После того как прошло первое возбуждение, я понял, что это место мне не нравится. Я сделал его слишком диким. Насилие и жестокость, которые казались мне такими привлекательными в рассказе, теперь вызывали отвращение. Я страстно желал вернуться в мой собственный мир.

Но я не мог вернуться. Я попытался представить себя в моем реальном мире так же, как я сделал, чтобы попасть в этот. На этот раз трюк не сработал. Та сила, которая совершила чудо, была не способна совершить его во второй раз.

Я пережил немало неприятных минут; поняв, что попал в ссылку, в изгнание, в этот ужасный, варварский мир. Сначала я хотел покончить с собой, но не смог. Человек может привыкнуть ко всему. И я заставил себя, насколько мог, привыкнуть к этому миру, который сам же и создал.

— И что ты делал там? Чем занимался? — спросил Брэзилл.

Кэррик пожал плечами.

— Я не умел ничего, кроме того, чем занимался в моем собственном мире, — сочинял истории.

Я усмехнулся.

— Ты что, хочешь сказать, что ты начал писать фантастические истории?

Он кивнул.

— Мне пришлось. Это единственное, что я умел делать. Я писал истории о моем родном, реальном мире. Для всех других людей мои рассказы были плодом больного воображения. Но они им нравились.

Мы рассмеялись. Но Кэррик оставался очень серьезен, и Мэдисон решил подколоть его напоследок.

— И как же ты, в конце концов, выбрался из этого воображаемого мира?

— А я и не выбрался, — сказал Кэррик, тяжело вздохнув.

— Да ладно! — запротестовал Мэдисон. — Это же очевидно, что время от времени ты возвращаешься.

Кэррик покачал головой и поднялся, чтобы уйти.

— Нет, — грустно сказал он. — Я так и не вернулся. Я все еще в мире, в который сам себя и заточил. Я все еще в изгнании.