– Ты должен наконец высказаться начистоту перед партией! – глухо промолвила она. – Так дальше нельзя! Другого выхода у тебя нет.

Он с досадой взглянул на нее, но не сказал ни слова и стал медленно подниматься по горному склону.

– Слышишь? – крикнула она ему вслед. – Партия должна знать все.

Вскоре Варвара собрала отряд и два часа посвятила политбеседе, а остаток времени до обеда ушел у нее на занятия с неграмотными. В обеденный перерыв она успела перессориться с больными. Чесоточные уверяли, что они уже выздоровели, и не хотели мазаться мазью, которую им давала Варвара, а малярийный, ссылаясь на боли в желудке, наотрез отказался лечиться чесноком. В знойные послеобеденные часы Варвара починила рубахи у самых оборвавшихся своих товарищей, а под вечер погрузилась в мрачные мысли о Павле.

Знакомство Павла с любовницей Бориса Морева неприятно поразило Варвару. Что связывало его с этой женщиной? Как оправдать их ночное свидание в уединенной вилле и дружеский разговор у окна? Может быть, за всем этим кроется нечто более глубокое?… Варвара не посмела довести свою мысль до конца. Она знала, что если расскажет обо всем Лукану, то он лишь с досадой махнет рукой. Мужчины-коммунисты всегда склонны недооценивать опасность, таящуюся в чарах буржуазных женщин. Но женщины-партийки судят иначе, и Варвара решила поделиться своими подозрениями с Лилой.

Она забралась на скалу, нависшую над пещерой, и стала вглядываться в ту сторону, откуда должна была вернуться Лила. Солнце склонялось к западу. Косые лучи его окрашивали каменистые склоны и вершины гор в оранжево-красные тона, а зелень хвойных лесов медленно темнела. В долинах стлался легкий, прозрачный туман. Налево меж скал притаился партизанский секрет. На голой седловине за утесами, вздымавшимися над пещерой, майор собрал партизан в полукруг и разбирал недавно добытый трофейный пулемет. Это занятие должен был проводить Динко, но, так как он был отстранен от командования, его заменил майор. История с Динко нарушила установленный распорядок, и это тоже удручало Варвару. Она снова попыталась разгадать, почему он так упорно молчит, но, так и не разгадав, перестала о нем думать.

Когда солнце зашло и сумрак стал сгущаться, из-за валунов, меж которых терялся ручей, показалась группа партизан – человек десять. Среди них была и Лила. По пути к лагерю они встретили местных жителей, снабжавших их провизией, и сейчас шли, сгибаясь под тяжестью вещевых мешков и рюкзаков. Варвара бросилась им навстречу. Пока они шли, почти стемнело, и она с трудом узнавала товарищей, увешанных оружием и рюкзаками. Лила шла позади всех. Она была в бриджах и темном свитере, надетом поверх туристской рубашки. На ногах у нее были высокие офицерские сапоги.

– Варвара, ты? – спросила она из темноты.

– Я! – ответила Варвара.

– Возьми у меня сумку с мукой! Все руки оттянула!

Варвара взяла у нее сумку и тихо сказала:

– К нам прибыл новый товарищ… Павел Морев!

– Как? Давно? – воскликнула Лила.

В голосе ее прозвучала вся тоска двенадцатилетнего ожидания. Она вмиг забыла об усталости и, подхватив автомат за ремень, чуть было не бросилась бежать к лагерю. Варвара поймала ее за руку.

– Постой! Ты чему радуешься?

– Как чему? Ведь он тот… Мы с ним старые товарищи. Вместе работали… Я давно его знаю.

– Его?

– Да! А что?

– Ничего! – растерянно ответила Варвара.

– Что значит «ничего»? – Голос Лилы окреп, – Ты что-то собиралась мне сказать о нем.

– Нет, ничего, – повторила расстроенная Варвара.

Жизнь на нелегальном положении приучила Лилу обращать внимание даже на незначительные мелочи и сразу выяснять все до конца.

– Слушай! – жестко сказала она, сжимая руку Варваре. – Говори сейчас же!

– Не могу! – в отчаянии выдохнула Варвара.

– То есть как – не можешь? Разве мы с тобой не партийные товарищи?

– Ну да, конечно!

– Тогда говори!

