— Я еду в четвертый маршрут по Цаво, — сказал я клерку из турбюро. — Покажите, пожалуйста, список моих попутчиков.

Клерк достал папку. Я ткнул пальцем в имя Вэнс Фридмен.

— Почему оно не напечатано, как другие, а вписано от руки? — спросил я.

— Бронирование производилось в последний момент, — ответил клерк и захлопнул папку.

Я вернулся в автобус. Вэнс Фридмен между тем пытался втянуть в беседу Ивонн Поссар. На ней был коричневый дорожный костюм, плотно облегавший округлые бедра и высокий бюст. Но, увидев меня, он тут же ее оставил.

— Великолепная дамочка, верно?

Я кивнул.

— Откуда вы?

— Из Найроби.

— Ваша страна — одна из самых прекрасных на свете, ничего подобного я еще не видел.

— А вы много путешествовали?

— Изрядно.

Еще бы, подумал я. Джо в это время велел туристам рассаживаться по местам. Он оказался человеком расторопным, и в считанные минуты автобусы были готовы к отправке.

В десять тридцать мы тронулись. Джо ехал в нашем автобусе, его место было рядом с водительским. Говорил он без умолку, шутил, рассказывал анекдоты, стараясь со всеми быть предельно дружелюбным, но пассажиры отмалчивались, даже американец не спешил ухватиться за столь благодатного собеседника.

К полудню наш "караван" спустился по каменистому серпантину в знаменитую долину Рифт-Вэлли. Дорога извивалась по склону, подобно тоненькой черной змейке, но на дне долины она распрямлялась, убегая к синеющим горам. Справа, в десяти километрах, вздымался серый конический кратер вулкана Лонгонот. За ним, на северо-западе, лежало, словно мираж, озеро Найваша.

Джо объявил притомившимся пассажирам, что на час дня назначен обед в гостинице на берегу озера. Однако лишь седовласая госпожа Поссар встрепенулась при этом сообщении и защебетала что-то по-французски, а дочь принялась переводить ее вопросы гиду. Тот пространно на них отвечал, остальным же туристам, казалось, все было безразлично.

— Водное пространство справа — это озеро Найваша, — несколько раз повторил Джо. — Фламинго гнездятся на другом озере — Накуру, что лежит вон за теми невысокими горами.

Туристы, за исключением француженок, бездумно уставились вдаль либо разглядывали карты и карманные путеводители. Нашего шофера, старика с выцветшими глазами, можно было принять за глухонемого. Джо предложил ему сигарету и сам закурил, оставив тщетные потуги расшевелить нас.

Я сидел сзади, рядом с фон Шелленбергом. Немец зарылся в газеты. Впереди нас сидели Фридмен и итальянский священник, который почти не говорил по-английски. Американец, отчаявшись найти собеседника, наконец умолк.

Лео Папино приехал из Венеции. Эту информацию я почерпнул из списка, который удалось раздобыть в отеле. Он явно думал о чем-то постороннем и лишь изредка щелкал затвором фотоаппарата.

Проехав еще немного, мы свернули с асфальта на проселок и покатили по засохшей глине к гостинице на берегу озера Найваша. Передние автобусы подняли такое облако пыли, что в ее кипящем водовороте наш "караван" стал невидим. По обе стороны проселка тянулась поросшая акациями долина. Там и сям пасся скот маасаев, дикие импалы щипали жесткую траву.

Мари Поссар без остановки что-то говорила мужу, а тот лишь кивал в ответ и изредка невесело хмыкал. Их дочь смотрела в окно. Лео Папино задремал. Вэнс Фридмен по карманному разговорнику зазубривал фразы на суахили, фон Шелленберг по-прежнему с удивительной прилежностью читал газеты.

Ровно в час мы были в гостинице у озера. Нас там ждали, столы уже были накрыты. Проголодавшиеся туристы набросились на "шведский стол", уплетая ростбиф, салат, фрукты, сладкое. Нас рассадили за столики по четверо. Еда была отменной, а вот компания могла быть повеселее.

Обед еще не кончился, когда я поднялся, чтобы позвонить Сэму.

— В люксе оказалось шесть различных отпечатков, — сообщил он без долгих проволочек. — В том числе твои и двух горничных. Видишь, я не поленился установить даже это.

— А остальные? — нетерпеливо спросил я.

