– Да. Конечно.
Она впустила их и провела в маленькую гостиную. Когда они уселись на старые стулья с потертой обивкой, Мэри подумала, что, если бы не бумажный мак, приколотый булавкой к руке Рэндела, они вполне бы сошли за нормальную пару, зашедшую в гости.
В комнату вошла девочка с большим рыжим ирландским сеттером.
– Здравствуйте, – сказала она, – меня зовут Пегги.
Мэри немного подождала, но Рэндел ничего не ответил. Тогда она сказала девочке очень приветливо:
– Здравствуй, мы – Мэри и Рэндел Элиот. Девочка положила щеку на спину собаке, и ее длинные светлые волосы упали ей на лицо.
Появилась женщина, которая открывала им дверь. С ней был молодой человек. Они представились – Джин и Роб, психиатры, живут и работают здесь, в этом доме. Джин поинтересовалась, не желают ли Мэри и Рэндел выпить по чашечке кофе. Рэндел ничего не ответил, и Джин переспросила его еще раз.
Как всегда, Мэри пришлось отвечать за них обоих. Голос ее звучал приветливо и буднично:
– Да, с удовольствием. Кофе будет в самый раз. Она сказала, что они с Рэнделом любят кофе со сливками и с сахаром. Большое спасибо.
Когда эта тема была исчерпана, Мэри поинтересовалась, где у них находится туалет. Ей показали. Поднявшись наверх, Мэри вошла в крохотную комнату – обычный английский туалет, такой маленький, что, когда сидишь там, колени упираются в дверь. Она была готова часами сидеть так, уставившись в дверь, но внизу, в холле, ждал Рэндел. Она знала, что ему тоже надо в туалет. Он сидел угрюмо, не поднимая глаз, уставившись на свои тяжелые башмаки.
Когда они с Рэнделом спустились в холл, там их уже ожидал доктор Бун – мужчина среднего возраста с торчащей из густой бороды трубкой. Он выглядел невозмутимым даже тогда, когда Рэндел упал перед ним на колени, протягивая вверх руки с приколотым бумажным маком и зажатым в пальцах яйцом.
Шесть человек и большая собака молча смотрели на Рэндела, который, ползая на коленях, кланялся всем по очереди, протягивая руку с яйцом.
Наконец доктор Бун нарушил молчание:
– В лечении психических заболеваний мы не используем каких-либо наркотических или лекарственных препаратов, – объяснил он Мэри, которая внимательно слушала его. Остальные присутствующие выглядели так, как будто не находили ничего особенного и нелепого в том, что супруг этой дамы стоял на коленях посредине комнаты с приколотым к руке бумажным цветком и, словно китайский болванчик, не переставая кивал головой, кланяясь всем по очереди. Мэри заметила обертку от жевательной резинки, прилипшую к подошве ботинка Рэндела.
– Рэндел будет жить здесь вместе с Робом, Джин и Пегги и помогать по дому. Может быть, потребуется не меньше месяца, пока Рэндел снова почувствует себя хорошо. Джин составит расписание ваших визитов и будет вашим психологом, – сказал доктор Бун, обращаясь к Мэри.
Рэндел молчал. Ирландский сеттер долго следил за ним, потом, громыхая медалями, вскочил на ноги и отряхнулся.
– Вам нужно будет пойти сейчас домой и приготовить Рэнделу одежду, – продолжал доктор Бун. – Вы можете принести ее завтра, а пока Джин поищет для Рэндела пижаму и туалетные принадлежности.
– Завтра вы обговорите с миссис Элиот все подробности, – сказал доктор Бун, поворачиваясь к Джин.
– Хорошо, – ответила Джин.
Доктор Бун встал со стула, и Мэри поняла, что ей можно уходить. Наконец она может повернуться к Рэнделу спиной, она может оставить его в незнакомой комнате, стоящего в нелепой позе на незнакомом ковре. В незнакомом городе.
Итак, она сказала Рэнделу «До свидания». И не услышав ответа, вышла из комнаты. Она прошла через кухню, где стоял стол, заваленный грязной посудой, миновала холл, где по углам валялись пачки старых газет, и вышла на улицу. Двери дома закрылись за ней.
