У палатки - девушка, на которую ты никак не можешь произвести впечатление. Чего ради она тут стоит?

Пепел сумерек присыпает тлеющие угли заката.

Сам себе удивляясь, Игорь сжал в своей руке узкие пальцы Марины, надвинул на безымянный бронзовое колечко. Марина поднесла руку к глазам, ахнула:

- Ты с ума сошел! Это же подъемный материал!

- Я его уже обработал, - пробормотал Игорь.

- Все равно...

Она вдруг рассмеялась - тоненьким, счастливым смехом. Убежала...

Он остался стоять - смотрел, как пепельный цвет неба сменяется оттенком слабо разведенных чернил, как чернила эти густеют, густеют...

Звон летящих шагов по твердому такыру. Так ходит только один человек. Андрей Януарьевич!

А ведь он был в городе. Он еще ничего не знает... И, распираемый счастьем, едва дождавшись вопроса: "Какие новости?", Игорь начал докладывать взахлеб - о Хотаме с его фреской, о Галустяне с его скульптурой, о приезде Терновского и корреспондента из области.

- Хорошо, хорошо, - приговаривал Янецкий. И, без всяких связок, бросил вопрос:

- Вам здесь интересно, Вересов?

Игорь набрал воздуху, чтоб выпалить самое восторженное в мире "Да!", и внезапно услышал:

- Будто в цирке, не так ли?

"Да", - по счастью, еще не успело вылететь.

...Стояли молча, глядя в звездное небо, переливающееся мириадами алмазных песчинок. От развалин наплывали теплые струи воздуха, перемежались, прослаивались холодом. Потом Игорь услышал:

- Как говорит старая книга, были те времена и те люди, и мы превозносим сделанное ими, и придут иные, и возвысят сотворенное нами... Да... Пора спать, студент Вересов.

...Игорь пошел спать. А сон не шел....

------

Профессор Вересов положил свои руки на стол, посмотрел на них. Длиннопалые руки ученого, с несходящими, уже на всю жизнь, мозолями землекопа.

- А пожалуй, вы правы, славная Ира Шумарина. Первый полевой сезон в моей жизни был временем открытий. Именно тогда я открыл, что праздники археологии столь же редки, как всякие другие, а будни ее полны монотонного, тяжкого, изматывающе-кропотливого труда, что от мальчишеского увлечения приметами истории еще очень далеко до понимания ее смысла. Что, в виду потрясшей эпоху, столь многое уничтожившей, так жестоко угрожавшей всему, что мы ценим, войны еще дороже представилось нам самое драгоценное общее достояние человечества - его многовековая цивилизация. И что в нашей науке ничего не сделаешь без любви к человеку, к делам рук его, к чудесным помыслам разума, к живой жизни его сердца.

Помолчал, посидел. Прибавил:

- Впрочем, как и во всякой другой науке.