В самом деле, надо сейчас же поесть, твердо решаю я, выходя на улицу. Чтобы от голода при виде ресторанных блюд не упасть в обморок. И купить новый прикид – такой, в котором не стыдно показаться в приличном обществе. У меня с собой лишь то, в чем я приехала и что на мне сейчас – бриджи и шелковая блузка без рукавов, – и строгий костюм, так сказать маскировочный. Я сняла его, как только вернулась в гостиницу.

Должна признаться, ходить в такой одежде ужасно неудобно. Нет, я отказываюсь от идеи изменить свой стиль. Во всяком случае, узкие жакеты – это точно не мое. Особенно неуютно в них летом, в жару. Когда тепло, я люблю чувствовать, как солнечный свет ласкает кожу, падая прямо на нее или проникая сквозь воздушные легкие ткани. Выберу, как обычно, что-нибудь такое, в чем можно ужинать в дорогих ресторанах и просто гулять. Выглядеть всегда надо на все сто, это Кэт верно сказала. А в необычные дни, вроде сегодняшнего – особенно. Так в любом случае будет лучше. Времени остается совсем ничего. Надо поторопиться!

Вхожу в ресторан с десятиминутным опозданием. На мне бархатный черный топ и белая шифоновая юбка. Так получилось само собой, я обратила на это внимание, лишь вернувшись в отель: мой наряд очень напоминает тот, в котором я была несколько лет назад, двенадцатого августа. В Камбрилисе. Юбка тоже на бедрах, но не коротенькая, в каких очень удобно щеголять на курортах, а по колено. Для ужина в «Шлоссотеле», по-моему, как раз то что нужно. Принять ванну и сделать освежающую маску я не успела, но лицо вдруг засияло без каких-либо ухищрений, а в глазах появился блеск. Наверное, это от легкого возбуждения, в котором я пребывала все это время. Боже, как запутанна жизнь! Еще утром я почти не жила, страдая из-за лжи одного парня, а теперь иду на встречу с другим, чтобы досадить первому. От волнения то и дело замирает сердце, а в душе смятение, сравнимое, наверное, с самой первой в жизни влюбленностью, которая носит на крыльях и вместе с тем терзает.

Осторожно ищу глазами Джошуа, боясь и представить себе, что он не приехал, и не желая раньше времени думать, что я в таком случае буду делать. Замечаю краем глаза, как человек за столиком у стены привстает и взмахивает рукой, и медленно поворачиваю голову. Он!

Улыбаюсь, машу в ответ и неспешно иду к нему, чувствуя нутром, что Гарольда еще нет.

– Ты не слишком пунктуальна, – говорит Джошуа, окидывая меня быстрым, но внимательным взглядом. На его губах еле заметная улыбка, в глазах дымка воспоминания.

Неужели он тоже помнит, в чем я была тогда? – мелькает в моей голове вопрос. Разве такое возможно?

– Выглядишь, как кинозвезда, – говорит Джошуа, пытливо глядя мне в глаза, будто желая узнать по взгляду, насколько жив в моей памяти наш невероятно короткий роман и случайно ли на мне одежда тех же цветов.

Смущенно опускаю глаза, сажусь и тут замечаю прямо перед собой цветы.

Какая красота! Букет скромный, всего из трех цветков – одного белого и двух бледно-желтых, с блестящими темно-зелеными листьями.

– Тебе, – с напускной небрежностью произносит Джошуа. – Это для пущей убедительности и чтобы больше позлить этого твоего…

– Гарольда, – машинально подсказываю я, любуясь букетом и как дурочка улыбаясь во весь рот. – Что это за цветы?

– Гардении, – тем же тоном отвечает Джошуа. – Тебе идут. Желтый подходит рыжим волосам, а белый – юбке. – Многозначительно на меня смотрит и прибавляет: – В белых юбках ты смотришься бесподобно. И в черных… – Спотыкается, не находя нужного слова.

– Топах.

– Да, топах.

Мне совершенно неуместно вспоминается, в каком пылу я прижималась к его груди, когда мы целовались на берегу моря, и насколько тот мой топ мешал мне, пока я не развязала ленту. Чувствую, что вновь нахлынувшая волна возбуждения предательски отражается в глазах, и опускаю их. Получается, он правда помнит…

Чтобы переключить на что-нибудь внимание и не выглядеть настолько нелепо, нежно провожу пальцем по белым прохладным лепесткам и произношу беззаботно:

– Приятно получать цветы. Даже так – для пущей убедительности. Может, это и глупо.

