– А как дела в ваших краях? – спросил он, прервав затянувшееся молчание.

Лила коротко рассказала ему о тяжелом положении рабочих, низких заработках и неприятностях, чинимых полицией складским организациям. Он задал ей несколько вопросов, из которых явствовало, что он хорошо знает как живут рабочие-табачники и как действуют хозяева администрация и полиция. Но он ни словом но обмолвился о том, как сам он оценивает теперешнюю линию партии. Лила тоже об этом не говорила, но с досадой поду, мала, что незнакомый товарищ старается выудить из нее все, что можно. После обеда она предложила вымыть посуду, но Анастас решительно воспротивился этому.

– Лучше погуляйте, чтобы мне не мешать! – сказал он без всяких церемоний. – Мне надо писать, и я должен сейчас же засесть за работу.

Лила пошла к трамвайной остановке, пытаясь подавить волнение, вызванное тем, что ожидало ее сегодня. Она приехала па партийную конференцию, по какой-то внутренний трепет, что-то глубоко личное волновало ее куда больше, чем сама конференция. Пока она разговаривала с незнакомым товарищем, ее внезапно охватило страстное желание увидеть Павла. Может быть, он уже осознал свою ошибку!.. Может быть, раскаялся!.. А если так, то кто, как не она, должен прийти ему на помощь? Думая о возвращении Павла в партию, Лила не сознавала, что в тот зимний вечер, когда она отказалась стать его женой, она полюбила его еще сильнее.

В трамвае ехали бедно, но опрятно одетые люди, направлявшиеся в центр Софии, чтобы там провести вечер. Вагоновожатый мурлыкал песенку, пассажиры оживленно болта. ли о пустяках. В этот теплый воскресный час ремесленники и рабочие особенно радовались отдыху. Под ярким солнцем и голубым апрельским небом все казалось каким-то торжественным и праздничным. Тихая радость хлынула Лиле в душу: ее радовало все – люди, жизнь, весна. Она была довольна и своей прической, платьем, туфлями. Простой, купленный в дешевой провинциальной лавчонке костюм был ей к лицу. Впервые в жизни она испытывала кокетливую гордость молодой девушки, привлекающей взгляды.

На площади Святой педели Лила пересела на трамвай № 9. Павел жил на бульваре Евлогия Георгиева, неподалеку от военного училища. Лила знала адрес Павла по письмам, которые получала от него, когда он не был еще исключен из партии. Она сошла на последней остановке и, разыскивай номер дома, направилась к Орлову мосту. Шагая по бульвару, она почувствовала, как раздражают ее эти улицы. Ее обдавали запахи резиновых шин, парфюмерии и бензина. По гранитным плитам мостовой скользили дорогие автомобили, разодетые мужчины и женщины проходили по тротуарам. Лиле почудилось, будто она попала в какой-то чуждый и враждебный мир, где туфли ее выглядят грубыми и смешными и где все смотрят на ее костюм, сшитый из дешевой ткани. Вот в каком буржуазном квартале Павел выбрал себе квартиру!.. Да разве можно здесь работать для партии? Лила была неприятно удивлена. Наконец она отыскала дом, в котором жил Павел, – высокое некрасивое здание с серыми стенами. Расспросив швейцара, она поднялась на верхний этаж.

На облупленной двери одной из квартир она увидела латунную дощечку с именем владельца квартиры – какого-то адвоката, а под ней – визитную карточку Павла. На карточке было добавлено от руки: «Частные уроки латинского языка». Павел окончил университет по отделению романской филологии.

Лила решительно позвонила. Послышались быстрые женские шаги. Немного погодя дверь открыла девушка в темных очках. В Лиле, не ожидавшей этой встречи, ее лицо вызвало смешанное чувство тревоги и раздражения.

– Дома господин Морев? – глухо спросила она.

– Подождите, сейчас узнаю!.. – ответила девушка звонким голосом.

Она исчезла в глубине квартиры, по вскоре вернулась и любезно проговорила:

– Пройдите, пожалуйста, в гостиную. Господин Морев бреется, он сейчас выйдет.

Лила вошла в маленькую, скромно обставленную комнату. Она теперь жалела, что явилась сюда. Раздражение ее перешло в острую душевную боль. И боль эту вызвали гладкое, как фарфор, лицо девушки, ее красивое модное платье, ее руки с красным лаком на ногтях, не знавшие пи стирки, пи грязной посуды, ни табачных листьев.

