— Нет больше Цыганочки… — и подбородок его задрожал.

— Как — нет? — Сметлив уже ожидал плохого, но не настолько.

— А так… — И рассказал ему Учитель, как нашел недавно на столе у себя записку, что Цыганочка с соляным обозом едет в Семихолм, и с обозом же вернется. Но обоз вернулся три дня назад, а она — нет…

— Так может… — начал Сметлив, но Учитель его перебил:

— Обозники слышали ее крик. Но когда вернулись — увидели, только, как утащило Цыганочку Ботало.

— Ботало? — Сметлив задыхался. — Что же она — отстала?

Учитель пожал плечами: вроде бы так.

— А зачем она вообще поехала?

— Мать ее там, в Семихолме…

Темень стояла в глазах у Сметлива, не знал он теперь, куда идти и что делать. Хорошо, Учитель сказал:

— Пойдем ко мне, посидим…

Они долго пили старое вино, и потихоньку вернулась к Сметливу способность соображать. Стал он вспоминать, что рассказывал про Ботало Смел, выпытывать недостающее у Учителя. Тот отвечал безразлично, не видя в вопросах Сметлива пользы, но рассказал однако, что люди, попавшие в лапы к Боталу, не совсем мертвы — если Ботало лопнет, они вернутся к жизни, хотя это, так сказать, теория. А на деле ни разу никто одолеть Ботало не смог. Само же оно помрет нескоро — живет Ботало и по четыреста, и по пятьсот лет, а нынешнее совсем еще новенькое, меньше века. Возникает эта тварь сама по себе, из болотных газов, мертвых корней и грязи, а потом при удобном случае выходит на свет.

— А вот насчет одолеть… Что для этого нужно?

Э-э… Пустое дело. Ботало считает, что оно всегда во всем право и терпеть не может, если ему возражают. И даже не возражают, а хотя бы просто отвечают. Оно ужасно тогда раздражается и может лопнуть, но как это — никто никогда не видел. Потому что от взгляда Ботала человек цепенеет. Были умники, говорили: глаза, мол, надо закрыть — и все в порядке. Да только их и видели: Ботало и болтовней своей затаскивает.

— Но зачем это все Боталу нужно?

Смут его знает. Говорят, искренне Ботало верит, что призвано дать людям счастье. А счастье понимает по-своему. И поскольку люди не понимают Ботало, оно затаскивает их в свое счастье болотное силком. Э-эх, да что говорить об этом. Все равно толку нет. Цыганочку не вернешь, одно остается — бобылем век доживать…

До ночи просидели они, а потом Сметлив пошел на постоялый двор — пьяноватый, но на удивление трезвый в каком-то уголке головы. Там он снова и снова вспоминал все, что говорил Учитель про Ботало. Какая-то догадка посетила Сметлива во время его рассказа, или не догадка, а только тень догадки — но что-то такое мелькнуло, что показалось исключительно важным, важнее даже, чем постигшее их обоих горе. Что бы такое могло быть?

Когда он вернулся, Верен уже спал. Сметлив не стал его будить, а лег потихоньку и стал думать. Сам не заметил, как уснул, а на следующее утро проснулся с той же мыслью, и крутил ее так и эдак весь день, чем бы ни занимался — обедал или пил брагу, гулял по ярмарке или ставил сеть в Живой Паводи (поскольку возобновил свой договор с Грымзой Молотком). Но в тот день ни до чего не додумался.

Как и на следующий.

Как и на третий.

Тогда он отчаялся и стал просто горевать, безуспешно заливая горе ячменной брагой. А наутро через день или два, гуляя по ярмарке и равнодушно взирая на товары, вдруг подумал, что на ней чего-то не хватает. Попытался вспомнить — чего, и не вспомнил. Хотел отбросить бездельную заковыку, про которую и думать-то стыдно, когда горе такое, но она никак не отлипала. Тогда Сметлив стал вспоминать как все было: вот здесь, у этого прилавка стояла Цыганочка, когда он увидел ее с яблоком в руке. Там, дальше, рядком сидели могулы. А вот тут был… был… ах, да. Мужик с попугаем. Сметлив над ними до слез смеялся. Мужик с попугаем?!

И все в единый момент встало в его голове на места. Тень догадки окрепла и превратилась в счастливую мысль, в удивительный шанс, позволявший еще надеяться. Поняв это, Сметлив кинулся к первой попавшейся тетке, скучавшей над кучкой молодых огурцов:

— Слушай, тетенька, а где тот мужик — ну, помнишь? — с попугаем тут все торчал.

