– Это Джошуа… гм… – Черт! Я не знаю фамилии Джошуа. Сегодня, когда мне представляли его в офисе, я пропустила ее мимо ушей, а тогда, в Испании, он, по-моему, назвался просто по имени.
– Мейзел, – приходит мне на выручку Джошуа, и я бросаю на него быстрый исполненный признательности взгляд.
– Верно, Джошуа Мейзел. – Я беззаботно хохочу – во мне снова пробуждается столь неприятная Гарольду привычка веселиться, когда вовсе не до смеха. – У меня ужасная память на фамилии.
– Серьезно?! – запальчиво спрашивает Гарольд, будто в этом вся суть нашего разбирательства. – По-моему, еще полмесяца назад ты запоминала их прекрасно. Когда мне позвонил новый босс, тот о котором я успел лишь вскользь упомянуть, ты даже подсказала, как к нему обратиться, потому что запомнила фамилию, услышав ее один-единственный раз. Не помнишь?!
– Правда? – Делаю изумленное лицо и прикидываюсь, будто напрягаю память. – Ах да! Конечно! – Озабоченно сдвигаю брови. – Наверное, это после курятины. Да-да, все дело наверняка в ней.
– Какой еще курятины?! – визжит Гарольд.
– Понимаешь, – проникновенно глядя ему в глаза, говорю я, – сегодня в гостинице я съела на завтрак кусок курицы. До того вкусной – пальчики оближешь! Потом попросила повторить заказ, потом еще раз. – Сильнее нахмуриваюсь и киваю. – Да, верно, проблемы начались после этого завтрака. – Похлопываю себя по макушке. – Память стала куриная. Во всяком случае, на фамилии.
– Опять ты со своими проклятыми шуточками! – Гарольд шлепает по столу ладонью.
Джошуа резко подается вперед.
– Поосторожнее! Я что, не ясно выразился?
Гарольд смотрит на него вызывающе, но вместе с тем боязливо и ничего не отвечает.
– Какие-то проблемы, господа? – неслышно приблизившись к нашему столику, спрашивает по-английски амбал в черном, определенно охранник.
– Мы просто разговариваем! – огрызается Гарольд.
– Разговаривать в подобном тоне у нас не разрешается, – негромко и вежливо, но при этом категорично и со скрытой угрозой предупреждает охранник. – Или немедленно прекратите или отправляйтесь в другое место.
– Шейла, выйдем! – приказным тоном велит мне Гарольд. – Там разберемся.
– Никуда она не пойдет, – твердо отвечает Джошуа, и от осознания, что у меня такой заступник, я чувствую себя прекрасной дамой, из-за которой устраивается рыцарский поединок. – Мы мирно беседуем, вы являетесь без приглашения и начинаете ни с того ни с сего качать права.
– Мирно беседуете? – ядовито переспрашивает Гарольд. – Может, еще скажете – на невинные темы?
Я пожимаю плечами.
– Ты угадал.
Гарольд с видом борца за справедливость, разоблачившего шайку мошенников, кивает на букетик в вазе.
– А это как называется?
– Примерно так же, как цветистое великолепие на вашем столике, – бесстрастно говорит Джошуа.
– Тебя никто не спрашивает! – рявкает Гарольд, и охранник берет его за руку.
– Прошу прощения, уважаемый, но, если вы сейчас же не оставите их в покое, я буду вынужден принять решительные меры.
– Это моя невеста, почти жена! – в негодовании восклицает Гарольд.
На нас начинают поглядывать посетители, и мне становится настолько стыдно, что хоть провались сквозь землю. Одна я пережила бы этот позор куда легче, но по моей милости страдает Джошуа, который живет в этом городе и, не исключено, знаком с кем-нибудь из здешних посетителей или еще столкнется с ними в будущем. Прикусываю губу и смотрю на него виноватыми глазами, но он совершенно невозмутим. Похоже, даже немного забавляется происходящим и не видит в Гарольде серьезной опасности.
– Представьте, я верю ей, думаю, что она дома, в Англии, и вдруг вижу ее здесь, с этим! – распространяется Гарольд, ни капли не стесняясь. Замечаю краем глаза, как блондинка медленно поднимается с места и решительно берет свой букет.
Охранник жестом просит Гарольда оставить объяснения при себе.
– Простите, такие подробности нас не касаются. Мы обязаны печься о порядке, остальное не наша забота.
Гарольд нервно, еще чаще, чем при беседе с блондинкой, кивает, точнее трясет головой, будто в лихорадке.