– Глупо? – не понимает Джошуа.

Подходит официант, и мы делаем заказ. Я выбираю первый попавшийся салат, прошу что-нибудь рыбное и бокал белого сухого вина.

– Гарольд принципиально не балует меня цветами, – поясняю я, когда официант удаляется. – По его мнению, все эти букеты сплошная ложь, всего лишь средство умасливать. А он человек честный. То есть…

Джошуа усмехается.

– Да уж!

– Не язви! – восклицаю я. – Он в самом деле честный, если не считать этой истории…

– Занятные рассуждения. Если смотреть на жизнь твоими глазами, будет казаться, что все кругом сплошь идеальные. Этот вполне порядочный, если не принимать во внимание то, что он приворовывает на работе, не навещает больную мать и поколачивает жену; тот – такой же, если не придавать значения его склонности скандалить и буянить, когда выпьет, а выпивает он нередко…

– Не преувеличивай, – говорю я, хоть в голову и прокрадывается мысль: а не обманывалась ли я в Гарольде? Не идеализировала ли его? Спешу прогнать ее. Говорю себе: все совершают ошибки, даже самые достойные. – Теории Гарольда насчет цветов не лишены смысла. И потом он не совсем против них, считает, что можно подарить женщине один-единственный букет в самом начале отношений. Чтобы помнила всю жизнь.

Джошуа снова ухмыляется.

– Может, он просто скряга? Жалеет денег, потому и навыдумывал разных теорий?

Впервые в жизни задумываюсь о том, что Гарольд и правда немного прижимистый. Раньше я называла это иначе… С другой стороны, может, именно раньше я и была права, а теперь лишь пребываю в слишком взбудораженном состоянии и не могу рассуждать здраво.

Приносят вино, и я делаю первый большой глоток.

– Никакой он не скряга. Всего лишь благоразумный человек, который печется о будущем.

Джошуа с преувеличенным пониманием кивает.

– Ах вот как это называется? Что ж, не буду спорить. – Смотрит на часы. – Говоришь, твой благоразумный нарисуется в восемь?

– Если ничего не изменилось, да, – отвечаю я, пытаясь представить себе минуту, когда мы с Гарольдом увидим друг друга в этом зале, и ежась.

– Уже без пяти, – говорит Джошуа. – Как нам с тобой себя вести? По определенному сценарию?

Пожимаю плечами. Вообще-то я не задумывалась, надо ли разыгрывать спектакль и какой. Была слишком занята подготовкой к ужину. До меня только теперь доходит, что я подыскивала одежду и наносила на лицо макияж, подсознательно мечтая понравиться Джошуа и совсем не заботясь о вкусе и предпочтениях Гарольда. Смешно.

– По-твоему, надо вести себя как-то по-особому? – не вполне уверенным тоном спрашиваю я.

Джошуа складывает на столе руки и чуть наклоняется вперед.

– По-моему, надо спокойно общаться. Естественность и непринужденность уместнее и достойнее всего прочего при любых обстоятельствах.

Он очень убедительно об этом говорит, и мне кажется, что держаться непринужденно у меня получится с легкостью и что на самом деле это самый верный путь. С готовностью киваю.

– Да, правильно.

Джошуа смотрит куда-то в сторону входа и прижимает руку к губам, явно сдерживая смех.

– Вот эта красотка определенно запомнит букет на всю жизнь. Если их будет не слишком много.

Осторожно поворачиваю голову, и мне в глаза бросается кричащее фиолетово-оранжевое пятно. Сами по себе цветы весьма необычные – с крупными головками, насыщенных цветов, но на фоне желтой бумаги и в таком количестве смотрятся безвкусно и дешево, куда проигрышнее моих милых гардений, хоть тот, кто купил этот букетище, наверняка выложил за него круглую сумму и определенно желал произвести впечатление. Поднимаю глаза и – о боже! – вижу сияющее довольно броско накрашенное лицо счастливой обладательницы аляповатого сокровища. Это она, та самая блондинка!

Вышагивает с победным видом и, такое впечатление, находит себя неотразимой. Хороша ли она собой? По-настоящему мне ее не оценить. В моей душе вздымается волна протеста, беспомощности и ужаса, и стать бесстрастной, хоть на несколько мгновений, у меня не получится, как бы я ни старалась. Вижу лишь торжество в ее улыбке и во взгляде, яркий макияж и серебристое платье, обтягивающее худые вихляющие бедра. Почему она ими так гордится? – стучит где-то в затылке вопрос. Лучше бы прятала…