Руки Поппи потянулись к его голове, ероша густые волосы. Она тихо застонала, когда он перешел к другой груди. Гарри откликнулся хриплым шепотом, накрыв губами напрягшуюся маковку. Его руки блуждали по ее телу, отслеживая изгибы талии и бедер, плоскость живота и аллею между сжатыми ногами.

 – Откройся для меня, – прошептал он.

Поппи не шелохнулась, тяжело дыша и чувствуя, как под закрытыми веками выступили слезы. Испытывать наслаждение в объятиях Гарри казалось ей предательством.

И он это понимал.

 – То, что произойдет в этой постели, касается только нас, – вкрадчиво произнес он. – Нет греха в том, чтобы подчиниться собственному мужу. Зачем отказываться от наслаждения, которое я могу подарить тебе? Позволь этому случиться, Поппи. Тебе незачем хранить целомудрие.

 – Я и не собираюсь, – отозвалась она неровным тоном.

 – Тогда позволь мне коснуться тебя.

Поппи безмолвно подчинилась, позволив ему раздвинуть ее ноги. Его ладонь скользнула по внутренней стороне ее бедра и остановилась на заветном холмике, теребя большим пальцем мягкие завитки. Они оба замерли, прерывисто дыша, пока его палец не коснулся такого чувствительного места, что Поппи дернулась с приглушенным протестом. А когда его пальцы раздвинули сокровенные лепестки, ее охватило неодолимое желание прижаться к его ладони. Но она заставила себя пассивно лежать, пусть даже это отнимало все ее силы.

Его пальцы дразнили, разжигая в ее крови пламя. Наконец один палец скользнул внутрь. Потрясенная Поппи напряглась и всхлипнула.

Гарри поцеловал ее в шею.

 – Тише... Я не обижу тебя, – шепнул он, продолжая терпеливо поглаживать ее изнутри.

Наслаждение нарастало, конечности Поппи отяжелели, из горла рвались непривычные звуки. Ей хотелось двигаться, извиваться всем телом, вцепиться в мускулы на его плечах. Вместо этого она лежала с покорностью мученицы.

Но он был слишком опытен, чтобы не добиться отклика ее тела, пусть даже вопреки ее воле. Она не могла запретить своим бедрам приподниматься, а пяткам упираться в прохладную податливость матраса. Он осыпал поцелуями ее тело, спускаясь все ниже и ниже, пока не уткнулся лицом в мягкие кудряшки на стыке ее бедер. Поппи напряглась, ее голова шла кругом. Никто не предупреждал ее об этом. Это не могло быть правильно.

Она попыталась отстраниться, но он удержал ее на месте, обхватив руками ее ягодицы и дразня языком ее сокровенную плоть. Все ее существо сосредоточилось на этих безжалостных прикосновениях и его горячем дыхании. Ощущения нарастали, пока она не взмыла на недосягаемую высоту и не рухнула в слепящую бездну. Поппи вскрикнула, содрогаясь всем телом, затем еще и еще. Он оставался с ней, продлевая наслаждение, пока она не затихла.

А затем случилось самое худшее. Гарри заключил ее в объятия... и она позволила.

Она не могла не чувствовать, насколько он возбужден. Его тело было напряжено, сердце гулко стучало, и Поппи, с невольным возбуждением ждала, что он довершит начатое.

Но Гарри удивил ее, сказав:

 – На сегодня достаточно.

Ее голос прозвучал странно и хрипло даже для ее собственных ушей.

 – Незачем откладывать. Я же сказала...

 – Что хочешь покончить с этим как можно скорей, – иронически закончил Гарри. – Чтобы больше не мучиться неопределенностью. – Он выпустил ее из объятий, перекатился на бок и встал с постели, небрежно поправив брюки спереди. Лицо Поппи пламенело. – Ничего, помучайся еще немного. Но учти, как только ты заикнешься об аннулировании брака, не успеешь моргнуть и глазом, как я уложу тебя на спину и лишу невинности. – Он помедлил, набросив на нее одеяло. – Скажи мне, Поппи... Ты вспоминала о нем сейчас? Его лицо, его имя, когда я касался тебя?

Поппи покачала головой, отказываясь взглянуть на него.

