Смех, да и только! Конечно, она откажет Мелу.
За обедом Коппер была как в тумане, не обращала внимания на ехидные комментарии Бретта насчет того, чем это они с Мелом так долго занимались в его кабинете. Она видела только Мела, сидящего напротив. Если его и тревожило грядущее решение Коппер, по виду этого никак не скажешь. Ни улыбки, ни ободряющего взгляда, ни даже попытки вовлечь ее в разговор она так и не дождалась. Мел сидел, жевал и рассуждал о коровах. Нет, она и не подумает выходить за него замуж!
Однако ночью, ворочаясь без сна, Коппер вынуждена была признать, что все-таки думает о предложении Мела. Перед тем как лечь, она по обыкновению зашла к Меган, укрыла ее, отвела с лица мягкие кудряшки. Меган вздохнула и забормотала во сне, и у Коппер сжалось сердце. Пожалуй, если она в течение трех лет поприсматривает за этой девчушкой, это будет не самое плохое время в ее жизни.
Кроме того, она все равно собиралась на пару лет в Англию. В Бирраминде начнется стройка, отец один не останется. Сейчас в фирме появились неплохие работники, она отдохнет и от Аделаиды, и от унизительного сочувствия друзей. Так почему бы вместо Англии не прожить три года в Бирраминде? Какая разница?
Мел… При одной мысли о нем Коппер бросало в дрожь. Нельзя три года жить с человеком, оставаясь свободной от него. «Деловое соглашение», говорит он, а на что будет похоже это соглашение, когда начнется совместная жизнь? Вечером расходиться по своим комнатам, как сейчас, или спать вместе? Засыпать и просыпаться рядом или?.. В настоящей семье это норма, но ведь Мел не хочет настоящей семьи…
Или хочет? Кто ему нужен — экономка или жена? И с какой ролью справится Коппер?
Сон наконец пришел, и, проснувшись поутру, Коппер с удивлением обнаружила, что уже не волнуется. Она спокойно обсудила с Мелом, в котором часу он собирается вернуться с родео и надо ли Наоми приготовить ему бутербродов к ленчу. Она все отчетливей понимала, что, в сущности, не так важно, вместе или порознь они с Мелом будут спать. Важнее, как отреагирует ее отец на отказ Мела сотрудничать с «Копли трэвел», если она не пожелает стать его женой.
Коппер знала, как подведет отца, если вернется ни с чем.
Как-то давно, сразу после колледжа, она оказалась перед выбором: поехать на два года работать в Европу или помочь отцу пережить достаточно неприятный период, работая на него. Тогда отец уговорил ее не упускать своего счастья, и она уехала, и эти два года были счастливейшими в ее жизни, но ему пришлось в одиночку бороться с трудностями. Он доработался до инфаркта, и все удивлялись, как это инфаркт не случился с ним раньше. Коппер только-только вернулась из Англии и не могла простить себе своего эгоизма. Ничего бы с ней не случилось, отложи она поездку на несколько месяцев. Ведь ее отсутствие едва не стоило жизни отцу, который любил ее, защищал и заботился о ней так же, как Мел о малышке Меган.
Второй раз она не посмеет рисковать здоровьем отца.
Меган, пристроившись за кухонным столом, вдохновенно трудилась над произведением искусства с рабочим названием «Две лошади на выгоне». О загогулине, в которой Коппер увидела третью лошадь, художница с восторгом отозвалась: «Это же папа!», и Коппер смиренно осознала свое невежество.
Испытывая затруднение с принятием окончательного решения, она набрала номер родителей.
— Папе намного лучше, — ответила Джил Копли на осторожный вопрос дочери. Она говорила тихо, чтобы Дэн, дремлющий в спальне, не слышал. — Сама знаешь, какой он беспокойный. Все переживает, вдруг тебе не удастся договориться с этим Мэтью Стэндишем, но стоило тебе позвонить и сказать, что ты там остаешься, как он заметно расслабился. Он считает это добрым знаком и уже замучил меня далеко идущими планами.
— Мел, то есть Мэтью Стэндиш, еще ничего определенного не сказал, — возразила Коппер, но мама, по-видимому, пребывала в том же радужном настроении, что и отец.
