— Мааа… бааабушка! — заорал объект его вожделения, оттолкнул обескураженного слугу и припустил прочь, сверкая голыми пятками.

— Твою ж… — Нир запнулся, встретившись взглядом со стеклянными глазами зомби. Он крепче сжал древко лопаты, направляя лезвие, хищно сверкнувшее в полумраке, на бывшего герцога.

— Любииимый, — мартовским котом заголосил мертвец и… завилял хвостом из переплетенных лиан.

— …мммать! — закончил оборванную на полуслове фразу шокированный темный и, предупредительно ударив по древесной конечности неожиданного поклонника, свалил вслед за феей.

Герцог посмотрел на обрубленные пальцы-веточки, сокрушенно вздохнул и, неуклюже передвигая ногами, поплелся за беглецами. Ведь, как известно, зомби не чувствуют боли, не страдают от потери частей тела и не «умирают» без обряда упокоения, проведенного некромантом. Зато они упорно следуют цели, на которой их заклинило в момент смерти, или приказу своего темного мага. И, что характерно, добиваются желаемого, даже если находятся в состоянии не полной комплектации. Так что потеря пары видоизменившихся пальцев мало впечатлила «мертвеца». А вот большая трехъярусная клумба в восточной части сада — впечатлила и очень.

— Цвэточки! — умильно улыбаясь, провозгласил он и ринулся собирать букет.

— Элизии — пять золотых за луковицу, — сокрушенно прошептала фея, выглядывая из-за угла беседки, увитой плющом и гроздьями черного винограда.

— Семь, — поправил ее Нир, бросив в рот пару сочных ягод.

— Пять! — нахмурилась фея.

— Пять — это белые, а лиловые — семь. Я сам покупал.

Девушка одарила слугу мрачным взглядом, но промолчала. Уставшая и напуганная, она остановилась здесь передохнуть, а заодно и посмотреть, чем закончились прения зомби, Нира и лопаты. Ничем, судя по тому, что двое последних не заставили себя долго ждать. Ну, а «живой» и относительно невредимый герцог теперь самозабвенно громил одну из ее любимых клумб. Чтобы добраться до приглянувшихся ему бутонов, он уничтожал большую часть цветов, сминая и втаптывая их в траву своими огромными лапами.

— Пойдем кормить зор-зара, Госпожа, пока Ваш кавалер занят? — спросил слуга, опираясь на свою подругу-лопату.

— Д-дааа… — с запинкой отозвалась хозяйка, продолжая неотрывно следить за действиями «покойника». — Наверное.

Сердце ее обливалось кровью, а закушенная губа ныла. Что-что, а растения, выращенные собственными руками, Адель любила, как родных. И наблюдать столь варварское с ними обращение ей удавалось с большим трудом. От порыва пойти и придушить и без того «мертвого» поклонника, девушку останавливал только страх за свою жизнь… и честь.

Вырвав с корнем самую крупную элизию, зомби сполз с вершины разоренной клумбы и начал активно водить слегка удлинившимся носом, принюхиваясь. Фея замерла, Нир бросил в рот очередную ягоду, а несчастная лопата тихо скрипнула под тяжестью его руки. Герцог сорвался с места — Ада со слугой синхронно вздрогнули и, не сговариваясь, бросились прочь. Однако не успели они преодолеть и десятка метров, как услышали за спиной восхищенный вопль:

— Цвэточек… синенький?! Букет для прэээлестницы!

Адель застыла, как вкопанная, и Нир едва не врезался по инерции в ее спину.

— М-м-м, — начала девушка, медленно поворачиваясь.

— Мама? — подсказал сердобольный слуга, с беспокойством поглядывая то на ее перекошенное лицо, то на радостно семенящего прочь «мертвеца», которого в данный момент интересовал не столько объект вожделения, сколько ее зачарованная теплица.

— М-м…

— Муж? — с сомнением покосившись на герцога, уточнил молодой человек.

— К-какой муж?! — взорвалась фея, одарив его, наконец, вполне осмысленным взглядом. — Моя аквамариновая роза! Мой шедевр! Единственная в своем роде, она… Она там! — ткнув пальцем в расположенную поодаль теплицу, воскликнула девушка.

— И? — не понял слуга.