Лила опустилась в кресло.

– Вы родственница господина Морева? – спросила девушка.

– Нет, не родственница, – ответила Лила.

– По поводу уроков латинского языка пришли?

– Нет. По другому делу.

Девушка смущенно умолкла. Лила видела, что она совсем еще девочка – лет семнадцати, не больше, и если кажется старше, то лишь потому, что носит темные очки, которыми старается скрыть свою близорукость. Но несмотря на это, раздражение Лилы все нарастало. «Эта дурочка влюблена в Павла», – сердито думала она, заметив, с каким любопытством рассматривает ее девушка. Так вот он какой, этот Павел Морев, партийный товарищ, коммунист, которого она, Лила, любит!.. Сейчас она видела его в самом неприглядном свете: фразер, щеголь, ловелас, нарочно выбравший себе квартиру в семье, где есть молодая девушка. Отношение Павла к партии и его раскольническая деятельность казались ей сейчас еще более предосудительными, чем раньше. В ее груди вспыхнула холодная ненависть ко всему этому враждебному ей миру, и сейчас она ненавидела и Павла, и эту девчонку.

– Вы, очевидно, из того же города, что и господин Морев? – продолжала девушка, подстрекаемая каким-то ненасытным любопытством.

– Да, – хмуро ответила Лила.

– А чем вы занимаетесь?

– Я работница.

– О, вот как! – одобрительно проговорила девушка.

Она широко улыбнулась, и улыбка открыла два ряда мелких белых зубов.

– А вы чем занимаетесь? – спросила Лила.

– Училась в гимназии, но меня исключили. Теперь хожу на курсы священника Михайлова.

– За что же вас исключили?

– Как-то раз я отказалась прочесть утреннюю молитву. Глупость, конечно… Отец говорит, нельзя же отказываться от образования из-за какой-то молитвы.

Лила вспомнила, из-за чего исключили ее: она назвала директора гимназии фашистом. Это «геройство» было столь же бессмысленным, как отказ девочки прочитать молитву.

– А чем занимается ваш отец? – спросила Лила.

– Он адвокат. Защищает коммунистов на суде.

Лила с недоверием посмотрела на маникюр, платье и красивые туфли девушки. Если эта девчонка не провоцирует ее и не врет – значит, она в лучшем случае тщится подражать прогрессивной молодежи, но только делает себя смешной.

– Вы, наверное, участвуете в рабочем движении? спросила девушка.

– Нет, – сухо ответила Лила. – Я не интересуюсь политикой.

. – Как же так? Вы ведь работница?

– Да, но у меня хватает других забот.

– Может быть, вы хотите выйти замуж?

– Не знаю, почему вы считаете возможным говорить мне все, что вам приходит в голову, – вспыхнула Лила.

На лице девушки отразились и доброжелательность, и наивная, детская бесцеремонность.

– Потому что я вас люблю, – неожиданно заявила она. – Вы товарищ Лила, так ведь? Я сразу же вас узнала! Товарищ Морев часто говорил нам о вас.

У Лилы не было времени опомниться. В комнату вошел Павел. Он был в поношенном халате, а в руках держал полотенце и бритвенные принадлежности.

– Товарищ Морев, – ничуть не смутившись, сказала девушка, – почему вы нам не сказали, что Лила такая красивая?

– Потому, что красота сама говорит за себя, – ответил Павел. – А ты опять распустила язычок, и когда-нибудь я тебя за это отшлепаю, честное слово… Здравствуй!.. – обернулся он к Лиле. – Пойдем ко мне.

Кипя от гнева, Лила направилась к открытой двери, которую ей указал Павел. Комната у него была просторная, залитая солнцем, но с ветхой, потертой мебелью. Повсюду лежали книги.

– Что все это значит? – зло процедила Лила, когда он закрыл дверь.

– Успокойся… Сейчас объясню.

Улыбаясь, он принялся вытирать бритвенные принадлежности.

– Что это за семья? – Лила едва дышала – так она рассердилась. – Кто этот адвокат?

– Очень хороший партийный товарищ. Один из тех, которых вы называете «тесняками» и считаете прокаженными только потому, что они не соглашаются с вашими глупостями. Он вдовец, а девочка – его дочка.