И Варвара рассказала обо всем, что видела ночью в Чамкории и что слышала от Мичкина. Лила молча выслушала ее, не перебивая.

– Значит, ты думаешь, что они любовники? Так, что ли? – спросила она наконец.

– Нет, этого я не думаю! – ответила Варвара глухим голосом, раскаиваясь в том, что затеяла этот разговор. – Я только говорю о том, что видела.

– Ну что ж! – У Лилы вырвался холодный смешок. – Может, они и любовники! Но о предательстве не может быть и речи. Я очень хорошо знаю их обоих.

Голос Лилы теперь звучал равнодушно и сухо. Она медленно шла за Варварой к лагерю.

Лукан сидел на полянке перед пещерой и перелистывал блокнот, отмечая, что сделано за день, а что не сделано. Лила подошла к нему, доложила о выполненном поручении и пошла спать. Разговор велся в сухом, официальном тоне. Они уважали, но недолюбливали друг друга, как это часто бывает, когда соприкасаются сильные, неуступчивые характеры. Их прежнее единомыслие превратилось в легкую взаимную неприязнь. Майор понимал, что колкости, которыми они иногда обменивались. – это последний отголосок их прошлой сектантской нетерпимости.

После ужина Павел и майор увлеклись бесконечным разговором о тактике партизанской войны. Когда они наговорились, Павел спросил о Лиле. Майор ответил, что она уже вернулась, но он ее не видел, а Лукан равнодушно пожал плечами.

– Она, наверное, уже легла спать, – сказал он.

Павлу стало и грустно и обидно. Пока они с майором разговаривали, он только и думал о том, скоро ли появится Лила.

Лила подошла к нему у входа в пещеру только на следующее утро. И обида, которую он таил весь вечер, сразу же исчезла, уступив место тому чувству, какое он всегда испытывал к ней.

Лила была как яркий горный цветок, распустившийся среди вольного горьковато-сладостного благоухания чемерицы и можжевельника, папоротника и сосновой смолы. От ее отроческой худобы, малокровия, признаков отравления никотином за время работы на складе не осталось и следа. В округлившихся формах ощущалась сила и гибкость пантеры. Солнце покрыло ее лицо ровным медно-красным румянцем, на слегка обветренной коже еще не было ни морщинки, а ее медный оттенок подчеркивал голубое сияние глаз. Эти глаза, поразительно прозрачные, выражали спокойную уверенность Лилы в своем нравственном превосходстве, и в то же время в них нетрудно было заметить затаенную игривость, которая отдаленно напоминала кокетство женщин из другого мира, но привлекала гораздо сильнее, так как была безыскусственной. На груди у нее перекрещивались ремень автомата и пулеметная лента. И все это вместе создавало образ женщины, которую каждый день подстерегает смерть. Она смотрела на Павла с некоторым раздражением. Лицо у него осталось таким же мужественным, как и двенадцать лет назад. Под коричневой рубашкой угадывались твердые мускулистые руки, которые когда-то обнимали ее так крепко, что она замирала в объятиях. И даже взгляд его не изменился. Этот взгляд по-прежнему воспламенял в ней любовь и ревность. «Он идиотски красив, – со злостью подумала она. – Как раз во вкусе той кошки, с которой он провел ночь в Чамкории».

– Все тот же! – признала она, с неудовольствием протягивая ему руку. – Ничуть не изменился! И вид у тебя все такой же.

Он не почувствовал скрытого упрека в ее словах и сказал сердито:

– Наконец-то соблаговолила явиться! Почему ты не пришла вечером?

– Потому что отшагала сорок километров за день. Не затевай ссоры с первой же минуты.

– Ссориться мы будем потом. Разве ты не получила моего письма из Ленинграда? Я предлагал тебе взять отпуск одновременно со мной и провести его вместе.

– Получила, по мне не хотелось проводить лето без моих товарищей.

– А почему ты даже не ответила на это письмо?

– Потому что оно было полно всяких глупостей! – Она рассмеялась небрежно и равнодушно. – Мне рассказывали, что ты научился хорошо говорить по-монгольски. А потом изучил китайский язык. Это правда?

– Отчасти! Я имею звание полковника Красной Армии, три года служил в Алма-Ате. Но китайский – это уж выдумка, которой кто-то украсил мою биографию.