Торговка оказалась словоохотливой:

— Это какой же с попугаем? Желток, што ль? Дома сидит, небось, где ж ему быть. А на што он тебе?

— Попугая хочу купить, — нетерпеливо ответил Сметлив. — Где он живет, скажи!

Но тетка не отпустила его прежде, чем поведала, заходясь от смеха, что попугая этого продал дураку Желтку моряк-эльмаран за сумасшедшие деньги — сказал, слышь, будто он будущее предсказывает. Пока Желток понял, что его обманули, корабля того уже — ищи-свищи! А Желток поклялся, что вернет свои деньги назад. Вот и торчал на ярмарке чуть не месяц, думал — еще дурак найдется. Только недавно ходить перестал. А живет он…

Выяснив все что нужно, Сметлив отправился на Потрошку — район городской бедноты. Там он довольно долго плутал среди узких кривых улиц, завалившихся плетней и просторных, как озера, луж, пока нашел наконец требуемый дом. Хозяин встретил его хмуро:

— Ну, я Желток. Чего надо?

— Попугая хочу купить.

Желток сжал мосластые кулаки:

— Издеваешься, хвост собачий?

— Нет, я серьезно.

— Хм… — Желток поскреб в затылке. — А цену знаешь?

— Знаю. Она меня устраивает. Попугай-то — жив?

— Жив, жив… Что ему станет? Прям сейчас заберешь?

— Сейчас у меня денег с собой нет.

— Ну вот, как будут — так и приходи, — и злой Желток с треском захлопнул дверь у Сметлива перед носом.

Опять все уперлось в деньги. Но случай был такой, что стоило плюнуть на все. Пятьдесят монет он занял у Учителя — ничего ему не объясняя. Еще семьдесят одолжил у Грымзы Молотка. Последние тридцать отнял у Верена, успевшего продать пару сетей. Верен возмущался, что нечем будет платить за комнату, но Сметлив не слушал. А когда он явился со своей покупкой, Верен вообще вышел из себя. Он спросил сухо и коротко:

— Ты что, сдурел?

— Сдур-рел? — подхватил попугай с довольным видом.

Сметлив молча сел за стол с попугаем на плече, взял кусочек сахара на ладонь и подставил ему. Тот принялся долбить сахар клювом, удовлетворенно мурлыкая:

— Сахар-рок, сахар-рок…

— На кой Смут он тебе пригодился? — не унимался Верен.

— Пр-ригодился! — торжествующе заорал попугай.

— Пригодился, — рассеянно подтвердил Сметлив. Он думал о том, что завтра надо выходить, а Верена брать не стоит — одному не опаснее, чем вдвоем. Смел ведь говорил, что двоих Ботало тоже забалтывает. Да и незачем Верену рисковать…

— Объясни наконец, что ты придумал? — Верен уже почувствовал, что все это неспроста.

— Пр-ридумал, пр-ридумал, — деловито заметил попугай, приканчивая сахар.

— Да нет, ничего, — так же рассеянно ответил Сметлив. И вспомнил вдруг: — Чуть не забыл. Смел записку мне отдал — ну, ту, для Черного норика, — полез в карман. — Ты забери ее, если…

— Что — «если»? — Верен уже не на шутку встревожился. — Долго ты мне будешь голову морочить?

— Нет, недолго, — спокойно ответил Сметлив.

Хозяин постоялого двора в Прогалине, одинокий занюханный мужичок, долго уговаривал Сметлива продать ему попугая. «Хоть с ним поговорить…» — жаловался он, и отвел гостю лучшую комнату, и угощал старательно. Да, по правде, других постояльцев и не было. Но Сметлив был непреклонен.

Утром, когда он собрался уходить, хозяин всполошился, сообразив наконец, куда тот собирается:

— Да ты что, рехнулся? Там же Ботало!

— Вот и хорошо, что Ботало, — Сметлив рассчитался за все и добавил хозяину в утешение: — Если вернусь — просто так отдам тебе попугая, будешь его в серебряной клетке держать.

Хозяин, глядя на него, как на покойника, мелко потряс головой и утер пальцем уголок глаза.

Миновав поселок, Сметлив пошел по дороге через болота — по мосткам, по гатям, и жалобно глазели на него кусты-глазастики.

— Ничего, — сказал он им, — скоро или я с вами буду, или вы со мной.