— Инна, ты чего? — Подняла голову из мужниной подмышки, куда успела забуриться лицом, и увидела удивленные глаза.

— Я боюсь насекомых. — Созналась, стараясь не смотреть на зависшую в паре метрах от нас образину.

— Почему? — И все тот же недоуменный взгляд.

— Меня в детстве одна такая покусала. Ну, то есть жалом ужалила. — Призналась я в своих детских страхах и покраснела.

— Покусала? Ужалила?!? — Ужаснулся Ам. — Как это возможно вообще?

Я тут же пораскинула мозгами.

— У вас что, насекомые не кусаются? — Он помотал головой в ответ. — И кровь не пьют? — Муж побледнел от моих слов.

— У вас насекомые пьют кровь??? — И забегал со мной на руках между деревьев.

— Э-э, — я не знала, как его успокоить, не соврав. — Ну, они маленькие совсем. Страшно, только если тебя комары в лесу облепят и искусают. — Что-то плохой из меня успокоитель. — Ам, ты чего?

Он резко остановился, и я поняла, что мы едва не впечатались в дерево. Мурка, бегающая за нами, укоризненно на нас посмотрела и села на попу.

— Надо срочно спасать ваших женщин из такого ужасного мира. Их там едят насекомые…. — Муж побледнел еще сильнее и его затрясло. И меня тоже, потому что с его рук я слезть не успела.

Черт, что делать то, а? Где тебя носит, Витка, мать твою растак, когда ты так нужна со своим образованием? Точно! Что бы сделала подруга в подобном случае? Применила шоковую терапию.

Собрав все свое мужество, чуть подтянулась на его руках, обхватила его лицо ладонями и прильнула своими губами к губам Ама. А что? И мне приятно, и отвлекаю от всяких страшных мыслей про насекомых, и, вообще, я зубы почистила. Увлеченно принялась изучать твердые губы, мягко прикасаясь к ним. Трясти мужа тут же перестало. Теперь он просто стоял и не двигался, замерев, как истукан. А я так увлеклась, что в порыве страсти легонько укусила его нижнюю губу. Рядом раздался предупреждающий рык, и я почувствовала под ладонями проступившую шерсть. Так, кажется, на сегодня хватит.

Отстранившись от полуобратившегося мужа, посмотрела на Мурку, которая скалила на Ама зубы. Вновь взглянула на мужа. Тот стоял с закрытыми глазами, напряженной челюстью и с местами проступившей сквозь кожу шерстью. Кажись, я погорячилась, принявшись отвлекать мужчину таким образом.

Осторожно сползла с его рук и отошла на пару шагов.

— Ам ты как? — Спросила, боясь, что он сейчас сорвется.

Муж медленно зеленел, возвращая себя в обычную форму.

— Прости, я напугал тебя. — Прохрипел он через минуту, отворачиваясь.

Ну вот, сейчас опять сбежит.

— Гигантский шмель напугал меня гораздо сильнее, поверь. А тут скорее я от неожиданности струхнула. — Пыталась говорить спокойным голосом.

— Гигантский шмель? — Ам даже развернулся обратно.

— Ну, это черное насекомое. Толстое такое…. — Я замахала руками. Мало ли у него память отшибло, теперь напоминать надо.

— Это рых. — Последнее слово он прорычал. — Живет только там, где водятся цветы оли. Значит, до старого поселения осталось всего несколько тысяч шагов пути. — Прикинул он.

Ну вот, даже ожил. И говорит уже нормально. И цвет свой вернул. И вообще, можно уже дальше идти, что мы и сделали. Молча идти уже не хотелось, поэтому я запела себе под нос «Гигантский шмель, на душистый хмель…».

— Что это? — Через минуту спросил Ам.

— Где? — Я перестала петь и огляделась по сторонам.

— То, что ты сейчас так плавно говорила. — Муж смотрел на меня с живейшим интересом.

У меня от такой формулировки щека задергалась.

— Это песня такая. Хочешь спою? — Предложила я. А что? Голос у меня нормальный, я даже на уроки сольфеджио ходила в детстве.

— Хочу. — С огоньком в глазах сказал он.

— Мохнатый шмель…. — Запела на весь лес. Эх, хорошо то как. Я уж и забыла, что такое петь в полный голос. В квартире то так не попоешь, соседи сразу вызовут блюстителей закона.

Ам слушал молча. После тоже молчал. Минут пять.

