Космический челнок отчалил от орбитального порта и рванулся к Бофорту со стремительностью морского сорокопута, ринувшегося на тунца-мутанта. Ладислав неподвижно сидел и смотрел в иллюминатор. Корабль сложил крылья с ведущими кромками, раскаленными в верхних слоях атмосферы, гася орбитальную скорость. Сбросив скорость, челнок снова выпустил крылья, и Ладислав увидел, как они остывают в ледяном воздухе Бофорта. Скорость упала еще больше, и наконец заработали двигатели, которым предстояло пронести судно еще несколько сот километров вплоть до Беофульфского архипелага с бофортским космопортом.

Внизу замаячил огромный, похожий на морскую звезду, остров Краки, в центре которого приземлялись космические челноки. По меркам Внутренних Миров бофортский космопорт был маленьким. Никто и никогда не пытался разнообразить его аскетический облик, оставшийся практически неизменным с самого начала освоения Бофорта, в природу которого он прекрасно вписывался.

Челнок приземлился, и у Ладислава похолодело внутри, когда он внезапно заметил, что его прибытия ожидает целая толпа народа, окружившего посадочную площадку. На Бофорте бушевал весенний шторм. Ледяной ветер рвал на встречающих одежду, трепал волосы. Челнок трясло до тех пор, пока его захваты не зацепились за кольца, вделанные в бетон посадочной площадки. Поскрипывая корпусом на ветру, челнок замер. Ладислав встал и двинулся к открывающемуся люку. Услышав привычный вой ветра и вдохнув ледяной воздух, ворвавшийся внутрь корабля, он накинул куртку из шерсти морской овцы.

Шорнинг бросил любопытный взгляд на последовавшего за ним ликтора, все это время караулившего и охранявшего его. Присутствия ликтора было достаточно, чтобы показать, что Ладислав под защитой Законодательного собрания и никто не имеет права арестовать его или подвергнуть преследованиям. Однако его ликтор был слишком молчаливым ангелом-хранителем. Он не сказал Ладиславу ни одного доброго слова, ни разу не обругал и не подбодрил его, и тому внезапно стало интересно, не скажет ли что-нибудь охранник теперь, когда его задание выполнено. Однако тот просто проследовал за Ладиславом к люку и остановился. Как только Шорнинг ступит на бофортскую землю, он больше не будет нуждаться в защите! Поэтому ликтор, по-прежнему не проронив ни слова, спокойно наблюдал за тем, как Ладислав, не оглядываясь, выбрался из люка.

Сырой и холодный бофортский воздух хлестнул Шорнинга по щекам, его кости хрустнули под тяжестью мощной гравитации. В последний раз Ладислав был дома пять лет назад и почти забыл, каково приходится на Бофорте людям его роста и веса. Он спустился вниз по трапу, двигаясь очень осторожно, пока его мышцы и рефлексы приспосабливались к силе тяжести, на тридцать процентов превышавшей искусственную гравитацию на борту «Козерога». Встречающие уже толпились у самого трапа. Ладислав увидел отца и брата, возвышавшихся над толпой на целую голову. Потом он ступил на родную землю, и сердце заныло от сладкой боли: он наконец-то дома!

Ладислав повернулся было к отцу, но замер на месте, увидев перед собой худощавую женщину в развевающемся на плечах красочном пледе предводительницы бофортского клана Мак-Таггартов. Преклонный возраст не погасил огня реявших по ветру рыжих волос леди Пенелопы Мак-Таггарт, и все же она казалась маленькой и хрупкой среди завываний неумолимого бофортского шторма. В ее позе ощущалась властность и достоинство. Ладислав остановился перед ней, внезапно почувствовав себя неуклюжим и несуразно громадным под гордым взором ее ярко-зеленых глаз, в которых сквозило безбрежное горе.

– Леди Пенелопа, – негромко начал он едва слышным сквозь свист ветра низким голосом.

– Лад! – тихо произнесла она.

– Я… – начал было Ладислав, но замолчал, почувствовав, как к горлу подступил знакомый комок. – Мне очень жаль, – с подавленным видом проговорил он. – Я был стать предупрежден, но не стал успеть. Она была уехать, до того как я стал обо всем узнать, но это я во всем виноват. Она стала заплатить за мой промах своей жизнью, за которую я буду заплатить своей.

