— Можно и змея увидеть, — послышался рядом со мной голос Любы, — и небо в алмазах.

Люба была в мешковатом комбинезоне судового механика, но я все же приметил, что она несколько располнела. Однако это ни капельки не испортило ее. По крайней мере, на мой алчущий взгляд. Всё тот же презрительно кривящийся ротик, в который я столько раз — в своих мечтах — впивался как вампир. Увеличившиеся выпуклости делали её ещё притягательнее. А любины глаза — с чуток растянутыми уголками — снова принялись выволакивать из меня душу.

Так, надо сопоставить факты. Встреча с прежней начальницей, давно слинявшей в солнечную Калифорнию, не может быть случайностью, с бОльшей вероятностью я бы встретил Серого Волка и Елену Прекрасную.

— Принцесса Нея? Ты была ею? Ты втравила меня в эту идиотскую историю?

— В идиотскую историю ты втравил себя сам, когда украл автомобильный борт-компьютер. Есть такой древний закон «Не воруй», в общем и целом он справедлив до сих пор.

— А справедлив до сих пор древний закон «возлюби ближнего своего»? Или теперь он действует в краткой гастрономической редакции?

— И с чего ты взял, что тебя не любят?

— Ах да, мне (и миллионам таких как я) подарили замечательную возможность очистить от своего присутствия бывшую РФ. Все могло быть так культурно, добрые самаритяне из независимой организации «Лучший мир» помогают всем желающим пройти добровольную эвтаназию. Зачем мириться с низким стандартом жизни и отсутствием банковского счета, если можно получить эвтаназионный грант и целый месяц перед кончиной наслаждаться шоппингом. Можно даже купить розовый унитаз со встроенным интеллектом.

— Почему обязательно скончаться, ты бы мог найти свою нишу.

Ох, сколько я слышал таких бодрых голосов по телеку, несть им числа, мол «вертись, совок, и все наладится, будешь жить как в Чикаго». Но даже такая банальщина не портит Любу. Собственно поверх этих произносимых слов я веду свой внутренний мысленный диалог с госпожой Виноградовой. «Ну как ты жила все эти годы?». А она мысленно отвечает: «Материально ничего, но мне так тебя не хватало».

— Конечно-конечно, Любовь моя. Мог найти нишу, уголок, щелку. Мог выращивать в своем организме органы на продажу, печеночку-селезеночку в нанопленочной упаковочке. Вырастил-продал-пополнил счет в банке, снова вырастил. Только благодаря применению «управляемых онкогенов» счастливый владелец счета в банке тянет не дольше белой лабораторной мыши… Скажи прямо, как ты меня нашла и что тебе от меня понадобилось?

Она показала мне рукой, присаживайся, устраивайся поудобнее. Тут за надстройкой, на корме, и в самом деле не слишком ветрено. Минут двадцать можно посидеть на запасных кранцах <прим. мешки с пробочной крошкой, предназначенные для предохранения корпуса судна во время швартовок>.

— Нашла, потому что искала. Вернее, искали тебя мои сетевые боты. И вскоре после того, как ты появился в сети, тебя вычислили по характерным фразам и старорежимному стилю мышления. «Третьим будешь?», «Не хвались едучи на рать, а хвались едучи срати», «Кто там? сто грамм» и прочий соцарт. Если бы не я, то тебя бы нашла полиция и тебе бы не поздоровилась. От одного до трех пожизненных сроков. В этом случае тебе, Сенечка, действительно пришлось бы продажей своих органов удовлетворить иски, предъявленные «вдовами демократии» и Комитетом Защиты Свободы.

— А, значит, ты позаботилась о моем здоровье? Что ж ты, вместо коробки конфет прислала бутылочку с какой-то дьявольской мочой. Ты ведь меня сразу подставила, сделала из меня луч света в темном царстве…

— Это не моча, Сеня, а полимерная вода с модифицированными водородными связями.

— Просто полимерная вода?

— Да не может быть «просто» полимерной воды, Сенчик. Наоборот, это всё сложно. Обычная вода структурно состоит из дигидролей, а поливода — из неограниченного множества молекул воды, сцепленных водородными связями и, так сказать, сшитых квазичастицами, которые прозываются экситонами.

