«Генерал-аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, — с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых горах… Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении… Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидаться назначенного часа выхода князя в высокой официантской». Старый князь Болконский, принадлежал к той удивительной когорте представителей «золотого века русского дворянства», которые доживали свои дни в усадьбах вокруг Москвы.

Официально утратив при Петре I столичный статус, Москва сохранила за собой целый ряд «представительских» функций, позволявших ей бороться за положение духовного центра России. Именно здесь проходили коронации монархов, праздновались крупнейшие события в государственной жизни, например, заключения мирных договоров, в Москву из самых отдаленных уголков съезжались депутаты от сословий, чтоб принять участие в работе Уложенной Комиссии 1767 г.

18 февраля 1762 г. Петр III подписал Манифест о вольности дворянства, отменявший обязательную службу для благородного сословия. Вступив на престол, Екатерина II подтвердила Манифест, а затем в течение долгих лет шаг за шагом расширяла права дворянства. «Раскрепощение» дворян было законодательно завершено Жалованной Грамотой дворянству 21 апреля 1785 г. Отныне дворянин был свободен от обязательств перед государством, но вместе с тем на него возлагались функции по организации общественной жизни в тех городах, губерниях и уездах, где находились его имения.

Центром неслужебной деятельности дворян стала именно Москва, где было мало государственных учреждений, а частная жизнь процветала во всех ее проявлениях… Театры, книгоиздание, научные и учебные общества, созданные по частной инициативе, наконец, более широкое, по сравнению с Петербургом, распространение масонских лож, первых в России форм общественных организаций, — отражало бурный процесс формирования дворянского общества.

Государственные деятели, попадавшие в немилость, в царствование Екатерины II предпочитали отправляться не в свои глухие деревни, подальше от людских глаз, а, напротив, приезжать в Москву и активно включаться в жизнь старой столицы. Впервые в русской истории государство не преследовало потерявших былую власть крупных политиков.

Причину такого знаменательного явления историки объясняли по-разному. Так, один из лучших знатоков эпохи Екатерины II — историк Я. Л. Барсков считал, что во второй половине XVIII столетия по сравнению со временем Петра I происходит ослабление государственной власти, усиление борьбы придворных группировок и расцвет фаворитизма. Екатерина II «превозносила самодержавие, — писал Барсков, — видела в нем спасение России, однако при всем желании абсолютного господства, она не могла справиться со страшной властью, оказавшейся в ее руках».

С подобным суждением не соглашался известный советский историк Н. Я. Эйдельман. Он отмечал, что во второй половине XVIII в. произошли значительные изменения «во взаимоотношениях между различными этажами российской государственной власти». «Если при Петре I и его ближайших преемниках обычной формой политических перемен были государственные перевороты, аресты, казни сановников, — писал Натан Яковлевич, — то при Екатерине II установились более гибкие формы: отставка министра и смена фаворита происходила сравнительно безболезненно, без пыток и казней». Причину подобного изменения Эйдельман видел в «поисках более оптимальных форм взаимоотношений дворянства, высшей бюрократии и самодержицы». По мнению историка, «новый тон придворной жизни усиливал политическую роль Екатерины II и стабилизировал государственную власть в стране».

Императрица не раз указывала и в официальных документах, и в переписке, что ставит «смягчение нравов» в русском обществе одной из важнейших задач своей внутренней политики. Во второй половине XVIII в. в России появляется такая достойная форма ухода с политической сцены, как добровольная отставка. К ней прибегли А. Г. Разумовский, А. Г. Орлов, П. И. Панин и некоторые другие вельможи специально, чтоб подчеркнуть свое несогласие с политикой монарха. Главы проигравших придворных группировок устремлялись в Москву, которую воспринимали как оплот поддержки русского дворянского общества. Отныне формирующиеся направления политической мысли в России начинают сражаться за влияние на общественное мнение.

На протяжении тридцати с лишнем лет лидерами московского дворянского общества становились бывшие крупные сановники. Расскажем о пятерых — А. Г. Разумовском, П. И. Панине, А. Г. Орлове, Е. Р. Дашковой и А. М. Дмитриеве-Мамонове.

Алексей Григорьевич Разумовский первым совершил важный нравственный шаг. Он показал москвичам, что крупный политический деятель может после отставки не запираться от сограждан, а спокойно жить среди них. К сожалению, биография Разумовского плохо изучена. Круг научных работ о нем ограничивается пятитомным трудом историка XIX в. А. А. Васильчикова «Семейство Разумовских», где самому основателю рода уделено сравнительно мало места. Некоторые сведения, относящиеся к политической деятельности фаворита Елизаветы Петровны, можно почерпнуть из книги современного петербургского исследователя Е. В. Анисимова «Россия в середине XVIII в.» Крупицы ценной информации рассеяны в краеведческой литературе, посвященной Москве.

Странная картина сложилась и с изучением жизни таких выдающихся деятелей второй половины XVIII в. как Никита Иванович и Петр Иванович Панины. Их имена упоминаются во всех общеисторических трудах, касающихся екатерининского царствования, однако конкретных работ о жизни знаменитых братьев практически нет. Важный вклад в изучение политической роли Паниных внес патриарх американской русистики М. Раев в книге «Планы политических реформ в императорской России». Более детальное исследование придворной борьбы предпринял английский историк Д. Ренсел, чья работа «Политики екатерининской России» специально посвящена панинской партии. Многое для изучения конституционного проекта Паниных сделал видный советский историк Н. Я. Эйдельман, ознакомивший читателей с результатами своих изысканий в книге «Грань веков».

Вместе с братьями Паниными в русской политической жизни появляется понятие «оппозиця.» Петр Иванович Панин, покинув придворную сцену и поселившись в Первопрестольной, доказал, что руководство общественным мнением может дать в руки умелому политику не меньше козырей, чем непосредственное влияние на государя. Фактически он создал московскую оппозицию правительству Екатерины II, с которой императрице приходилось считаться на протяжении всей второй половины ее царствования.

Алексей Григорьевич Орлов тоже занимался в старой столице политической деятельностью и вербовал сторонников оппозиции. Но не это стало главным в его московском изгнании. Русское общество еще только училось существовать вне сферы государственного контроля. Трудно было представить, что человек после столь блестящей карьеры не заскучает на вынужденном покое. Орлов обрел в Москве настоящее дело: вывел новую породу рысистой лошади, которая и по сей день остается на всех ипподромах мира своего рода визитной карточкой России.

Различные стороны государственной деятельности Алексея Орлова отражены в довольно большом кругу сочинений, посвященных перевороту 1762 г., действиям русской эскадры в Средиземном море и похищению княжны Таракановой. Гораздо меньше сведений можно отыскать о московской жизни Орлова. В начале прошлого столетия вышла книга С. Ушакова «Жизнь графа Орлова-Чесменского», изобилующая неточностями. Яркую по стилю изложения и любопытную по представленным в ней фактам работу «Алехан или человек со шрамом» опубликовал современный историк В. А. Плугин.