Он склонил голову и почувствовал, как толпа замерла, ведь он только что признал, что повинен в смерти другого человека. В любом бофортском суде такое признание было равносильно смертному приговору. Хотя Ладислав и не стоял в зале суда, он все равно отдал свою участь в руки леди Пенелопы, которая могла теперь делать с ним все, что пожелает. Шорнинг почувствовал, что присутствовавшие содрогнулись от ужаса, но, с его точки зрения, даже самой суровой карой ему было не искупить своей вины.

– Я слышала твои слова, Ладислав Шорнинг! – прозвучал, перекрывая вой ветра, традиционный ответ леди Пенелопы, и Ладислав взглянул ей прямо в лицо, очень напоминавшее своими благородными чертами красоту Фионы. – Но говори мне, Ладислав Шорнинг! Разве оба убийцы не были пасть от ее руки? Разве не ты стал настоять, чтобы она стала быть вооружена? Разве не ты стал предупредить ее? Разве не ты был защищать ее десять долгих лет, пока она не стала убитой?

Ладислав с мрачным лицом выслушал это и кивнул.

– Тогда, Ладислав Шорнинг, не говори, что должен заплатить мне своей жизнью за ее жизнь! – Звонкий голос леди Пенелопы произвел эффект взорвавшейся гранаты в толпе, напряженно ожидавшей развязки. – Мы должны гордиться, гордиться моей дочерью, которая была успеть умертвить своих убийц, и тобой, человеком, который стал дать ей такую возможность. Мак-Таггарты не станут захотеть твоей крови, Ладислав Шорнинг, потому что ты будешь стать один из нас. Ты будешь мой сын!

Ладислав наконец высоко поднял голову. По его бороде и щекам текли слезы, а леди Пенелопа сильными руками обняла его за пояс и прижалась головой к его широкой груди. Последние слова матери Фионы звучали у него в ушах, как голос новой надежды, ведь леди Пенелопа произнесла традиционную формулу усыновления, а к приемным детям на холодном и суровом Бофорте относились, пожалуй, с еще большей любовью и заботой, чем к родным. Ладислав неуверенно погладил худенькие плечи леди Пенелопы. Он почувствовал в ней всю силу Бофорта и вновь склонил голову так, что его светлая борода вплелась в развевающиеся на ветру рыжие волосы Мак-Таггартов.

– Вы потеряли дочь, матушка Пенни, – негромко сказал он прерывистым басом. – Эту утрату ничем не восполнить. Но вы будете для меня матерью, а я буду стать вам сы…

От волнения Ладислав не сумел закончить традиционную формулу, а леди Пенелопа взяла в ладони его лицо и положила к себе на плечо, не скрывая перед толпой своих друзей и соседей слез, катившихся по ее щекам.

– Лад, мой Лад! – прошептала она ему на ухо, гладя его широкие плечи. – Ты всегда был мне сыном. Разве ты этого не знал? – С этими словами она взяла Ладислава за руку и подвела туда, где стоял его отец.

В огромном очаге полыхали поленья морской сосны. Высушенные древообразные бурые водоросли горели синеватым пламенем. Ладислав с благодарностью грелся в волнах тепла, потому что для Бофорта его кровь была жидковатой, а сам он пока еще не отошел от пережитого эмоционального потрясения. Свет от очага играл, как отблески солнца в морской воде, на металле и каменной кладке, которыми бофортцы украшали свои жилища. По другую сторону очага сидел отец Шорнинга Свен. Огонь отбрасывал блики на его волевое лицо, огрубевшее от морского ветра. За ним сидел брат Ладислава Станислав. Он был еще выше и шире в плечах, а на погонах, украшавших его китель, сверкали скрещенные гарпуны капитана китобойного судна. Рядом с Шорнингом – отцом сидела леди Пенелопа.

Ладислав посмотрел на нее и вспомнил свою мать, Ирену Шорнинг, умершую тридцать лет назад во время последней беременности. Несмотря на последние достижения медицины – а для местных жителей они были недоступны вплоть до того момента, когда промысел нарвала принес им благосостояние, – высокая сила тяжести и суровый климат Бофорта постоянно взимали страшную дань: на этой негостеприимной планете выживали только сильнейшие.