, блин, дело? — шепчу я. Вряд ли в таком грузовике привезли очередных новичков. Мы все приехали сюда на черных фургонах.