Джамбаттиста делла Порта, как и Телезий, отстаивал мысль о необходимости основывать всю науку на конкретном опыте. Свои многочисленные исследования по различным вопросам химии, оптики и механики он объединил в сочинение, которое называлось «Естественная магия». Порта утверждал, что, познавая человека, следует начинать не с рассуждений о его духе; первым делом необходимо изучить человеческое тело, а для этого надо, рассекая трупы, основательно ознакомиться со строением внутренних органов.

Братья делла Порта оказали на Кампанеллу большое влияние. Он еще углубленнее стал заниматься естественными науками, медициной и астрологией. Здесь он впервые услышал о Джордано Бруно. Джамбаттиста делла Порта, как и многие преподаватели университета, не забыл его необыкновенно яркой личности. Бруно отличался исключительной памятью, необъятными знаниями и гениальным умом. Доминиканец, как и Кампанелла, он еще юношей вступил в конфликт с церковью и вскоре бежал из монастыря. Спасаясь от преследований инквизиции, он уехал на север Италии, а потом за границу. Его независимый характер, резкие выпады против религии и нетерпимое отношение к схоластам причиняли ему и на чужбине уйму неприятностей. Он бесстрашно критиковал систему Птолемея. В своих философских сочинениях он развивал учение Коперника и доказывал множественность миров и бесконечность вселенной. Он писал памфлеты против папства. Бруно долгие годы скитался по различным странам Европы. Он жил в Швейцарии, Франции, Англии. Теперь, по слухам, он находился в Германии и в городе Франкфурте-на-Майне, крупнейшем центре книгопечатания и книготорговли, издавал свои произведения.

Томмазо много бродил по Неаполю. Огромный город поражал их своими резкими контрастами. Недалеко от нарядных площадей, украшенных роскошными дворцами, лежали узенькие и кривые улочки, где ютилась беднота. Одни погибали, надрываясь непосильной работой, а другие, уделом которых была праздность, пропадали от безделья и порождаемых им страстей. Богачи портили и развращали множество народа, держа его у себя в кабале, под гнетом нищеты и низкопоклонства. Целые кварталы, такие, как Берго ди Санто Антонио и Фундако дель Четранголо, были заселены проститутками. Босоногие девчонки ради куска хлеба должны были торговать на улице своим телом. Монахи толпами ломились в притоны. Аристократы и епископы по уши погрязли в чудовищном разврате. Город кишел убийцами и разбойниками.

Впечатления от жизни в Неаполе еще больше укрепили в Кампанелле убеждение, что великое неустройство, царящее в мире, имеет своей причиной частную собственность. Будущее государство, построенное на разумных началах, навсегда покончит с ней!

Он, как и прежде, набрасывался на сочинения, трактующие о различных формах государства. Англичанин Томас Мор, казненный Генрихом VIII, своей работой «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове «Утопии» произвел на Кампанеллу большое впечатление. Его радовало, что замечательный английский мыслитель резко осуждал собственность: «…Где только есть частная собственность, где все мерят на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел».

В усиленных занятиях науками и работе над философскими сочинениями незаметно пролетел год. Зимой Кампанелла тяжело заболел. Острая форма ишиаса на несколько месяцев приковала его к постели. Он ни за что не хотел поддаваться недугу и продолжал писать трактат «О смысле вещей», который задумал давно, сразу же после диспута во францисканском монастыре.

Томмазо все еще не вставал, когда из типографии Орацио Сальвиано принесли ему оттиски первых листов «Философии, основанной на ощущениях». Он с увлечением принялся за корректуру, но довести ее до конца не смог. Непрерывно повторяющиеся приступы малярии отняли у него последние силы. Летом Кампанелле удалось побороть мучительную лихорадку. Врачи заявили, что только горячие источники Поццуоли и Аньяно избавят его от ишиаса. Снова пришел на помощь дель Туфо, он дал необходимые средства и послал Кампанеллу лечиться.

Когда Томмазо вернулся в Неаполь, печатание «Философии, основанной на ощущениях» было уже закончено и книга вышла в свет. Правда, Орацио Сальвиано «из-за отсутствия автора» проглядел много опечаток, но это не особенно печалило Кампанеллу. Главное, что теперь все ложные аргументы Марты, направленные против Телезия, были публично опровергнуты!

