Псевдоотросток вытянулся и замер, не находя цели. Вокруг не было ничего, кроме пустоты.
Страх прогнал медлительные оргаистические мысли из его ума. Поглощенный обжорством, он не заметил, что волокно натянулось и стало медленно втягиваться назад в цилиндр, туда, откуда оно появилось. И теперь было уже поздно! Он был уже над краем металлического диска.
Кворн лихорадочно пытался оторвать поглощающую поверхность от волокна и сползти по нему вниз, в безопасность. Но он не мог двигаться. Он был приклеен к темной нити каким-то странным липким веществом, которое намертво прицементировало его клетки к волокну. Он не мог освободиться.
Волокно равномерно двигалось вверх, неумолимо подтягивая его к темному отверстию в цилиндре. Его охватила паника. Он отчаянно пытался высвободить свои пойманные поверхности. Его псевдоотросток беспомощно извивался в воздухе, лихорадочно ища, за что ухватиться, за что зацепиться, чтобы остановить это медленное движение, влекущее его в ад боли, который ожидал его внутри металлической громады, нависающей над ним.
Его ищущая опоры плоть натолкнулась на другую, и в ум хлынули испуганные мысли Ул Каада. Старик отреагировал быстрее, чем он; возможно, потому, что он браконьерствовал. Но, как и Кворн, он попался в ловушку, и не мог освободиться.
- Это будет тебе уроком, - мрачно передал Кворн. - Эта вещь была на моей земле. У тебя не было права питаться на ней.
- Освободи меня! - завопил Каада.
Его тело, свисая с полосы, билось на конце пищеварительной ткани, корчась и дергаясь от животного ужаса. Кворн подумал, что очень странно, что в старшем страх настолько сильнее, чем в младшем.
- Оторвись, глупец! - передал Кворн. - Не настолько большая часть твоего тела прилипла, чтобы тебе было очень больно, когда ты ее потеряешь. Лоскут твоей материи не стоит твоей жизни. Поторопись! Если ты не сделаешь этого сейчас, потом будет поздно. Металл ядовит для нашей плоти.
- Но мне будет больно оторвать поглощающую поверхность, - передал Каада.
- Ты умрешь, если не оторвешь ее.
- А почему же ты не делаешь этого?
- Я не могу, - безнадежно сказал Кворн. - Вся моя поверхность прилипла к волокну. Я не могу оторваться.
Он уже успокоился, смирившись с неизбежным. Его жадность привела его к этому. Наверное, это было подходящее наказание. Но Кааде не стоило умирать, если только он сумеет проявить достаточно решительности.
Он повернул глаз, чтобы посмотреть на соседа. Очевидно, Каада собирался последовать его совету. Ткань пониже той части, которая прилипла, стала утончаться. Его псевдоотросток прервал контакт. Но действия его были медленными и нерешительными. Его тело уже начало подниматься над краем диска.
- Быстрее, глупец! - передал Кворн. - Еще мгновение, и ты мертв!
Каада не слышал. Его ткани медленно разделялись, он неохотно отторгал свою поглощающую поверхность. Но он был уже над диском. Отделились последние клетки, и он, хлопая мантией, упал на металлическую поверхность. Мгновение он там лежал, дергаясь, а затем его тело скрылось за облаком замерзающего пара, и его существо, визжа, исчезло в Пустоте.
Кворн задрожал. Ужасная смерть. Но его судьба была не лучше. Он плотно завернулся в мантию, когда его передняя часть исчезла в черной дыре цилиндра. Через мгновение он последует за Каада в путешествие, из которого никто из Живущих еще не возвращался. Его тело исчезло в отверстии...
...и погрузилось в рай!
Он опустился в теплую густую жидкость, которая растворила липкое вещество, приклеивающее его тело к волокну. Он свободно соскользнул с него, медленно осознавая, что ему не грозила смерть. Он купался в жидкой пище! Он плавал в ней! Он был окружен великолепной пищей, такой необычной и вкусной, что ум не мог определить, что это такое. Волокно было чудом, но это - это было неописуемо! Он расслабился, его мантия вытянулась в еде, смакуя, поглощая, переваривая, обменивая вещества, выделяя. Запасы энергии достигли максимума. Ядра его семенной плазмы набухли, их хромосомы разделились. Огромная почка сформировалась и отделилась от его тела. Он произвел потомка!
Сквозь цепенящий туман соматических ощущений он смутно понимал, что это было неправильно. Что время не то, что пространство ограничено, и что естественная ответная реакция организма на обилие пищи была не к месту. Но в то мгновение это его не тревожило.
Тысячи сезонов он путешествовал по тропе между экватором и полюсом в непрерывной охоте за едой. Он рос и омолаживался в хорошие сезоны, уменьшался и старел в плохие. Он был привязан к почве, раб жестких требований жизни и Природы. Но сейчас этот порядок был нарушен.
Он наслаждался своей свободой. Должно быть, так было в древности, когда воды были полны жизни, и в них росло то, чем можно было питаться, и у Живущих было время мечтать юные мечты и думать юные мысли, и превращать мечты и мысли в сияющую действительность городов и машин. Это были дни, когда разум поднимался над землей к небесам, затем выше - к лунам и солнцу, к вечерним звездам.
Но это было очень давно.
Он спокойно лежал, ощущая изменения, происходящие в нем. Его клетки умножались, чтобы заменить собой те, которые были потеряны, и тело увеличивалось в весе и в размере. Он омолаживался. В клетках его растущего тела под влиянием изобилия пищи пробудилась та память, о существовании которой он забыл. Его прошлое разворачивалось перед ним в прямой клеточной последовательности к рассвету его расы. В нем были воспоминания обо всем, что случилось с ним с самого начала. Некоторые были слабые, другие посильнее, но все лишь ожидали попытки их вызова. Все, что им было нужно это достаточный стимул, чтобы извлечь их из тайников.
И впервые за тысячелетия стимул оказался достаточным. Это был рост, быстрый рост, который могло дать лишь изобилие пищи, тот рост, которого скудная природа вне этой конструкции не могла обеспечить. С внезапной ясностью он увидел, как Живущие деградировали умом и телом, постепенно приспосабливаясь ко все замедляющемуся темпу жизни. Поток воспоминаний и ощущений, нахлынувших на него, дал ему возможность по-новому осознать, чем он был и чем он стал. Его взгляд поднялся над грязью и лишайником.