Она прислушалась, но, кроме унылого свиста ветра в верхушках сосен, ничего не было слышно. «Наверное, почудилось», – подумала она. Это ее утешило, иона даже посмеялась над собой. Страх перед реальными «лесовиками» помог ей понять, как нелепо было пугаться призрака Марии. Вместо того чтобы портить себе нервы снотворным, лучше было сойти вниз и убедиться, что там никого нет. Подшучивая над своими страхами, Ирина надела халат из тяжелого шелка, взяла спички и с сигаретой в зубах вышла из спальни, зажигая по дороге лампы одну за другой.

На втором этаже не было ничего подозрительного. Только проходя мимо спальни Марии, где стояла залитая мертвенным лунным светом опустевшая кровать, Ирина невольно вздрогнула. Но это была лишь мгновенная слабость. Она уже не боялась призрака. Закурив сигарету, она стала спускаться по деревянной лестнице, которая вела в холл. Лампы горели только на лестнице, и половина холла была погружена во мрак. Сойдя с последней ступеньки, Ирина повернула выключатель, поставленный для удобства между лестницей и передней, у парадного входа. Хрустальная люстра залила холл ослепительным светом. Но при этом свете Ирина увидела нечто такое, от чего застыла на месте, скованная страхом. Она хорошо помнила, что перед сном тщательно заперла дверь между холлом и гостиной, потому что к гостиной примыкала низкая веранда, с которой можно было легко пробраться в дом.

Сейчас эта дверь была открыта настежь.

За нею зловеще зияла непроглядная тьма гостиной. Значит, шум не почудился. Дверь не могла отпереться и открыться сама. Кто-то вошел в дом.

Ирина ухватилась за спасительную мысль, что это сиделка, которая ходила за Марией, а может быть, Борис или Костов неожиданно приехали сюда из Софии. Но она вспомнила, что Борис с Костовым в Гамбурге, а сиделка непременно позвонила бы с парадного входа, потому что у лее нет ключа. Ирина поняла, что помощи ждать неоткуда. Снова панический ужас овладел ею, и она вспомнила о доведенных до отчаяния рабочих, которые перешли на нелегальное положение и скрывались после подавления большой стачки табачников. Неужели ей придется расплачиваться за жестокость Бориса? Какая нелепость!.. Хотя обитатели вилл и привыкли называть «лесовиков» бандитами, Ирина знала, что все скрывающиеся – коммунисты, которые с оружием ушли в горы и, следовательно, не имеют ничего общего с уголовным миром. Какое зло могут они причинить ей?… Никакого. Но ей снова стало страшно при мысли о том, что неизвестный может оказаться простым бандитом или жуликом. Это ее встряхнуло. Не следовало стоять так беспомощно и неподвижно. В ней проснулись вдруг любовь к жизни и мужественное хладнокровие, унаследованные от отца. Ум ее напряженно работал, стараясь быстро оценить положение и найти выход. В двух шагах от нее – телефон. Не сводя глаз с открытой двери, Ирина совершенно бесшумно, чтобы не вспугнуть злоумышленника – если только он находился в вилле, – подошла к аппарату и сняла трубку. Тонким писком откликнулся сигнал станции. Но не успела Ирина набрать первую цифру, как потеряла самообладание. Трубка выпала из ее рук.

В черном прямоугольнике открытой двери внезапно появился высокий незнакомый мужчина и бросился к Ирине. Она решила, что незнакомец хочет ее убить – так стремительны были его движения, – но тут же поняла, что главная его цель – взять у нее из рук и положить на место телефонную трубку.

– Вы супруга Бориса? – быстро спросил он.

Незнакомец строго смотрел на нее. Ирина не ответила.

От ужаса мысли ее все еще путались. Однако она заметила, что ни внешность, ни поведение незнакомца не были особенно угрожающими. Он был одет в измятый, но еще приличный серый костюм. Темные его глаза выделялись на матовом лице, а гладко зачесанные назад волосы блестящим черным шлемом облегали голову. Ирине показалось, что она тысячу раз видела это лицо, и все же она не могла его узнать.

– Возьми себя в руки, – сказал он. – Но бойся меня.

– Кто вы такой? – спросила она, немного придя в себя.