Книга Кампанеллы сразу привлекла к себе всеобщее внимание. Большинство студентов университета восприняли ее с ликованием. Они давно уже отказывались слушать лекции по философии, читаемые схоластами-богословами, и требовали, чтобы философию преподавали люди, хорошо знакомые с естественными науками и медициной. Церковники, поддерживаемые вице-королем, делали все возможное, чтобы отстранить врачей от чтения курса философии. В университете шла ожесточенная борьба.

Для всех почитателей Телезия появление книги Кампанеллы было настоящим праздником. Тем с большей ненавистью встретили ее церковные круги. Вскоре после выхода книги из печати типографию Орацио Сальвиано посетил человек, присланный Святой службой. Он очень интересовался оставшимися экземплярами и не скрыл досады, когда узнал что весь тираж распродан. Визит этот был плохим предзнаменованием и не на шутку обеспокоил друзей Кампанеллы. А Томмазо, стараясь наверстать время, упущенное из-за болезни, был так поглощен занятиями, что не придал ему никакого значения.

Ему не хватало обширной библиотеки дель Туфо, и он часто ходил в монастырь Сан-Доминико Маджоре, славившийся лучшим в Неаполе собранием книг и рукописей.

Кампанелла не знал в занятиях никакой меры. Жадность к книгам делала его очень нетерпеливым. Он нередко приходил в библиотеку еще до ее открытия и вынужден был ждать установленного часа.

Вот и сегодня он явился раньше времени. В маленьком вестибюле толпятся люди. Время тянется медленно. У входа на стене укреплена каменная плита с выбитым на ней латинским текстом. Томмазо от нечего делать читает надпись. Пий V запрещает кому бы то ни было брать и выносить книги без разрешения папы или по крайней мере генерала доминиканского ордена. Всем, кто дерзко осмелится нарушить этот приказ, папа грозит немедленным отлучением от церкви. Кампанелла возмущен. Он не может сдержаться. Громко, с явной насмешкой в голосе он восклицает:

— Как это так отлучают? Съедают, что ли?!

Кругом много людей. Одни делают вид, что не расслышали его слов, другие торопятся выйти. Никто не смеется. Все знают, что за такие речи инквизиция вправе потянуть к ответу не только острослова, но и его слушателей.

Вечером, вернувшись домой, Кампанелла рассказывает о происшедшем. Марио приходит в ужас. Сколько раз его предупреждали, чтобы он держал язык за зубами, если не хочет закончить жизнь в темнице или на костре!

Томмазо успокаивает друга, а сам невольно вспоминает учителя, старика Фиорентино, как тот, слушая его пылкие речи, сокрушенно качал головой: «Кампанелла, Кампанелла, ты плохо кончишь!..»

Страшные вести пришли из Рима: Авраам, которого он так долго и безуспешно разыскивал, был переправлен из Неаполя в Город св. Петра и там заживо сожжен как еретик на Кампо ди Фиоре. Слухи о «турецком шпионстве» астролога Авраама оказались простой уловкой инквизиторов.

Теперь бесполезно было до боли сжимать кулаки и проклинать палачей. Авраам был первым из друзей Кампанеллы, сожженных инквизицией. Казнь в Риме должна была бы явиться предупреждением ему самому. Не следует ли вернуться в монастырь, покаяться, смириться? Но он ни за что не хотел думать о возвращении. Мысли о казнях только усиливали в его сердце ненависть к палачам. Он никак не мог заставить себя скрывать свои истинные взгляды. Да и было уже поздно…

Его схватили в Сан-Доминико Маджоре, у входа в библиотеку, стражники апостолического нунция. В руках у них были короткие ружья, а поверх монашеских ряс — широкие черные плащи.

Когда Кампанеллу вели по улицам Неаполя, прохожие останавливались, замолкал смех, исчезали улыбки. Сегодня одетые в черное люди тащат на расправу инквизиторам молоденького доминиканца, а завтра кого? Может быть, вас? Навстречу Кампанелле попался знакомый, который тотчас сделал вид, что не узнал его, и поторопился скрыться в толпе.