— У нас в архиве они не значатся.

Он помолчал, давая мне время обдумать услышанное, потом продолжал:

— Можно предположить, что из трех оставшихся одни принадлежат твоему немецкому другу.

— Итак, уравнение с двумя неизвестными, — подытожил я.

— Вот именно.

Дело оказывалось не таким простым, как мне думалось вначале.

— Вероятно, прежний постоялец номера тоже наследил, — высказал дельную мысль Сэм. — Стало быть, мы имеем лишь одного неизвестного.

— Кто же он? — крикнул я в трубку.

— В этом весь вопрос.

Я поблагодарил его и сказал, что позвоню снова, когда все хорошенько обдумаю.

— Послушай, у меня есть идейка, — сказал он. — Дай мне двадцать четыре часа.

— Надеюсь, идейка стоящая, — сказал я.

— Лучше такая, чем никакой, — огрызнулся он и повесил трубку.

Когда я вернулся к столу, мои попутчики уже перешли к десерту. Ивонн Поссар оживленно болтала с Джо. Ее родители по-прежнему говорили друг с другом. Вэнс Фридмен больше не предпринимал попыток втянуть в разговор итальянца. Фон Шелленберга за столом не оказалось.

Выпив глоток кофе, я отправился на розыски тихого немца. Он сидел на скамейке, откуда открывался вид на озеро, и при моем приближении вскинул глаза.

— Кому вы звонили?

— Приятелю, — ответил я.

Он озабоченно пожевал сигару. Я рассказал ему про Сэма, но от этого его беспокойство не уменьшилось. Предоставив немца его невеселым мыслям, я уселся на соседнюю скамейку.

С озера дул прохладный ветерок. У самой кромки воды аисты охотились за лягушками. В некотором отдалении от берега ныряли в поисках съестного водоплавающие птицы.

Через полчаса Джо прислал за нами водителя. Мы заняли места в автобусе, и "караван" покатил вокруг озера на юг, в сторону Нарока. Впереди лежали бесплодные равнины Лоита.

Нынешний год выдался самым засушливым за последнее десятилетие. Тощий скот околевал вдоль дорог на глазах у беспомощных владельцев, смирившихся с ударами судьбы. Стервятники слетались на запах падали. Горы отбеленных дождями костей — вот и все, что оставалось от несчастных животных. Газели Томпсона, обессилевшие от голода, понурив головы, прятались в редкой тени колючих кустарников, ожидая неизбежного конца. Одинокие антилопы-гну походили на изваяния.

Продвигаясь дальше на юг, мы все сильнее страдали от духоты. Разговоры стихли, кое-кто уже клевал носом.

Вскоре, кроме водителя, бодрствовали только Джо и я. Автобус катил по равнине Маасаи-Мара в охотничье угодье Кикорок.

В тот вечер мы ужинали на веранде, и прохладный ветерок обдувал наши лица. Джо сидел за столиком с семьей Поссар, забавляя их бесконечными рассказами о животном мире Африки. Я-то знал, что большинство его историй — чистейшая выдумка, но французы слушали затаив дыхание. Нашими с фон Шелленбергом соседями по столу были молчаливый итальянец и словоохотливый янки. Американец рассказывал, что выиграл поездку в Кению в телевизионной викторине, назвав двенадцать видов зверей, встречающихся в Восточной Африке.

— Иначе такая роскошь была бы мне не по карману, — вздохнул он. А сам мне хвастался, что объехал чуть ли не полмира!

— Что у вас за профессия? — Фон Шелленберг впервые за весь вечер открыл рот.

Фридмена этот вопрос как будто бы застал врасплох.

— Я торговец.

Фон Шелленберг едва заметно ухмыльнулся.

— Держу пари — вы торгуете подержанными автомобилями.

— Черт возьми, как это вы угадали?! — загоготал Вэнс Фридмен.

Он полез за бумажником и роздал всем свои визитные карточки.

— На случай, если окажетесь в Пенсильвании. У меня самое крупное дело в Питтсбурге. Вы бывали в Штатах?

Я покачал головой, итальянец тоже, один лишь фон Шелленберг кивнул и сунул карточку в карман, даже не взглянув на нее.

— Где именно? — спросил его Фридмен.

Немец пожал плечами.

— Да всюду.

Лео Папино рассматривал визитную карточку с сомнением.