Экситоны так экситоны. Я поймал себя на том, что мне все равно, о чем говорить с Любой. Мне просто нравится заглядывать ей в ротик, из которого изрекаются всякие истины — всё, как и пять лет назад. Как и тогда, я опять в роли фанатично верного вассала. А, значит, являюсь потенциальной жертвой, которую можно одурачить, использовать и выбросить. Все-таки надо как-то ответственнее относится к собственной судьбе.

— Стоп, Любовь. Ты говоришь «вода», а снег и лед, а холод откуда?

— Оттуда, — весомо ответила Любовь. — Рост поливоды, то есть полимеризация, происходит за счет тепловой энергии окружающей среды — система-то открытая. А после понижения температуры до точки замерзания, обычная окружающая вода превращается в лед и снег. В обычный снег, обычный лёд-1.

— Уф, а я уже думал, что это какой-нибудь страшенный лед-6 или 7, для которого требуется дьявольское давление… Хотя и для создания поливоды требуются дьявольские мозги. Должно быть, выстраивание водородной сетки и экситоновых волн должно учитывать миллионы различных факторов. Ведь это происходит не в химическом реакторе, а в естественной среде. Кто ж этим управляет?

Любаша покачала головой, намекая на мою умственную недостаточность.

— Напрямую никто. Полимерная вода находится на самоуправлении. Это среда распределенного искусственного интеллекта, причем он, скорее, напоминают колонию информационных амеб, чем единый организм.

— А почему одних товарищей поливода убивает, а других нет?

— У всех амрашей и пискиперов есть химические маркеры — результат того, что им делают геннотерапевтические прививки, для противодействия гриппу, СПИДу и тэ дэ. Поливода, как информационная система, способна их распознавать.

— И зачем понадобился я в этой сказке о мертвой воде?

— Ты, так сказать, у нас — водяной. Ты состоишь на 80 процентов из поливоды, в то время как другие люди на те же проценты состоят из воды обычной.

Да это то же самое, что сказать человеку, что он состоит из соломы или червяков. Мне от этих новостей то жарко, то холодно, то инь и янь одновременно.

В руке у Любови показалась штука, похожая на большую вилку, только с дисплейчиком.

— Ты с этим осторожнее, проткнешь ненароком, и из меня вытечет вся эта ваша мертвая вода.

— Встань, — приказала она.

Она провела вдоль меня своей «вилкой» — терагерцевый сканер, что ли — и на дисплейчике появился мой светлый образ. Вид изнутри. Целиком и по частям. Берцовая кость, таз, лопатка и прочие куски для «супового набора». Части тела кружатся и показывают себя со всех сторон, особенно позирует череп, улыбка прямо-таки американская. Видно, что от ID-чипа осталась только царапка на решетчатой кости — это, наверное, мертвая вода постаралась. Давняя грыжа пищевода тоже не просматривается — и здесь поливода меня подправила, спасибо. Но… огромнейшее «но». Появилась во мне какая-то сеть. От крестца, обвивая позвоночник, тянется она к рукам. И самое страшное, несколько ее паутинок уходит прямо в череп. Б-рр.

- Блин, что это за гадость, паутина какая-то? — голос мой был откровенно блеющим, жалобным. Я в глубоком изнеможении повалился на кранцы.

— Это, скорее, система микротрубок, — голосом лекторши отозвалась собеседница, — такая вот структура помогает тебе взаимодействовать с поливодой.

— Я и без поливоды прекрасно бы обошелся. И откуда эта структура во мне взялась?

— Помнишь тот случай, когда на праздновании восьмого марта в трудовом коллективе ты напился и пробовал поцеловать меня. Это было незадолго до твоего увольнения.

— Кажется, я тогда поцеловал стенку. На ней даже не было помады.

Лукавлю, немножко. В тот вечер, вернее на той вечеринке, Люба была непривычно мягкой со мной. Мы танцевали медленный танец, я чувствовал соски ее грудей сквозь ее кофточку и свою рубашку, и таял, как мартовский снег. Она говорила начистоту, что хочет уехать в Силиконовую долину, потому что ей надоело работать с баранами (я деликатно не воспринял это на свой счет). Несмотря на то, что мы всегда были на «ты», мы выпили на брудершафт и поцеловались. После поцеловались еще раз. Я уже понадеялся, что всё будет у нас хорошо, мы станем жить вместе, в уютной квартирке, и не обязательно даже в Силиконовой Долине…