— Дай сюда! — вырвав из его рук лопату, Адель мрачно процедила. — Я сама этого козла озабоченного сейчас упокою: сссначала четвертую, а потом закопаю, — кровожадно прошипела она и, взвесив в руках садовый инструмент, решительно зашагала в сторону своего подвергнутого покушению «сокровища».

Этот уникальный цветок фея растила больше трех лет, кропотливо изменяя его структуру с помощью своего дара, поливала волшебными настойками и удобряла магически-модифицированным перегноем, а еще просто разговаривала с ним, как с лучшим другом. Свою аквамариновую розу Ада любила. Она гордилась и восхищалась ею, а еще планировала выступить с ней на фестивале светлых искусств[14], который должен был пройти в следующем месяце. И вот когда цель девушки — создать единственную в своем роде синюю розу была так близка к своему завершению, какой-то недоделанный мертвяк вспомнил вдруг, что он джентльмен, и отправился на поиски букета для своей дамы. Даму от подобной перспективы чуть удар не хватил, и, заткнув инстинкт самосохранения вместе с апатическими мыслями о ближайшем будущем, девушка ринулась защищать свое детище любыми доступными для этого средствами. А Нир остался стоять на месте, с интересом наблюдая за ее действиями.

Возле выломанной двери теплицы Адель чуть помедлила и неуверенно оглянулась на слугу, тот демонстративно развел руками, давая понять, что ни мешать, ни участвовать в ее «крестовом походе» не намерен. Фея разозлилась окончательно: на него, на герцога, на отца-тирана, на хозяина Черной реки и на судьбу-злодейку вместе взятых, после чего с отчаяньем приговоренного ринулась в святая святых своего таланта — маленькую стеклянную теплицу с разбитыми вдребезги стенами.

Да-да, зомби ведь не чувствуют боли, будь то удар лопатой или магическим хлыстом. Поэтому сильно потрепанный, слегка подгорелый, но крайне довольный собой «мертвец», пройдя сквозь град охранных чар, сейчас с любопытством ребенка пытался вскрыть прозрачный футляр, под которым цвела аквамариновая роза.

— Ууубью — взвыла раненым зверем фея и со всей дури долбанула недруга по голове ребром лопаты.

— Любимая? — обернулся тот, озадаченно почесывая расколотый надвое череп.

— Ум, — громко сглотнула девушка, глядя на него огромными от ужаса глазами. Близость прежнего герцога вызывала отвращение, а нынешнего — вводила ее в шок. — Я… э… я нечаянно, — проблеяла она, готовясь к низкому старту, но тут «мертвец» разломал-таки несчастный футляр и, выдрав розу из горшка, оторвал ее и от стебля.

— Цвэточек? — мурлыкнул он, протягивая ей одинокий бутон.

Пару секунд девушка молча смотрела на уничтоженный шедевр, не делая попыток к нему прикоснуться, затем медленно подняла взгляд на зомби и, швырнув в разбитое окно «оружие», не оправдавшее надежд, зашипела так проникновенно, что несчастный кавалер невольно отшатнулся. Черные глаза ее затянула алая пелена гнева, по белокурым волосам побежали магические разряды, а с хищно скрюченных пальцев в сторону обескураженного «покойника» полетели белые искры. Белые, а потом голубые, и снова белые, и опять голубые… Магия смерти, чередовалась с магией жизни, в то время как доведенная до «точки кипения» волшебница шептала с детства заученные слова заклятья.

Откинув в сторону несколько крупных обломков разрушенной до основания теплицы, Нир помог бледной, как снег, девушке подняться на ноги и, бережно стряхнув с нее стеклянную пыль, вежливо поинтересовался:

— Что вы с ним на этот раз сотворили, Госпожа?

— Не знаю, — честно призналась Аделаида, с недоверием и опаской разглядывая дело рук своих.

— А что пытались сотворить? — снисходительно улыбнувшись, поинтересовался слуга.

— Упокоить, — ответила фея и неуверенно добавила: — Кажется.

— Ну, в принципе, упокоили, — задумчиво проведя рукой по причудливо изогнутому стволу дерева, стоящего на месте теплицы, сказал темный. — Опознать в этом растении человека не удастся даже магам-следопытам, которые по отпечаткам ауры ищут пропавших без вести.