 – Что ж, неплохое начало, – вкрадчиво произнес Гарри, погасил лампу и вышел.

Она лежала одна в темноте, пристыженная, удовлетворенная и растерянная.

Гарри всегда плохо спал. Но сегодня ночью он даже не надеялся заснуть. Его мозг, привыкший работать одновременно над несколькими проблемами, получил новую и бесконечно интересную тему для размышлений.

Его жена.

За один день он многое узнал о Поппи. Она показала, что обладает исключительной силой духа и не пойдет вразнос, столкнувшись с трудностями, как слабонервная дамочка. И хотя она любила своих родственников, она не помчалась к ним в поисках убежища.

Гарри был восхищен поведением Поппи.

Гарри вспомнил, как она выглядела, когда он оставлял ее, – разгоряченная, податливая, разрумянившаяся от страстного отклика на его ласки. Терзаясь от неудовлетворенного желания, Гарри лежал в своей спальне, отделенной от спальни жены только гардеробной. Одной мысли о Поппи, мирно спящей по соседству, было более чем, достаточно, чтобы лишить его сна. Ни одна женщина не оставалась здесь раньше. Он никогда не приглашал любовниц к себе и никогда не проводил с ними всю ночь. Ему было неловко находиться в постели рядом со спящей, партнершей по любовным утехам, хотя он никогда не задумывался, почему это невинное занятие представляется ему чем-то более интимным, чем сама физическая близость.

Он испытал облегчение, когда за окном начало светать и небо окрасилось тусклым серебром. Поднявшись с подстели, он умылся, оделся и впустил горничную, которая разожгла камин и принесла ему свежие выпуски утренних газет. По давно установившейся традиции следом за ней должен был явиться официант с завтраком, а затем Джейк Валентайн с отчетами управляющих и за списком поручений на предстоящий день.

 – Миссис Ратледж тоже будет завтракать, сэр? – спросила горничная.

Гарри на секунду задумался, гадая, сколько будет спать Поппи.

 – Постучите в ее дверь и спросите.

 – Слушаюсь, сэр.

Взгляд горничной метнулся к двери спальни Поппи. Хотя в высших классах было принято иметь отдельные спальни для супругов, на лице горничной мелькнуло удивление, прежде чем она овладела собой. Гарри проводил ее раздраженным взглядом.

До него донесся вопрос горничной и приглушенный ответ Поппи. Звук голоса жены вызвал в его теле приятный трепет.

Горничная вернулась в обеденную зону.

 – Миссис Ратледж распорядилась принести завтрак для нее тоже. Желаете что-нибудь еще, сэр?

Гарри покачал головой, вернувшись к газете. После трех безуспешных попыток вникнуть в статью он отказался от этой затеи и устремил взгляд в сторону комнаты Поппи.

Наконец она появилась, одетая в халат из голубой тафты, расшитый цветами. Ее распущенные волосы отсвечивали в пламени камина красноватыми бликами, лицо хранило бесстрастное выражение, но глаза смотрели настороженно. Ему хотелось избавить ее от роскошного одеяния и целовать, пока все ее обнаженное тело не покроется румянцем.

 – Доброе утро, – промолвила Поппи, избегая его взгляда.

Гарри поднялся, ожидая, пока она подойдет к небольшому столику. От его внимания не ускользнуло, что она старается не касаться его, усаживаясь рядом. Терпение, напомнил он себе.

 – Хорошо спала? – спросил он.

 – Да, спасибо, – отозвалась она и добавила явно из вежливости: – А ты?

 – Нормально.

Поппи бросила взгляд на ворох газет, лежавших на столе. Она взяла одну, раскрыла ее и спрятала за ней свое лицо. Поскольку жена явно не была расположена разговаривать, Гарри углубился в другую газету.

Ничто не нарушало тишины, кроме шелеста страниц.

Принесли завтрак, и две горничные накрыли на стол, расставив приборы и серебряные блюда с едой.

Поппи взяла булочку, а Гарри начал завтрак с яйца-пашот на тосте, намазав густой желток на хрустящий хлебец.

 – Тебе незачем вставать так рано, – заметил он, посолив свой тост. – Многие дамы в Лондоне спят до полудня.

 – Мне нравится вставать с рассветом.

 – Как жене фермера, – коротко улыбнулся он.