— Но не откажет же он тебе теперь, когда ты вот уже две недели торчишь там? Вообще-то, он какой? — продолжала она, не дожидаясь ответа. — У отца все равно ничего не добьешься, говорит только, что Стэндиш не дурак. Он симпатичный?
У Коппер перед глазами вспыхнул образ Мела: суровое лицо, непроницаемые карие глаза, улыбка, изредка появляющаяся в уголках губ; Мел с Дочкой на руках, Мел на лошади, Мел надевает шляпу…
— Если захочет.
— Женат?
— Н-нет…
— Та-а-а-ак.
Как это маме удается постоянно сопровождать свою речь многозначительными интонационными паузами?!
— Не говори глупостей, мам, — резче, чем хотела, сказала Коппер. — Дай мне, пожалуйста, папу.
Дэн шумно восторгался, делился с ней планами на будущее, и ей с трудом удавалось вставить словечко.
— Как поживает Мэтью Стэндиш? Мы уже можем подписать с ним контракт? — жизнерадостно спросил он наконец.
Коппер взглянула на склоненную над рисунком темнокудрую головку Меган, потом на телефонную трубку.
— Нам осталось обсудить пару мелких вопросов, папа, — медленно проговорила она, — а тогда можно и подписывать.
— Умница! — Гордость за дочь переполняла Дэна. — Я знал, что ты не подведешь.
— Нет, — произнесла Коппер еле слышно, уже нажав кнопку отбоя. — Я не подведу тебя, папа.
Она осторожно убрала на место антенну и положила трубку на стол.
Решение, видимо, принято.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Коппер металась по двору, ее беспокойство росло. Два часа она провела на веранде, вглядываясь в облако красной пыли, поднятой копытами тысячного стада коров. Трудно поверить, что эта громада повиновалась шести конным пастухам.
Теперь коровы стояли в загонах, грохот и шум, как по волшебству, стихли, сменившись мирным мычанием.
Два работника сидели на заборе и курили.
— Где Мел? — спросила у них Коппер.
— Последний раз я видел его по пути к выгону, — не выпуская изо рта сигареты, откликнулся один.
Значит, он вернулся… Коппер сжала губы. С тех пор как Мел ознакомил ее со своим предложением, прошло два дня. Вернее, с ультиматумом. Но за это время он ни разу не заговорил с ней. А ее, после того как она приняла решение, охватило такое нервное возбуждение, что больше всего на свете хотелось сообщить Мелу, что она согласна, и больше не мучиться сомнениями, правильно ли она поступила. Но вчера Мел, Бретт и другие допоздна пробыли на дальних пастбищах и заночевали под открытым небом.
Весь день Коппер промаялась, ожидая их возвращения, и, когда они наконец появились, ее нервы были напряжены до предела. Но Мелу, видно, не так интересно было узнать, что она решила, и, измучившись ожиданием, она сама пошла к нему.
Выгон для лошадей поливали, и в угасающем свете дня он выглядел мирным, тихим и неправдоподобно зеленым по контрасту с красной пылью вокруг. Герцог отдыхал в теньке, отгоняя хвостом бесчисленных мух. Коппер позвала его и почему-то очень обрадовалась, когда конь пошел к ней. На полпути Герцог остановился, покосился на Коппер влажным черным глазом и преспокойно вернулся к трапезе, решив, видимо, что не стоит пренебрегать сочной травой ради вежливости.
Как все-таки он похож на Мела, со вздохом подумала Коппер и тут увидела, что Мел на своем огромном Рыжем движется к ней навстречу.
Выгон, двор, пыль под ногами — все вдруг перестало существовать. Коппер видела лишь Мела на фоне синего степного неба. Она почувствовала, как тело ее становится невесомым, сжимается сердце и нервная взвинченность сменяется необъяснимой робостью. Два дня она рвалась поговорить с Мелом, а сейчас, когда он появился, не знала, что сказать.
— Добрый вечер, — пробормотала она, закрывшись рукой от солнца и глядя на Мела снизу вверх.
Верхом на Рыжем он казался далеким и недосягаемым. Коппер стояла неподвижно, тоненькая, хрупкая, в узких джинсах и светлой рубашке с длинным рукавом; заходящее солнце бронзово блестело в ее густых каштановых волосах, золотило ресницы. Она молча гладила Рыжего по морде и играла его уздечкой.