— А ты знаешь еще такое «песня»? — Осторожно спросил он, косясь зеленым глазом.

— Знаю. — Я улыбалась. — Тебе каких больше хочется? Про любовь, про мужество, про детство?

Последнее ему явно не понравилось. Может, травма какая-нибудь далекая?

— Давай про любовь. Или про мужество. — Он как-то растерялся.

И я запела «Катюшу». Ох, как я пела. У меня было полное ощущение, что весь лес замер, слушая мои завывания. Потом без перехода спела про «Синий платочек». Закончив петь, вдруг услышала тихое шмыгание. Повернулась к Аму, который прятал сейчас лицо, отворачивая его в сторону от меня.

— Ам, ты чего? — Блин, что-то я не подумала, что петь такие песни опасно для психического здоровья окружающих.

Он вытер лицо ладонями и повернулся ко мне.

— Все хорошо. Просто трогательно так…. — Он смутился и недоговорил. Какое-то время мы шли молча. — А ваши женщины всегда так ждут своих мужчин с битвы? — Наконец, созрел он.

— Если женщина любит, она своего мужа не то что ждать будет, а сама на поле боя за ним пойдет и всех приложит, только чтобы до ее родненького не добрались. — Фыркнула я, вспоминая грустную историю своей страны.

— Любит? — Он нахмурился. — Что это значит?

— Э-э, ну как…. — У меня даже слов не нашлось, чтобы описать это слово. — Ну, когда человек становится близок сердцу. Разве у вас нет такого слова?

— Нет. У нас есть слово «чоку» — желать. Но твоего слова нет. — Он покачал головой, понимая разность наших культур.

— Подожди. Ты разве не все мои слова понимаешь? — Он помотал головой. — А как тогда ты догадываешься, о чем я говорю?

— Когда соединяю слова, можно уловить общий смысл. — Кошмар, а я ему про Цоя объясняла. Дура.

Мы шли еще пару часов, когда перед нами возникла поляна с разбросанными в хаотичном порядке огромными камнями.

— Это древнее поселение женщин. За столько лет здесь не уцелели органические строения, но одно каменное до сих пор стоит. — Торжественно возвестил Ам и потянул меня в сторону валунов.

Мурка, обреченно вздыхая, посеменила рядом, водя носом по воздуху и недовольно порыкивая. Не нравилось ей это место. Мне, кстати, тоже. Какой-то осадок здесь был. Не понимала я этих их лесных женщин. Ну, какая мать оставит своего ребенка? Я бы не оставила ни за какие коврижки.

Наконец, Ам подвел меня к большой каменной куче, которая оказалась чем-то вроде пещеры. Ну и ладно, до этого мы вообще под открытым небом ночевали. Ага. Вот тут даже место для костра есть.

Ночевать пришлось все-таки под каменной крышей, так как небо вдруг затянули тучи, и принялся накрапывать скучный дождик.

Я сидела в пещере, почти всей занятой толстым одеялом и пыталась распутать волосы после очередного дня похода. Нет, все-таки я их отрежу. Очень неудобно с ними возиться, не имея при этом подручных средств в виде бальзамов и прочих радостей цивилизации. Сейчас дождусь Ама, и попрошу тот остренький кинжальчик.

Ам пришел быстро, радостно стряхивая с волос дождевые капли.

— Вот. Нашел. — Он вывалил на постель огромный лиловый… арбуз. Килограмм этак на двадцать пять.

— Что это? — Я тут же забыла про свои проблемы и подползла ближе к этой круглой штуке.

— Хива. Это очень редкий плод. — Ам явно гордился тем, что притаранил этот продукт питания.

— Такой же редкий, как у тех плотоядных деревьев? — Настороженно спросила я.

— Нет. Это растение не плотоядно. Просто оно годно к употреблению всего пару дней, и не хранится даже в стазисе. Очень сложно его найти в хорошем состоянии.

На вкус лиловая мякоть была, как воздушный рис. На самом деле вкусно — в рот положил, и оно там тает.

Поужинав, я вспомнила про свои волосы и снова попросила Ама оттяпать половину.

— А может быть…, - он немного помялся.

— Говори.

— Мы через день выйдем к источнику магии, и я смогу зачаровать твои волосы так, чтобы они не запутывались никогда. — Он смущенно отвел глаза и спросил. — А ты не могла бы научить меня так скручивать волосы? Ну, в эту, в косу.