Проходя через двор, Мэри старалась ни о чем не думать. Двор был вымощен каменными плитами и выглядел унылым и неухоженным. Пройдя два квартала, Мэри остановилась и оглянулась. Дома не было видно. Она была одна. Она, наконец, оставила Рэндела. Миля за милей вокруг нее простирался Лондон со своими пригородами. Мэри почти не помнила, как они добрались до Фэйерлона. Единственное, что крепко засело у нее в голове, это название улицы и номер, дома – Голдерс-Корт, 101. То место, где сейчас находился Рэндел.
Когда она доставала из кармана блокнот и ручку, она заметила, как дрожат ее руки. Спрашивая иногда у прохожих дорогу к метро, она аккуратно записывала название улиц, по которым шла, отмечала перекрестки и заметные ориентиры: она проходила мимо больших складских помещений, пересекала скоростные магистрали, шла мимо церкви, затем вдоль улицы, на которой было полным-полно магазинов и мелких лавок, пока не вышла к станции метро. Словно некий ключ, с помощью которого можно открыть нужную дверь, она вытащила из кармана карту метро.
– Вы, конечно, можете добраться и на метро, – сказал ей кассир, продающий билеты за зарешеченным окном. – Но я бы вам посоветовал пятьдесят второй автобус. Он вас довезет прямо до Кенсингтон-Черч-стрит.
Он показал ей, где находится остановка. Мэри дошла до остановки и примкнула к толпе ожидающих автобус лондонцев. Она обратила внимание, что многие женщины, так же как и она, повязали вокруг головы платки, спасаясь от ветра.
Внезапно она остро ощутила свое одиночество. И это чувство принесло ей облегчение. Мэри глубоко вдохнула сырой и холодный воздух. Ей приятно было стоять среди белых и черных жителей города, таких же спокойных и неприметных, как и она сама.
Подошел пятьдесят второй автобус. Мэри спокойно, как и все вокруг нее, поднялась в автобус. Она стояла среди нормальных людей, наблюдала, как они читают книги и газеты, смотрят в окно и разговаривают между собой, покупают у водителя билеты. С каждой остановкой Рэндел уходил все дальше и дальше. Там, где он сейчас находился, позаботятся о нем. Как приятно ласкали слух лондонские названия улиц и площадей… Она почувствовала такое облегчение, как будто камень свалился у нее с души. Сердце билось ровно и спокойно, ладони были сухие. Мэри села в освободившееся кресло и стала наслаждаться видом обыкновенного нормального мира вокруг нее. Ее мышцы расслабились.
Наконец череда незнакомых улиц закончилась, и она с радостью узнала ставший почти родным Ноттинг-Хилл-Гейт, обсаженный ореховыми деревьями. Она узнала магазины, куда они ходили за покупками совсем недавно. Вот и остановка на Кенсингтон-Черч-стрит. Мэри вышла из автобуса.
Дон попрощался с ней на улице две недели назад. Джей и Бет шли по ней сегодня ранним утром. А сейчас только Мэри осталась здесь. Она миновала винную лавку, прошла через ворота во двор и снова почувствовала себя одиноко. Их квартира будет выглядеть сейчас такой же голой и необжитой, какой она была в первый день их приезда. Сейчас она откроет дверь и войдет в безмолвные, тоскливые комнаты, где еще так недавно звучали голоса ее детей.
Но, когда она закрыла за собой входную дверь и повернула ключ в замке, оказалось, что квартира не пуста: она была наполнена полуденным солнцем. На сердце у Мэри стало спокойно.
Мэри прошлась по всем комнатам. Она слушала тишину, проникаясь все больше и больше чувством приятного одиночества. Ничто не мешало ей, никто не досаждал. Рэндел исчез, как ночной кошмар, со своей окровавленной рукой и осточертевшим ей постоянным запахом вина. Он не сможет найти дорогу домой, руководствуясь, как она, картой Лондона. И не найдет нужный маршрут автобуса.
Выйдя из кухни, где было полно вкусной еды, она прошла в спальню и выглянула в окно. Мимо проезжали залитые поздним полуденным солнцем лондонские автобусы.
Ее спальня.
Ее Лондон.
Ее квартира в Лондоне.
Время, которое ей предстояло провести в Лондоне… Недели и недели в городе, который никогда ей не надоедал. Недели полного одиночества и свободы.
Да еще и с деньгами. Заперев квартиру, она снова вышла на улицу. Мэри взяла в банке немного наличных денег, затем побродила по супермаркету в Ноттинг-Хилл-Гейте, размахивая продовольственной сумкой, и улыбнулась про себя, увидев всего шесть сортов овсянки и два сорта мыла. И при этом бесконечные полки с чаем и конфетами.