Снова ею овладела нелепая уверенность в том, что это лицо, этот взгляд и губы ей бесконечно знакомы, но разум опять отказался сделать из этого вывод, который уже напрашивался.

– Ты слишком любопытна, – ответил незнакомец. – Лучше пообещай больше не трогать телефона.

– Чего вы от меня хотите?

– Ничего, кроме благоразумия… Можешь не бояться за свою невинность… Но если сюда ворвутся солдаты или полиция и будут спрашивать обо мне, забудь, что ты меня видела, и, как подобает порядочной женщине, протестуй против ночного обыска… Ясно?… Иначе я буду вынужден стрелять, и первая же пуля попадет тебе в голову.

Ирина пристально смотрела на него. Он говорил небрежным, немного презрительным тоном, с едва заметной улыбкой, обнажавшей белые блестящие зубы. Матовое лицо с высоким лбом, прямым носом и тонкими, саркастически изогнутыми губами было выразительно и красиво. Чей взгляд напоминали эти испытующие, глубоко посаженные темные глаза? Но разум Ирины снова отказался признать сходство с другим, знакомым до омерзения, холодным и подлым лицом. Отказался, быть может, потому, что человек, на которого она смотрела сейчас, был более мужественным и красивым, чем тот, на кого он походил. В лице незнакомца не было и следа змеиной холодности того, кто подкупал, обманывал, грабил, и тупой ограниченности торгаша, охваченного безумной жаждой власти над миром. Перед нею было честное, одухотворенное лицо, освещенное внутренним огнем. Ирине вдруг стало ясно, что она сейчас чувствует нечто похожее на волнение своей первой встречи с Борисом. Но то был лишь мимолетный порыв, и он быстро угас в ее выжженной душе. В тот же миг она с усмешкой подумала, что этот мужчина правится ей просто потому, что плечи у него широкие, тело стройное и сильное, а ведет он себя бесцеремонно и дерзко.

Он вынул из кармана парабеллум, отливающий голубоватым блеском.

– Как видишь, оружие у меня действительно есть, – предупредил он. – Мой совет: подумай хорошенько, прежде чем действовать.

Ирина усмехнулась. Страх ее прошел, и у нее мелькнула мысль, что появление этого мужчины напоминает пикантное ночное приключение.

– Над чем ты смеешься? – недовольно спросил он.

– Над твоей трусостью, – ответила она, тоже переходя на «ты». – Мне незачем тебя выдавать.

– Вот как? – Он засмеялся. – Может, я тебе понравился?

– Да, ты мне нравишься.

– Мне кажется, ты слишком поспешна в своих оценках.

– Такой уж у меня темперамент.

– А чем ты занимаешься?

Она ответила спокойно:

– Я любовница твоего брата.

При ярком свете люстры она успела заметить, как тень тревоги промелькнула по его лицу и как быстро оно снова стало спокойным. Но он больше ничем не выдал своего волнения, а только удивленно взглянул на нее, словно в со признании было что-то неожиданное.

Ирина закрыла дверь в гостиную и села против незнакомца за столик с курительными принадлежностями. Ее халат из тяжелого светло-зеленого шелка не был застегнут как следует, так что из-под него виднелась пижама с глубоким вырезом, приоткрывавшим грудь.

– Ты, наверное, одна из дорогих подружек моего брата, – сказал Павел.

– Да, из самых дорогих, – ответила она. – Тебя это возмущает?

– Нет. Но и не особенно воодушевляет.

– Понимаю. Боишься за свое достоинство.

– Да! А теперь покажи мне свои документы, – внезапно сказал он.

– Это что – приказ?

– Скажем, почтительная просьба.

– Зачем тебе мои документы?

– Хочу знать твое имя… Оно может мне понадобиться, если завтра ты проболтаешься и наделаешь мне неприятностей с полицией. Небольшая мера предосторожности.

Он усмехнулся.

– Удостоверение личности я потеряла, – сухо проговорила она. – Но мой заграничный паспорт наверху.

– Пойдем, ты мне его покажешь.

Ирина резко встала и направилась к лестнице. Павел последовал за нею, неторопливо и уверенно шагая своими длинными ногами. Поднимаясь по лестнице, он рассеянно смотрел по сторонам – на ковры, люстры, зеркала, па всю эту роскошную обстановку, залитую ярким электрическим светом.