– Да-да, конечно. Я зна…
Его голос внезапно обрывается, и я лишь несколько секунд спустя понимаю, что происходит. Озверевшая подруга подскакивает к нему сзади и принимается хлестать букетом по темени.
– Что обозначать невеста?! Что обозначать жена?! – вопит она так громко, что закладывает уши.
Посетители за столиками вокруг оживленно переговариваются и косятся в нашу сторону. Кто-то возмущен, кто-то сбит с толку, кто-то давится от смеха.
– Беттина, прекрати! – кричит Гарольд, закрывая голову руками. В его волосах фиолетово-оранжевые лепестки, порванный зеленый листик зацепился за ухо. – Беттина!
К столику торопливо, почти бегом, приближаются еще два охранника. Беттину и Гарольда берут за руки и ведут к выходу. Она тщетно пытается высвободиться, чтобы продолжить расправу, и горланит:
– Я тебе показать жена! Ты у меня увидеть невеста!
Гарольд поворачивается и громко говорит через плечо:
– Шейла, я буду тебя ждать! Нам надо объясниться! Слышишь?!
Мне кажется, со стыда я вот-вот вспыхну и в мгновение ока превращусь в кучку пепла. Так было бы лучше, честное слово. Когда вопли стихают за дверью, Джошуа негромко смеется. Я несмело поднимаю на него глаза.
– Вот так история! – восклицает он. – Хоть снимай комедию.
Я тяжело вздыхаю, беру стакан с недопитой водой и прижимаю его к горячей щеке.
– Да уж, не хватало только съемочной команды. – Усмехаюсь – больше от чудовищной растерянности и убийственного чувства, будто виновата в этом представлении одна я. Былое спокойствие вмиг улетучилось, на смену ему пришло полное душевное смятение. – Куда их повели? Что теперь будет?
Джошуа пожимает плечами.
– Может, отвезут в полицию. Или, если сразу утихомирятся, оштрафуют и отпустят.
– Оштрафуют? – Прижимаю к губам руку. Гарольд всеми способами пытается не попадать в ситуации, из которых выход один – штраф. Лишние расходы его всегда гнетут и приводят в ярость. Вспоминаю, в какой гостинице он сейчас живет и все прочие подробности этой мерзкой истории, шлепаю себя по лбу и усмехаюсь. Штраф! Какие глупости! Разве об этом надо сейчас думать? Но голова работает сбивчиво и неясно, а на плечах груз безысходности.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Джошуа, внимательно вглядываясь в мое лицо, которое то бледнеет, то краснеет.
Обхватываю голову руками и мрачно смеюсь.
– Я чувствую себя так, будто всю мою жизнь порубили на куски и смешали в огромном котле. Уже ничего не понимаю, похоже не вполне сознаю, кто я и где.
Джошуа кивает.
– Представляю. – Какое-то время тактично молчит. – Но это отнюдь не самое страшное.
Я раскрываю рот с намерением возразить, но он останавливает меня жестом и взглядом.
– Я прекрасно знаю, что в таком состоянии тебе трудно в это поверить и что сейчас умнее оставить подобные разговоры, но все же знай: пройдет какое-то время и ты будешь вспоминать о сегодняшнем дне, может, даже с улыбкой.
– Не с улыбкой, а с истерическим смехом. – Цокаю языком. – Боже, какой стыд! Прости, пожалуйста, что поставила тебя в идиотское положение…
Джошуа машет рукой.
– Поверь, я бывал в положениях и пощекотливее сегодняшнего.
– Что может быть щекотливее? – недоверчиво усмехаюсь я.
– Долго рассказывать, – отвечает Джошуа. – Поведаю тебе о своих злоключениях потом.
Потом? – взглядом спрашиваю я. Неужели у нас с тобой есть это «потом»?
– Если, конечно, захочешь, – с грустинкой в голосе прибавляет он.
На миг мне представляется, что эта наша невероятная встреча перетекает в нечто более прочное, и я чувствую непонятную сладостную тревогу в груди, но тут же напоминаю себе, что мой избранник, как бы то ни было, Гарольд и что впереди тягостные объяснения с ним, на которые потребуется все внимание, все душевные силы. Что последует после? Об этом страшно задумываться. Конечно, все так или иначе станет на свои места, но вернется ли былая стабильность, покой? Кручу головой, сознавая, что сейчас все равно не найду ответов, и желая отделаться от мучительных раздумий, но вдруг замечаю, что по лицу Джошуа проходит тень.